ПОХОД В КИНО

Стал писать очерк про отца и почему-то сразу вспомнил эту историю. Когда мы с братом были еще маленькими, очень любили ходить в кино. В то время это считалось главным развлечением. Телевидения не было, не говоря уже о компьютерах и прочих новшествах. Слушали по радио концерты, передачу «Театр у микрофона». Отец, предварительно закрыв форточки, крутил радиолу «Москва» и настраивался на «вражеские голоса», которые прорывались сквозь треск глушилок. Правда, гораздо чаще, чем теперь, ходили в гости друг к другу: пили чай с вареньем, во всяком случае, те компании, что собирались у нас дома, редко переходили к горячительным напиткам, играли в шахматы. Батя был любителем преферанса, у него собирались друзья, и они могли на кухне или летом на веранде, мы жили в большом деревянном доме, всю ночь расписывать пульку. Помню, как однажды мама сделала целый таз блинчиков, треугольных, такой формы блинчиков я давно не видел, с ливером, яйцом, луком, а к утру таз был пустой. Преферансисты в перерывах между пульками за милую душу уплели гору блинчиков. Мама с утра встала, посмотрела на пустой таз, и как обычно, ничего не сказала, только тяжело вздохнула.

Но я отвлекся. Мы ходили в кинотеатр «Спартак», в то время это был главный кинотеатр города. Довоенный, с богатой историей, расположенный в центре города, он, конечно же, получал для проката лучшие фильмы.

Впрочем, лучшие советские фильмы, а импортных тогда почти не было, нас заинтересовали позже, а пока мы ходили на первый сеанс, который начинался в девять утра. Крутили на этом сеансе фильмы для детей, обычно патриотические про войну или революцию. И я толкал локтем брата, он старше меня на четыре года, и спрашивал: «Это наши или немцы?». Когда шли фильмы про войну, это было понятно, но когда про революцию, брат возмущался и зло отвечал: «Какие тебе немцы?».

В кино мы ходили по выходным или во время каникул. Обычно это происходило так. Брат слышал на улице от своих друзей про какой-то «зэкенный» фильм. Он приходил домой и начинал просить отца, чтобы тот позвонил в кинотеатр, где директором был его друг по фамилии Крикун, и тот пропустил бы его бесплатно. Отец обычно соглашался, но с одним условием, чтобы брат взял меня в нагрузку. Ему это не очень хотелось, во-первых, за руку тащить меня через дорогу, потом объяснять, где наши, а где немцы, а еще, не дай бог, во время фильма я захочу в туалет. Он предупреждал меня, что «лучше тебе обосцацца», но иногда меня так припирало, что я начинал ерзать на кресле, и тогда он со злостью говорил: «Ладно, пошли», одного меня родители запретили отпускать в туалет.

Конечно, ему лучше было бы одному пойти в кино или с кем-нибудь из одноклассников, но в этом вопросе батя был твердый: «Возьмешь его, – он показывал на меня, – пойдешь в кино. А нет, звонить не буду». А без звонка надо было покупать билет, как сейчас помню, на утренний сеанс он стоил десять копеек. Где же их возьмешь? И брат соглашался идти в кино со мной.

Однажды, когда у брата были весенние каникулы, я еще в школу не ходил, мы отправились в кинотеатр «Спартак». Как назывался фильм, не помню. Почему-то запомнил свой первый увиденный фильм, там Рашид Бейбутов, был такой популярный азербайджанский певец, пел песню «Я встретил девушку, полумесяцем бровь…» А этого фильма не помню. Наверное, про войну. На углу нашей улицы – там, где на горушке стояла парикмахерская, мы встретили Игоря, одноклассника брата. «Куда идете?» – спросил он. «Кино смотреть», – выскочил я. Игорь переспросил, тот ли фильм мы идем смотреть, и глаза у него загорелись. Все мальчишки хотели посмотреть этот фильм. «Меня возьмете?» – спросил он. К Крикуну в «Спартак» по батиным звонкам мы ходили не раз. И никогда нам никто не задавал вопросы, Крикун говорил, на какие места садиться, и мы отправлялись в зал. «Ладно, пошли», – сказал брат. И Игорь присоединился к нам. На Больничной мы встретили Димку. Он был не один, а с братом, который приехал к нему из деревни. Узнав, что мы идем в кино, он сказал, что уже видел этот фильм, а вот брат его ни разу в кино в городе не был. И стал канать, чтобы мы взяли его брата в кино. А когда получил согласие, сказал, что отпустить его одного не может. Мобильников, как теперь, не было, да и телефонов-автоматов тоже. И хотя у нас дома стоял телефон, единственный на улице, отцу, как корреспонденту поставили, позвонить и предупредить мы не могли.

Прошли шагов десять и нас догнал Колька-рыжий. Мы никуда его брать не хотели, даже Игорь сорвал с него фуражку и перекинул ее через забор садика. Но Колька-рыжий перелез через забор, достал фуражку и снова пошел за нами.

В кинотеатр «Спартак» мы пришли к самому началу сеанса. Попросили у билетера позвать Крикуна. Она подозрительно посмотрела на нас, но всё же, громко назвав его по имени-отчеству, сказала: «К вам пришли».

Крикун подошел к столику билетерши и недоуменно посмотрел на нас. Тогда он казался мне стариком. Теперь я понимаю, что на самом деле ему было чуть больше пятидесяти лет. «Что хотели, молодые люди?» – спросил он. Брат толкнул меня локтем, и я стал лепетать. Это был отработанный прием, когда надо было что-то просить, просил я. И не потому, что был маленьким и этим хотели вызвать жалость, а потому что был младше и обязан был делать всякую черновую работу. «Папа сказал, чтобы мы подошли к вам», – сказал я. В дверях нас толпилось пять человек и плюс Колька-рыжий, который не отставал, мы перегородили дорогу тем, кто опаздывал на сеанс. Крикун отвел нас в сторону и переспросил: «Чтобы все подошли ко мне?». «Конечно», – тут же ответили Игорь и Димка. «И я тоже», – вставил Колька-рыжий и получил от Игоря локтем под бок.

«Ну, хорошо, стойте здесь», – сказал Крикун и подошел к столику билетерши, на нем стоял телефон. Он поднял трубку и попросил девушку соединить его с номером, как сейчас помню 8–10.

«Лёва, – спросил он. – Сколько у тебя сынов? Ты же говорил два», – у Крикуна чувствовался, как я сейчас понимаю, южноеврейский акцент.  Наверное, он был из Молдавии или южной Украины. Не сомневаюсь, что батя подтвердил Крикуну, что у него действительно двое сыновей. «Я тебе поздравляю, у тебя шесть мальчиков: трое с черными волосами, двое с белыми и один с рыжими».

Крикун положил трубку, посмотрел на нас и сказал: «Пошли ко мне в кабинет, возьмете стулья. Будете сидеть на стульях».

И мы радостные понесли стулья в темноту зрительного зала.