Живу я здесь

Воспоминания нашего двора

Когда-то на нашей улице по вечерам на каждом крыльце была слышна еврейская речь. Собирались пожилые женщины и обсуждали все известные им новости.

Сейчас самый большой знаток еврейского Леня Хрущ знает всего два слова: «Мазл, – говорит он, – это счастье. А шлимазл – это несчастье».

– Леня, – спрашиваю я. – Откуда у тебя такая фамилия – Хрущ?

– Ха, – произносит он и взмахивает руками. Как будто хочет взлететь. Наверное, на языке жестов это должно означать: «То же мне вопрос! Хрущ – это обрезанный Хрущев».

***

Как младенцам дают имена? У евреев чаще всего давали в память о ком-то. Например, об умершем дедушке, бабушке, дяде или другом родственнике. Решалось это в семейном кругу.

Рабкиной-Мазье имя дали на заседании партячейки, секретарем которой был ее отец. Родилась она в 1924 году, вскоре после смерти Ленина, и сомнений у партийцев не было. Будет девочка – Ленина.

Ленина Менделевна. Имя и отчество, как фотография эпохи.

Ленин – уже давно не Бог, и о коммунистах говорят, поеживаясь, а пожилая женщина несет по жизни имя, как родимое пятно.

***

Что такое Советский Союз 60-х – 70-х годов? Попробую объяснить.

В одной семье жили два члена КПСС, муж и жена. В партию они вступили не потому, что свято верили в ленинские идеалы, а потому что так надо было, чтобы быть не хуже других. А поскольку муж и жена были коммунистами, их обязывали выписывать газету «Правда», так сказать, по месту партучета. Так в одну семью приходили две одинаковых газеты. И зачастую ни одну из них не читали.

***

Много лет в Витебске в Белорусском академическом драматическом театре имени Якуба Коласа играл артист Левин. В послужном списке было много интересно сыгранных ролей. Его удостоили звания – заслуженный артист БССР.

В конце 50-х годов театр ставил «Тевье-молочника» по пьесе классика еврейской литературы Шолом-Алейхема. Естественно, на Левина – единственного еврея в театре, режиссер обратил внимание и дал ему роль в «Тевье-молочнике».

Однажды театр был на гастролях во Львове. Учитывая, что там жило много евреев, включили в репертуар «Тевье-молочника». Спектакль принимали хорошо. Но после окончания к руководству театра пришла группа львовских евреев и сказала:

– Все актеры играют хорошо. Наверное, у вас работает много евреев. Знают, о чем говорят, что делают. Вот только один как-то совершенно не похож на еврея.

И показали, на кого бы вы думали?

На Левина.

***

Среди евреев было мало пьяниц, но встречались и такие. Их называли «шикурим». Вот история одного из них. Он работал в сапожной мастерской. Свою зарплату пропивал за несколько дней и приставал на дармовщинку к разным компаниям. Однажды его решили отвадить. Купили бутылку водки, распили ее, и пустую, на три четверти залили водой. Пришел пьянчуга, увидел открытую бутылку и начал:

– Давай выпьем, давай.

Просил, просил. Все отказываются. Пьянчужка не выдержал, схватил со стола бутылку, взболтал содержимое и стал пить прямо из горлышка. Сделал глоток, покраснел, как вареный рак, разбил бутылку о пол и выбежал из мастерской.

Не было его недели две, а потом явился. Оказывается, вода от неожиданности обожгла ему горло.

***

В 20-е годы в Витебске жил старый врач Абрам Манульский. Можете не сомневаться, работы у него хватало. В те времена, как и теперь, было много людей, которые просто любили лечиться. Один из таких пациентов приглашал к себе Манульского буквально через день. Старый врач приходил, выслушивал, осматривал, но ничего не находил. Его приглашали снова и снова. И однажды Манульский сказал:

– Ну что ж, будем лечиться, – и выписал микстуру.

– А как ее принимать? – спросил пациент, довольный, что у него наконец-то что-то нашли и выписали лекарство.

– С утра выльете одну ложку, – ответил Манульский, – перед обедом выльете две ложки, а к вечеру – всё остальное.

То ли лекарство помогло, то ли пациент выздоровел по другой причине, но Манульского он больше не приглашал. И рассказывают, пережил намного врача.

