Дмитрий Онгейберг родился в 1955 году в деревне Дворец Лунинецкого района Брестской области. В 1976 году закончил Белорусский государственный театрально-художественный институт. По образованию – режиссер.

Репатриировался в Израиль в 1990 году.                                                    

Работал в Ленинграде в различных молодежных театральных студиях, на киностудии “Леннаучфильм”. Автор сценариев и режиссер научно-популярных фильмов.

Публиковался в газетах и журналах России и Израиля.

Автор книг “Про себя и… вслух”, “27 глав из жизни Матросика”, “Открытый урок”.

Член Международного союза писателей (2005), член Союза русскоязычных писателей Израиля (1999).

 

Из сборника “Венок Есенину”

И был горячий полдень, привязанный к столбу,
и прядь твоя лежала красиво так на лбу.
Зной шевелил страницы учебника в траве,
в траве пылали маки, как кровь на рукаве.
Казалось, нет в мире ни войн, ни слез, ни ран,
лишь под обложкой книги томился Тамерлан.
Томился целый город средь солнца и песка,
как будто ждал торнадо, как пулю у виска.
А я шалел от мысли и фразой был влеком:
“В хорошую погоду легко быть моряком”.

 

Вариант автобиографии

Я входил в этот климат, как шар входит в дальнюю лузу.
Привыкал к новым дням с не моим летонеисчисленьем.
Сам себе собирался я ставить бесцветный свой голос,
Но лишь слышал, как солнце сгорает на коже, царапнутой болью.
Был я будто сосуд с непрозрачным раствором, похожим на влагу.
Спал на койке, мою принимавшую странную позу.
Разжимал и сжимал кулаки, раздувая набухшие вены.
Пересказывал сон, перечеркивал сроки и делал зарубки на море.
Я собой заполнял за бесценок пустое пространство,
Остужал, где придется, невкусную, пресную воду.
Пот не смахивал с глаз, на каньоны взбирался небритый
И влезал с отвращеньем в другие одежды.
Издавал горлом звуки, что многим казались не к месту.
Изъяснялся посредством всех азбук, включая морзянку.
Был на грани отчаянья, забывал части речи и света.
И черпал сам себя, как из песни, из смачного мата.
Я себя шлифовал, вместо камня на мраморных плитах
Вдруг процеживал гравий.
Так бензин проникал в мои поры с высоким актаном.
Я арбуз ел зимою, мочился на звезды, был гунном
И глядел в перспективу дороги без всякой надежды.
По ночам эти отзвуки бряцают в длинном пенале,
С небумажными гильзами в нем замерцав вперемешку.
И пока камертон буду слышать я в ухе, как будничный зуммер,
Буду жизнь я любить все сильней и сильней, безудержно,
Потому что я помню: кончается чем это все.

 

***

Зима – холодный пантеон,
На Финском – громоздятся льдины.
Такой вчера приснился сон
Среди жары, среди хамсина.

Коснусь горячего стекла,
Зиму рисую, сердце б радо
Здесь достучаться до тепла,
Как и дожить до снегопада.