Мишпоха №20    Аркадий Нудельман * Arkady NOOdelman / ФИКТИВНЫЙ БРАК * A Fictitious Marriage

ФИКТИВНЫЙ БРАК


Аркадий Нудельман

Окончил политехнический институт и аспирантуру московского ВНИИС. В 1987 году защитил кандидатскую диссертацию. В 1989 году эмигрировал в Нью-Йорк. Работает бизнес-аналитиком в известной финансовой компании Prudential Financial. Многолетний корреспондент двух прибалтийских газет. В 2006 году в латвийском издательстве вышла первая книга - роман "Дорогая моя разрушительница".



Аркадий Нудельман

Рисунок Натальи Тараскиной

Рисунок Натальи Тараскиной

Рисунок Натальи Тараскиной

МИШПОХА №20

Мой друг Борька Голдин появился на свет, чтобы быть профессиональным революционером. Видно что-то в воздухе нашей планеты способствует периодическому появлению людей, готовых посвятить свою жизнь противостоянию власти. А может быть, это специальный ген в их организме способствует развитию мозга на особый лад. Такие люди обычно вооружены красивой идеей о необходимости спасения народа и при этом сами, за народ, решают, каким должно быть его спасение.

Появление на свет Голдина, увы, не совпало с революцией в России и периодом становления новой власти. Борька сильно опоздал – он родился только в 1954-м, но подхваченный им ген революции будоражил его светлую голову и звал бороться за счастье людей. Личных оснований для борьбы с советской властью у Борьки не было: он родился в Москве, в обеспеченной семье третьего поколения врачей, рос в большой и красивой квартире на Смоленском бульваре, в их семье даже не было репрессированных в сталинские времена.

Когда мы познакомились с Голдиным в наши институтские годы, во вторую половину семидесятых, он уже тогда читал только самиздат, ходил всегда в одном и том же потертом джинсовом костюме, редко брился, часто пропускал лекции и постоянно находился в ситуациях, грозящих исключением из института. В те времена Борька еще только косил под диссидента, тусовался в различных сомнительных компаниях андерграунда, был знатоком и собирал коллекцию бардовской песни. Он рассказывал близким друзьям о посещении каких-то закрытых спектаклей, которые подпольно ставились прямо в московских квартирах, и просмотров западных фильмов на кассетах, которые каким-то образом попадали в Москву. Будучи способным парнем, Голдин все-таки умудрился окончить институт и получить распределение в один из московских НИИ. В этот период я уехал в Прибалтику, по собственному распределению, и мы почти потерялись, лишь изредка общаясь по телефону. Борис сразу же начал критиковать свой НИИ, обзывая это учреждение “гадюшником околонаучной деятельности…”.

В восьмидесятых я снова начал регулярно бывать в Москве, поступив в заочную аспирантуру. Когда мы встретились с Борисом, он уже окончательно созрел и определился, как борец. Он выбрал евреев в качестве народа для спасения, а борьбу за разрешение свободной эмиграции соплеменников – направлением революционной деятельности. Борьку давно уже уволили из его НИИ, он числился в “отказе” и считался одним из активистов еврейского движения “Отпусти народ мой…”. Борька участвовал в пикетах и демонстрациях, подпольно преподавал иврит и даже встречался с иностранцами – сочувствующими и помогающими. Во времена усатого инквизитора только половины вышеприведенного перечня деяний было бы достаточно органам, чтобы навсегда сгноить человека в лагерях. При Хрущеве и Брежневе диссиденты всех направлений тоже рано или поздно оказывались в “психушках”. Во времена Горбачева власть начала несколько притормаживать репрессии, желая показать миру поворот к демократизации страны. В этот период Борис Голдин уже имел на счету борца несколько вызовов в КГБ на собеседования, сумел выстоять и даже научился специальному языку демагогии о конституции, свободе и правах человека, употребляемому наиболее смелыми активистами еврейского движения в дискуссиях с кагебешниками. Борис и его близкие понимали, что его деятельность уже вышла на такой уровень, что даже в новые, перестроечные времена, она все равно сопряжена с риском любой провокации со стороны органов и возможным арестом.

