ОЧЕРКИ ВРЕМЕН ФЕЛИКСА КАНДЕЛЯ

 

Многие хорошо помнят писателя-юмориста Феликса Камова, дебютировавшего в середине 60-х годов вместе с Аркадием Аркановым, Григорием Гориным в книге «Четверо под одной обложкой». Потом эту фамилию мы встречали в титрах первых семи серий знаменитого мультипликационного фильма «Ну, погоди!», среди авторов популярной в то время шестнадцатой полосы «Литературной газеты»…

Когда известный израильский журналист и писатель Феликс Кандель на «Литературных вечерах» в Минске и Витебске рассказывал о своих первых шагах в литературе, наиболее памятливые и сведущие в зале начали перешептываться:

– Уж не одно ли лицо: Камов и Кандель?

Этот же вопрос я задал гостю, и он, улыбнувшись, сказал:

– Это всё я.

– Взяли псевдоним потому, что Вас не печатали под родной фамилией?

– По образованию я инженер по авиационным и ракетным двигателям. Совсем короткое время после института работал по этой специальности. Ездил по полигонам и не хотел, чтобы кто-то знал, что я – серьезный человек, пишу юмористические рассказы. Потом ушел на вольные хлеба: писал сценарии, пьесы, книги, а псевдоним за мной остался.

Феликс Кандель даже по московским меркам был довольно благополучным человеком. Его издавали, ставили, у него заказывали новые работы. Были деньги, было положение, но в начале 70-х годов его семья решила уехать в Израиль.

– Что подтолкнуло вас к этому шагу?

– У меня еще в Москве в те годы много раз спрашивали об этом: и друзья, и …компетентные органы. Я пытался отвечать искренне, но каждый раз получалась какая-то ерунда. Я никак не мог предельно четко и ясно сформулировать свои мысли. Я и сейчас, по прошествии стольких лет, не могу, даже разложив всё по пунктам, ответить на Ваш вопрос. Есть у каждого человека чувства, которые с трудом передаются словами. Я хотел жить на своей земле.

В 1974 году семья Канделя подала документы на выезд. И получила отказ. Феликса перестали печатать, его фамилия исчезла из титров фильмов. А вскоре в доме отключили телефон. Однажды друзья-отказники собрались на демонстрацию протеста. Пришили к пиджакам желтые звезды и отправились к зданию ЦК КПСС. Естественно, их немедленно повязали, вывезли за пределы Москвы, избили как следует, чтобы помнили, где можно гулять, а где – нет, и дали возможность добираться обратно самостоятельно. Назавтра новая группа демонстрантов отправилась протестовать, и среди них был Феликс Кандель.

Этих повязали так же быстро и оперативно, как и предыдущих, но отвезли не за городскую черту, а в медвытрезвитель. Там учинили предварительный допрос и отпустили по домам. Наутро, когда Феликс гулял во дворе со своей собакой, около него остановился милицейский газик…

Весь день Кандель делил тюремную камеру на двоих со своим псом. К вечеру, когда пришли допрашивать, пес выл в голос. Ему надо было выйти во двор и «сделать свои дела». «Пускай делает здесь, – сказал человек из компетентных органов, – из камеры никуда вас не выпустят. Не положено». «Так выгуляйте сами пса», – попросил Кандель. «Не положено», – ответили ему.

Всю ночь пес, не привыкший в квартире «делать свои дела», выл, а наутро милиционеры на мотоцикле отвезли его домой. Писателю-отказнику дали пятнадцать суток ареста. Как говорится, не бывает худа без добра. Итогом всему этому стала повесть «Зона отдыха».

– Как я пишу? – переспросил Кандель. – Стараюсь далеко не уходить от реальных событий. Однажды я засел за рукопись, которая поначалу многим казалась странной. Я записывал всё, что помнил, знал о своих соседях по московской коммунальной квартире. Так получился роман «Коридор».

Когда Феликс Кандель стал отказником и двери государственных издательств для него закрылись, он начал редактировать самиздатовский журнал «Евреи в СССР». К тому времени относится и его пьеса «Заколдованный театр». И не только названием пьеса напоминает знаменитого шолом-алей­хемовского «Заколдованного портного».