***

Муж Гени Абрамовны – Срол решил развестись. Но сделать это в открытую не решался. Слишком много у Срола было вещей, и он боялся, что жена не отдаст их. Срол пришел домой, когда никого не было, и стал надевать на себя все вещи. Надел три костюма, один на другой, меховую куртку, сверху плащ, кожаное пальто, демисезонное…

В это время домой пришла теща. Она увидела Срола и испугалась:

– Ой, Срол, гешволэн гэворен (опух – идиш), – закричала теща.

***

Более бережливого человека, чем Дора Соломоновна, не знал мир. Хорошо, если в праздники она позволяла себе выпить стакан лимонада. На обед ела то, что осталось от завтрака, на ужин то, что осталось от обеда. Я говорю так много про еду, потому что других трат у Доры Соломоновны вообще не было. Как не было ни мужа, ни детей. Что делать, если так сложилась жизнь. А вот деньги у Доры Соломоновны были. Мама оставила наследство, и она сама всю жизнь копила копейку к копейке.

Много ли отведено человеку, мало ли, но когда-то приходится ставить последнюю точку. Однажды Дора Соломоновна поняла это и написала завещание на имя дочери двоюродной сестры Симочки, которая жила в Киеве.

...После смерти Доры Соломоновны дочка двоюродной сестры Симочка узнала о завещании. Она долго пыталась вспомнить, кто такая Дора Соломоновна, но так и не смогла это сделать.

***

Однажды в Полоцке мне показали афишу конца 50-х годов. «Выступает ансамбль народного танца. Русский перепляс. Солисты М. Лившиц и Н. Дымшиц».

***

Исаак Семенович Верховской много лет преподавал в театральном институте актерское мастерство. И между делом считался большим философом. Однажды Исаак Семенович принимал вступительные экзамены. Конкурс на актерский факультет, как известно, очень большой. В том году – сорок человек на место. Ректор вызвал Исаака Семеновича и предупредил его:

– Вы проводите первый тур творческого конкурса. Надо сделать так, чтобы три четверти абитуриентов его не прошли. А остальным объясните, что актерская жизнь – это не сахар. Пускай подумают как следует, прежде чем поступать к нам.

Исаак Семенович понял задание правильно. Он пришел в аудиторию, где проходил творческий конкурс, и сказал:

– Сейчас мы посмотрим, на что вы способны. Вот стоит стул. Вас сорок человек. Попробуйте все усесться на него. Кто не сумеет это сделать, тот с первым заданием не справился.

Абитуриенты стали штурмовать стул. Человек пять уселось на сиденье, кто-то залез на спинку, остальные взгромоздились им на колени, плечи, головы. Всё равно, мест хватило человек на пятнадцать.

– Вы свободны, – сказал Исаак Семенович тем, кому не хватило или места на стуле, или сообразительности устроиться около него. Потом он повернулся к счастливчикам и спросил:

– Удобно?

Кто-то кряхтел, кому-то не хватало воздуха, еще одному прищемили ягодицу. Но все терпели, не произносили ни слова и цеплялись за драгоценный стул.

Тогда, выдержав хорошую паузу, Исаак Семенович сказал:

– Те, кто станет актерами, будут так себя чувствовать всю жизнь. Место вы займете. А удовольствия от жизни никакого иметь не будете. Запомните это.

Говорят, после первого тура конкурс в театральный институт резко сократился.

***

Моего соседа зовут Фима. Если есть классический тип еврея – так это Фима. Черные кучерявые волосы, глаза чуть-чуть на выкате и нос такой, что орел со своим клювом позавидует. Фима всё знает, у него всегда самые последние новости.

Однажды у кого-то из соседей был праздник. Танцевали, веселились. И забыли про время.

В четыре часа утра ко мне зашел Фима.

– С этим безобразием надо кончать. Никто не может спать, – сказал он.

Я согласно кивнул головой.

– Там живут евреи? – спросил Фима. – Если евреи, я сейчас их быстро утихомирю, они мне долго будут помнить.

– Какие евреи? – удивился я. – Что ты выдумываешь?

– Ну, ладно, – обреченно ответил Фима. – Тогда попробую как-нибудь уснуть под этот гармидар.

И пошел в свою квартиру.

***

Вы не заметили, что у каждого из нас обязательно есть гениальные родственники.

В каждой семье вы встретите академика.

Ну, если не академика, то хотя бы портного, который шил для академика.