Пока Борису везло, а может быть, Голдина спасала известность его имени московским корреспондентам западных газет, зарубежным еврейским организациям и сотрудникам американского посольства в Москве. Борис, в полном смысле слова, нашел свое место в диссидентстве. Он был всегда занят и востребован, совсем не беспокоился о деньгах, зарабатывая какие-то скромные суммы за счет преподавания, продолжал оставаться холостым и жил с родителями. Молодой мужчина, с весьма импозантной внешностью, имел множество дружб с соратниками и романов с девушками-соратницами.

Борис решил и меня вовлечь в свою деятельность, предложив стать ответственным по Риге за сбор подписей под петицией-протестом, которую, от имени евреев СССР, московские активисты собирались подать в Верховный Совет. Копия петиции должна была быть направлена в Организацию Объединенных Наций. Я отказался от предложенной миссии, рассказав Борису историю моего дяди-журналиста.

Двадцатипятилетний журналист за статью в московской областной газете, понравившуюся власти, был премирован отрезом американского костюмного материала, поступившего в СССР по послевоенной программе союзнической помощи. Дядя заказал в пошивочном ателье первый в его жизни костюм и стал действительно походить на настоящего журналиста. Через пару месяцев молодого корреспондента направили в один из колхозов области собрать материал для статьи о передовой доярке. Дядя добрался до колхоза, встретился с дояркой, сделал несколько фотографий и побеседовал с председателем и односельчанами героини труда. Добросовестный работник пера так старался, что не успел на последний рейсовый автобус до райцентра. Его устроили ночевать на колхозном сеновале, и он, как стоял, так и улегся спать в своем бостоновом костюме. На следующий день, когда бедолага добрался, наконец, до своей редакции и начал работать над статьей, одна из его коллег, в присутствии других сотрудников, спросила, где и как он провел ночь в деревенских условиях. А наш простак совсем невинно ей ответил:

– Спал я отлично, на колхозном сеновале. Устал и свалился прямо в костюме. До чего же хорош этот американский материал – проснулся, поднялся, а на нем ведь ни одной складочки и даже стрелки отглаживать не придется. Могу поспорить, что мои брюки и после такой ночи самые отглаженные брюки в нашей редакции…

Этих трех фраз в России 1950 года полностью хватило для статьи “антисоветская пропаганда” и пяти лет лагерей. Дядя вышел раньше, по амнистии 1953 года, но потерял половину здоровья и никогда больше не смог найти работу журналиста. Его никто, даже в провинции, не брал на работу, несмотря на полную реабилитацию и красный диплом московского университета. После рассказа я уточнил Борьке свою позицию:

– Понимаешь, я люблю нашу профессию…

Мне хочется что-нибудь серьезное сделать. Я не революционер ни одного общественного движения. Кроме того, я не могу лишиться работы – у меня семья, двое детей. Сейчас действительно настали другие времена, но в этой стране и теперь тебе легко найдут провинность, как только это им станет необходимо.      

Так мы и остались каждый при своем мнении и на своей жизненной позиции. Несмотря на эти расхождения, мы по-прежнему оставались близкими друзьями.

Имя Бориса Голдина, в компании с именами других отказников-активистов, мелькало в западных газетах. На статью об отказниках из России случайно наткнулась американская студентка-филолог, еврейка из Сан-Франциско – Алиса. Девушка изучала славянские языки. Романтичная славистка восхищалась геройскими ребятами из России, рискующими и жертвующими жизнями во имя свободы. Она наугад выбрала Голдина и завела с ним переписку по существовавшим в те времена журналистским каналам. Письма поступали регулярно, примерно с месячной периодичностью. Из писем молодые люди постепенно узнавали друг друга, а когда, со временем, они обменялись фотографиями, случилась взаимная заочная любовь! Это было похоже на любовь по переписке, которую заводят сумасбродные девчонки с заключенными тюрем. 