В середине 70-х в Москве еще жили «последние из могикан» – актеры некогда запрещенного еврейского театра, руководимого Соломоном Михоэлсом, а позднее – Вениамином Зускиным. На сцене ГОСЕТа с успехом и шла эта пьеса. Вы помните ее сюжет. Отправился портной на базар покупать козу, чтобы детям было молоко. Привел домой, жена смотрит – купили козла. Привели покупку на базар, там подоили – есть молоко, коза. Привели домой – козел, отвели на базар – коза. В общем, для всех коза с молоком, а как бедному еврею, так козел.

Пожилые актеры с удовольствием взялись за работу. Они тосковали по сцене. Спектакль был готов, его на ура приняли первые «домашние» зрители. Но, как только стали договариваться о гастрольных поездках, выступлениях на московских сценах, стали получать отказы: то зал поставили на ремонт, то на это число назначено торжественное собрание и так далее. Для всех театров есть сцена, а здесь – всё, как у «заколдованного портного»: сцены нет.

В 1977 году Кандель уехал в Израиль. Как он сегодня признается: «…об этой стране я почти ничего не знал. Наш приезд напоминал прыжок в бассейн с вышки. Причем прыгающий не знал, есть в бассейне вода или нет».

– Сорок пять лет вы прожили в России, в Советском Союзе, в Москве, больше трех десятилетий в Израиле. Где ваша Родина?

– У меня две Родины. И пусть это вас не удивляет. Я считаю себя частью Израиля. Я – тамошний человек. Но пишу я на русском языке. И в своей писательской практике на иврит уже никогда не перейду. Так сложилась жизнь.

Феликс Кандель поселился в Иерусалиме, работал все эти годы на радиостанции «Голос Израиля». У него хорошо поставленный, приятный и, вероятно, многим знакомый голос человека, постоянно выходившего в эфир.

– Я вел передачи по еврейской истории, – рассказывает Феликс Кандель. – С годами собрался большой материал. И стал я думать, что делать с этим богатством. Тысячи ксерокопий старых газет, архивные документы, старые книги, воспоминания очевидцев. Они сами просились в какую-то большую книгу по еврейской истории. Так родился четырехтомник «Очерки времен и событий».

Три первых тома написал на одном дыхании, если можно так сказать. А потом остановился. Понимал, что обязан написать книгу о Холокосте. Многие мои родственники погибли в Одессе, родственники моей жены – в Пинском гетто.

Эта книга – мой долг. Но взяться за нее долго не мог. Я не очень сентиментальный человек. И давно вышел из юношеского возраста. По израильским меркам я пенсионер. Так что многое в жизни видел. Но, когда читаешь документы, воспоминания очевидцев о Холокосте, перехватывает дыхание. Мозг отказывается понимать многие вещи…

Постоянно работаю над книгами по истории Израиля. Они охватывают время с начала XIX века до наших дней. Самый стремительный, самый фантастический период в многотысячелетней истории страны. На месте бедной и заброшенной турецкой провинции, на месте малярийных болот выросло мощное индустриальное государство.

Феликс Соломонович Кандель – лауреат четырех литературных премий Израиля. Его произведения постоянно печатаются в журналах «Континент», «Грани», «Время и мы».

В последнее десятилетие в Иерусалиме вышли в свет две новые книги Феликса Канделя: «С того дня и после» и «Не прошло и жизни».

Роман «Не прошло и жизни» имеет подзаголовок «Взгляд затянувшегося прощания». Работа над ним длилась двадцать лет. Она была начата в Москве, в ожидании отъезда, и закончена в Иерусалиме в 1997 году, спустя целую жизнь.

Новый роман – это своеобразное прощание со страной,  прощание с иллюзиями собственной юности.

Слушая детей и внуков, которые говорят на иврите, у которых совершенно другие проблемы, он мысленно ведет диалог с людьми, которых, наверное, уже плохо знает. Московское время для него остановилось в середине 70-х, но он по-прежнему живет в нем…