Если, на крайний случай, нет портного, который шил для академика, то есть сосед портного.

Если нет соседа портного, который шил для академика, но это уже редчайший случай, то есть двоюродный брат соседа портного, который шил для академика…

У нас нет обыкновенных семей. И если нечем похвалиться, то хвалятся тем, чего нет.

Один мой знакомый утверждал, что его прапрадедушка был лейб-медиком у русской императрицы Екатерины II. Учитывая, что его прапра… жили в маленьком польском местечке, берусь утверждать, что мой знакомый прав наполовину. Его прапрадед действительно был Лейбом, а вот медиком он никогда не был.

***

России не везло на вождей. И мало кто был от них в восторге. Но больше всех не повезло Александру Соломоновичу Слонимскому.

После аспирантуры он сел писать кандидатскую. Так хотелось видеть себя ученым мужем. Тему выбрал верную, на сто процентов. «Стилистические особенности докладов Никиты Сергеевича Хрущева». С такой темой его не мог зарубить ни один ученый совет. И Слонимский уже ходил в ресторан, изучал меню, чтобы отпраздновать свое вхождение в ученый мир. Но подвел его …сам Хрущев. В очередной раз сморозил какой-то такой стилистический оборот, что его в одночасье сняли со всех должностей.

Другой человек впал бы в уныние, у него опустились бы руки. Но Александр Соломонович не такой. Жить как-то надо. И, раскинув мозгами, он решил, что не всё потеряно. Теоретическую часть можно будет сохранить полностью. Примеры, конечно, придется подновить. И готова диссертация «Стилистические особенности речей Леонида Ильича Брежнева». Правда, с примерами здесь пришлось повозиться. Потому что у Леонида Ильича были не фразеологические, а физиологические особенности речей. Но тема верная, и Александр Соломонович был уверен: еще немного, и он защитится. Разве мог знать Слонимский, что подведет его сам …Брежнев. Водили его, водили под руки, не могли поводить еще годик, пока Слонимский защитится. Так нет, перестали водить. Он взял и умер. А что прикажете делать Александру Соломоновичу? Уходить на пенсию без звания. Или сидеть и плакать.

– Не выйдет, – сказал сам себе Слонимский. – Пускай будет Андропов, пускай будет кто угодно, всё равно я звание получу. Тема ведь проходная.

Но Андропов не успел наговорить на целую диссертацию. А Черненко вообще не успел ничего сказать… Когда к власти пришел Горбачев и Александр Соломонович снова, уже в который раз, сел переделывать кандидатскую диссертацию, его сердце не выдержало непосильного труда…

России не везло на вождей, но, что ни говорите, больше других это почувствовал на себе Александр Соломонович Слонимский.

***

Известный художник, первый учитель Марка Шагала – Юдель Пэн любил рисовать обнаженную натуру, то есть красивые женские фигуры без ничего, или вернее, в чем мать родила. Говорят, позировать ему соглашались все витебские красавицы. Но особенно преуспел художник, рисуя губернаторских дочек. То ли они действительно были такие красивые, порода, знаете ли, давала себя знать, то ли хобби у Юделя Пэна было такое. В его мастерской даже отдельная комната была, куда ученики не допускались. Там висели картины с этой самой обнаженной натурой.

А теперь о грустном. В 1937 году старого художника убили. Кто? За что? До сих пор неизвестно. Есть разные версии. Но сейчас не об этом. Все картины Юделя Пэна остались в дар городу. Решили открыть музей художника. Но как строителям социализма, рабочим и колхозникам, показать голых женщин? Не дай бог, развратятся и вместо социализма построят черт знает что. Наверное, так думали идеологи новой жизни. И решили одеть пэновских женщин, так сказать, прикрыть им срамные места.

Представляете, в Лувре стоит Венера Милосская в платье. Смех да и только. Но что поделаешь. И это время мы пережили тоже.

***

В Витебск приехала с концертом еврейская певица Галина Листина. Собрался полный зал. Но певица пела так, что к середине концерта осталось на своих местах ползала. А еще минут через десять зрители сидели только на первых рядах. И то, потому что им было неудобно уйти из зала.

Певица быстренько закончила концерт, вышла за кулисы и сказала:

– Никто не понимает серьезной еврейской музыки. Не осталось ценителей. Не для кого петь.

Каждый из нас считает себя гением.

