Журнал Мишпоха
№ 6 (6) 2000 год
Ефрем БАУХ
ЕФРЕМ БАУХ – прозаик, поэт, переводчик. Родился в 1934 году. С 1964 – член СП СССР. В России издал несколько книг стихов – “Грани” (1963), “Ночные трамваи” (1965), “Красный вечер” (1968), “Метаморфозы” (1972).
С 1977 года живет в Израиле. На Западе вышли его книги – “Руах” (стихи, 1978), “Кин и Орман” (роман, 1982), “Камень Мория” (роман, 1982), “Лестница Иакова” (роман, 1987). Удостоен ряда литературных премий.
С 1994 года - Председатель Федерации Союзов писателей Израиля.

Давид ЯКЕРСОН
Лев (Арье). Деревянный рельеф.
© Журнал "МИШПОХА" |
Поэзия
Ефрем БАУХ
РОДОСЛОВНАЯ
Я не усну, хоть я устал.
Во все проникнуть надо мне.
Сквозь день, сквозь ночь летит состав,
Мир рассекая надвое.
Как будто мир себя разъял:
Кусок реки, расколы скал,
Звезда, дымок над крышею —
В дверях, в окне, на дне зеркал
Меняются, колышутся.
То ярки, то темны мазки,
Невнятны, чересчур резки,
Контрастные и разные,
Детали, пестрые куски
Летят, как сны бессвязные.
Я знаю, трудно будет мне,
Но должен, без сомнения,
нащупать где-то в глубине
Все стыки и сцепления.
Вобрать, почувствовать, свести,
Связать, в куски смещенные
Леса, и встречи, и пути,
Составом рассеченные.
Я связь ищу в обрывках дней,
Ищу в обрывках ночи я…
И за окном ряды огней
Бегут, как многоточия.
ИСХОД
Я сбросил тень, как покрывало.
В полночный сад меня влекло:
Там что-то тихо наплывало
и уносилось тяжело.
Как из неведомых отдушин
Прикрывшей очи тишины
Наплывы шли — острее, глуше,
То вовсе были не слышны,
То наплывали с новой силой,
И шума ширился размах.
Так травы падали на днях,
Когда их лезвие косило:
Себя отбрасывая вкось,
Тянулись вдаль и шелестели,
О, как они сбежать хотели
От этих жадно-острых кос…
Так слышен в полуночных лужах
Шум замерзающей воды.
Так в ожиданье зимней стужи
Трещат суставами сады.
Так шорохом, почти неслышным,
Во тьме печалится тростник.
Я онемел: таким был лишним
Мой человеческий язык.
И бесконечно наплывало,
И густо так тянулось вдаль,
Что чудилось, во тьме стояла
До звезд высокая печаль.
Стоял недвижно час разлуки,
Мир обращенных к небу лиц.
Стояли листья все, и звуки,
И тени перелетных птиц.
КНИГА
Миг жизни мимолетен и непрочен.
Вглядись во мглу: тяжел и скуден быт.
Рука слаба — устало перья точит.
Глаз пламени — он в Божий мир открыт.
Свеча сгорает. Воды камень точат.
Забвеньем веет от могильных плит.
Столетья протекли — всего лишь строчка.
Чернила блекнут. Гибнут семена.
Сжигают книги. Но крепка порода —
То запись жизни Бога и народа —
Так, значит, вправду время рушит воды,
Но не горят, не тонут письмена.
Есть книга Бога — скрытая навек
Жизнь человека в пыль стирают плиты.
Но вечен дух, где в каждой клетке слиты
И двуедины — Бог и человек.
|
МАЛЕНЬКИЙ МАЛЬЧИК ИЗ ГЕТТО
Он делал хлеб из песка, он был занят
В солнечном полдне лета,
Печальный карлик с большими глазами —
Маленький мальчик из гетто.
Однажды из горла вырвался смех,
А он ведь не знал, что это,
Но понял по лицам, что это — грех,
Маленький мальчик из гетто.
А ночью над ним, наклоняя бороду,
С глазами печально-мудрыми,
Пел молитву дедушка Борух,
Сухой и желтый, как мумия.
Потом старики накрывались белым,
Худыми ладонями пол мели,
Ложились в ряд, шептались и пели,
Недвижные белые холмики.
Наверно, трудно разжалобить бога,
Ведь столько слез было пето!
Он мало знал, он знал очень много,
Маленький мальчик из гетто.
Печальный старик с большими глазами,
Он не был из одиночек –
Звезды были ему друзьями.
Не желтые. Те из ночи,
Белые звезды. Он видел их ясно.
Он ждал и смотрел на них часто,
Он знал — лишь звезды те станут красными,
Всем будет просто и счастливо.
Ах, облачком стать бы, помчаться с ветрами
К тем звездам. Придете ли скоро вы?
Я мальчик, мне плохо, и папе, и маме,
И бабе, и дедушке Боруху.
Зачем их заставили рано подняться?
Сказали, что там будет лучше.
Труба пребольшая. Так вот где родятся
Красивые белые тучки!
Чего же он плачет, мой дедушка старый.
Ведь он и не знает, что это?
Ты счастлив, мой милый, ты облачком станешь,
Маленький мальчик из гетто…
Был мир. И дети катали обручи
В солнечных пятнах лета.
И тихо плыло над ними облачко —
Маленький мальчик из гетто.
***
Такой ли тайный ход в моей судьбе,
Что жить нам не в обиде, хоть и тесно?..
Вот, наконец, вернулся я к себе,
Нет в мире для меня иного места.
Но не целую эту землю днесь,
Не падаю пред нею на колени,
Я лишь вбираю взрывчатую смесь
Тоски душевной с болью обновленья.
ТОРА
Поэзия – ты тайнопись души:
Мелькнет ли в тучах синяя лагуна,
Сверкнет ли облик дерзостно и юно —
Ты все хранишь до времени в тиши…
Все чудится, что цепкости лишен —
В туманной скуке северного луга
И в сонной ослепительности юга —
Твой взгляд печален, светел, отрешен…
Пусть чудо как детали хороши,
Но их нагроможденье все нелепей:
Высокое прозренье, детский лепет
И ветки скрип — одно к другому лепишь
Вне замысла, вне связи, вне души.
Зачем такая тяжесть, тягость, бремя,
Коль есть пружин и стрелок точный ход, —
Идут часы, отсчитывая время.
Бьет поздний час. Но есть другой отсчет,
Когда душе и горестно и больно,
И человек не может быть судьей.
И ты встаешь лицом к лицу невольно
С горами, с небом и своей судьбой —
Отметены и время и пространство,
Ночная даль пронзительно тиха —
И судит жизнь свободно и пристрастно
Неотвратимый маятник стиха.
|
© журнал Мишпоха |
|
| |