***

В конце 80-х годов, когда компартия СССР еще была в силе, Ося Рабинович задумал уехать в Израиль. Долго уговаривал своего очень старого отца. Наконец, тот согласился:

– Хорошо, Ося, если ты так хочешь, мы поедем в Израиль. Но, скажи, меня там в партии восстановят?

***

Ему уже далеко за восемьдесят и, как бы он ни бодрился, возраст всё равно берет свое.

– Ой, какую жизнь я прожил. Если бы кто-нибудь знал, – однажды сказал мне Лев Залманович.

И я предложил:

– Напишите мемуары. И все будут знать, какую жизнь вы прожили.

Каюсь, я сказал это в шутку. Но Лев Залманович принял мои слова всерьез и сел писать мемуары. С его упорством можно свернуть горы. За несколько месяцев он написал двести страничек текста.

– Что мне теперь с ними делать? – спросил у меня Лев Залманович.

– Отвезите в издательство, – предложил я.

Через месяц Лев Залманович снова позвонил мне.

– Ты знаешь, я был в издательстве, – сказал он. – Они прочли мою рукопись и похвалили ее. Но сказали, если издадим, то лет через пять, не раньше. Очень мне надо их пять лет. Через пять лет я буду…

Что говорят очень пожилые люди в таких случаях… И я стал отговаривать Льва Залмановича от черных мыслей, но он прервал меня:

– Что ты говоришь про мое здоровье. Я сам знаю про свое здоровье. Но я не дождусь этих пять лет. Через пять лет я буду… в Израиле.

***

Встречаются двое знакомых. Один из них еврей. Другой настроен явно агрессивно.

– Вы такие… Вы сякие… Чтоб вам… Мало вас…

– Что случилось? – спрашивает еврей. – Что тебе плохого сделали евреи?

– Ты еще спрашиваешь? Поразъехались кто куда. Теперь даже зубы по-человечески негде вставить.

***

Свадьба. К женщине средних лет подходит мужчина лет на тридцать старше ее.

– Я знал вашего отца. Замечательный был человек.

– Я часто вспоминаю его, – говорит женщина.

– Вы похожи, как две капли воды.

– Мне многие говорят об этом.

– Моисей Лазаревич так любил своих детей?

– Кто такой Моисей Лазаревич? – удивилась женщина.

– Как кто? – не понял мужчина. – Ваш отец.

– Если бы мой отец был Моисей Лазаревич, сидела бы я тут.

***

Недавно в Витебск приезжал раввин из Америки. Так получилось, что появился, никого заранее не предупредив. Он хорошо владел русским языком и, наверное, решил, что сумеет обойтись без провожатых. На вокзале раввин подошел к таксистам, уверенный, что они знают в городе абсолютно всё, и попросил:

– Отвезите меня туда, где собираются евреи.

Таксист посадил раввина в машину и поехал. Едут они двадцать минут, тридцать минут. Выезжают на окраину города. Раввин начинает волноваться. Мало ли что на уме у незнакомого таксиста.

Наконец, машина останавливается. Впереди растут деревья.

– Ты что? – спрашивает раввин. – Задумал плохое. Бог тебя покарает. Я – раввин.

– Ничего плохого я не хочу вам сделать. Вы же сами просили отвести туда, где евреи. Я привез. Это еврейское кладбище. Одни там, – и таксист показал рукой на землю. – А другие приходят к ним.

***

Я не часто прихожу в синагогу. В годовщину смерти отца, мамы, брата – для меня закон, в йом-кипур – обязательно, а в другие дни, извините, как придется. Всегда с теплотой и грустью вспоминаю синагогальных стариков, тех, кто через годы всеобщего безверия пронес в душе огонек веры.

 Синагогальным старостой в Витебске был Володя Кличевский. До войны он жил в Польше, учился в ешиве. В 1939 году оказался на территории Советского Союза. Воевал. На фронте вступил в коммунистическую партию. После войны его избрали секретарем парткома речного пароходства. С начала 90-х годов, уже пенсионером, стал приходить в синагогу. С детства помнил молитвы, умел читать Тору.

В синагогу приходят в основном пожилые люди, чтобы увидеть друг друга, поговорить и скоротать время. Об иудаизме они имеют приблизительное представление. Поэтому Владимир Абрамович решил недельные главы Торы пересказывать на русский язык, чтобы люди хотя бы знали, о чем идет речь.

Однажды я привез несколько листов шифера, чтобы заделать крышу в синагоге, которая протекала после любого дождя. Зашел в молельный зал, чтобы сказать об этом Володе Кличевскому. Он долго благодарил меня, тряс руку и, вероятно думая, что я должен всё знать, в знак признательности сказал:

– А сейчас недельную главу Торы расскажет товарищ Шульман.

***

В 1997 году на фестиваль «Славянский базар в Витебске» впервые приехал молодежный ансамбль «Сэла» из Иерусалима. В его репертуаре была песня на иврите, которая очень понравилась местным телевизионщикам. Песню крутили на коммерческом канале на протяжении трех лет. Ансамбль, о котором в Израиле знают немногие, стал популярным в белорусском городе. И на фестиваль 2000 года решили снова пригласить «Сэлу».

…Был уличный концерт. Зрителей собралось немало. Они обступили сцену. «Сэла» исполнила несколько песен.

И вдруг кто-то из зрителей крикнул:

– Что ты одни израильские песни поешь. Давай нашу, имея в виду песню на иврите, которую уже несколько лет крутили по местному телевидению.

***

Григорий Темкин в паспорте был записан русским, а в партийном билете в графе национальность значилось – «еврей».

У него спрашивали: «Как такое может быть?». И Григорий вполне серьезно отвечал: «Не могу же я партию обманывать!».

***

Жил в Городке Израиль Залманович Нордштейн. Хороший человек. Работяга. В 60-е годы он работал в райзаготконторе. А тут как раз Шестидневная война Израиля с арабскими странами. И подготовленное пропагандистским аппаратом гневное возмущение советской общественности. Но всё это никак не коснулось бы Нордштейна, если бы в это самое время его не наградили Почетной грамотой райисполкома.

На торжественном собрании решили вручить. Начальник вызывает и говорит: «Почетной грамотой награждается Нордштейн И…» – начальник запнулся, боясь произнести крамольное слово Израиль. Он набрал воздуха и снова начал читать: «Почетной грамотой награждается Нордштейн ...Залманович», – но что делать с именем, снова пауза и здесь начальник нашелся: – «В общем, награждается наш Нордштейн», – сказал и вытер со лба выступивший пот.

***

Звонят из еврейского общинного центра одной женщине, которая на учете в благотворительной организации, и говорят: «Прибыла маца. Зайдите и заберите то, что положено вам».

В ответ молчание. А затем вопрос:

– А что это?

Теперь уже опешил работник общинного центра, хотя сейчас немало людей, которые стоят на учете в еврейской благотворительной организации, ничего не знают о еврействе и знать не хотят. Но такой вопрос здесь слышали впервые.

– Продукты, – сказал работник общинного центра, чтобы человеку было понятно, что такое маца.

– Мне сейчас некогда к вам зайти. Положите эти продукты в холодильник, чтобы они не испортились.

***

Еврей по фамилии Шмулензон стал православным священником. Такое иногда бывает. И нет здесь никакого повода для иронии. Как сказал поэт: «Каждый выбирает сам себе женщину, религию, дорогу…» Шмулензон выбрал православие. Говорят, стал хорошим священником. Из евреев вообще получаются хорошие попы, ксендзы, пасторы…

У нас во дворе живет сердобольная женщина Анна Павловна. Кормит дворовых кошек и собак.

Недавно встречает меня и спрашивает:

– Помните Рахиль Исааковну?

– Конечно, помню, – отвечаю я.

Рахиль Исааковна была нашей соседкой. Лет десять назад она с детьми уехала в Израиль.

– Заболела Рахиль Исааковна. Будут операцию делать. Поеду к батюшке Шмулензону, поставлю свечу за ее здоровье.

– А почему надо ехать к Шмулензону? – не понял я. – Его церковь на другом конце города.

Анна Павловна удивленно посмотрела на меня, как это я не понимаю таких простых вещей, и стала объяснять:

– Рахиль Исааковна живет в Израиле. Поэтому свечу надо поставить у батюшки Шмулензона…

***

 К моему другу приехал погостить родственник из Америки. Не успел войти в дом, как сразу с порога задал вопрос:

– Почему вы до сих пор здесь сидите?

– Нигде я не сижу, – растерянно ответил друг. – Живу я здесь.