Я не знаю, что точно: романтика борьбы за свободу, приступы заочной любви или юношеская самоотверженность, а может все вместе, полностью взбудоражили сердце и голову юной американской студентки. Она купила себе лингвистический трехмесячный курс в московском Институте русского языка, получила учебную визу в Россию, сообщила Борьке о приезде и сломя голову ринулась в Москву – вывозить Голдина на свободу.

Ее решение совпало с приездом в Москву летом 1988 года американского президента Рональда Рейгана. В воздухе запахло большими переменами. Железный занавес обвис и прохудился – Алисин приезд прошел без всяких задержек. 

Вышло так, что приезд Алисы случился во время моего очередного нахождения в Москве. Борька сразу пристал:

– Саша! Поедем со мной в Шереметьево, прошу тебя… Я волнуюсь: я никогда в своей жизни не видел дочек американских миллионеров. У тебя и английский многим лучше моего, помоги…

Мы приехали в Шереметьево точно к прибытию самолета и ждали у выхода пассажиров с листом картона, украшенным именем американской невесты: Alice Fisher.

Внезапно из потока выходящих пассажиров на наш картонный плакат резко двинулась очень худая, джинсовая девчушка с симпатичным лицом и спортивным рюкзачком за спиной. На ее лице не было и следа косметики. Грубо, ее возраст можно было оценить лет так в шестнадцать.

– Я есть Эллис. Кто есть Борис? – спросила пичуга на очень переломанном русском языке, сразу перейдя к делу…

Ошарашенный Борис тоже сделал шаг вперед навстречу своей заочной невесте и почему-то ответил в той же манере:

– Я есть Борис…

Мы сели в “Москвич” Бориного папы и отправились прямо к Борису домой, где нас ожидали родители Голдина и стол, накрытый к приезду американской гостьи. Мой друг выглядел разочарованным – облик его невесты никак не увязывался со стереотипом американской студентки из обеспеченной семьи, который каким-то образом сформировался в его сознании. Борис ожидал увидеть роскошную и ухоженную дочь миллионера, а получил небрежную малолетку в протертых джинсах, не сильно отличающуюся от московских хиппи-девочек из тусовки подземного перехода на станции метро “Беговая”.

Девица оказалась очень забавной и любопытной. Ей совершенно не понадобилось времени на адаптацию к новым людям и условиям. Она сразу начала разговаривать на своем бедном русском языке. Алиса старалась помочь своим слушателям активной жестикуляцией и лишь, когда распознавала у собеседника полное непонимание, переходила на английский. Ей казалось естественным для себя не знать русский язык и совершенно очевидным наше понимание английского. Пользуясь вышеописанной разговорной техникой, она неустанно беседовала с нами. Уже через пару минут езды мы выслушали полный отчет о полете, узнали, что она летела в бизнес-классе и хорошо выспалась, получили подробное описание всех пассажиров-соседей Алисы в самолете и даже словесный портрет и характеристику стюардессы. Потом наступила очередь ее вопросов. Ей было интересно все: назначение всех кнопок и рукояток в кабине “Москвича”, правила дорожного движения, состояние дорог и улиц, архитектура и все люди, попавшиеся на пути.  

Наше появление в квартире Голдиных вызвало шоковое состояние Бориных родителей. Они с самого начала не одобряли авантюру сына с фиктивным браком, но, с другой стороны, уж очень хотели, чтобы он вырвался из Совка. Старшие Голдины были уверены, что их сыну угрожает серьезная опасность и над ним уже сгущаются черные тучи. Родители надеялись, что условная женитьба может чудесным образом обернуться в настоящий союз. А девушка ведь ожидалась не простая: еврейка, на фотографии лицо красивое, студентка университета и дочь миллионера. Реальный образ Алисы в глазах любых родителей никак не ассоциировался с понятием жены для сына, пусть даже временной, фиктивной. А ее явное малолетство никак не увязывалось с образом супруги для тридцатичетырехлетнего мужика даже и в моей голове. Придя в себя, мать Бориса вяло поздоровалась и громко продекламировала:

– Эта американская девчушка – именно то, что нужно органам, чтобы, наконец, упрятать тебя за решетку. Власти сейчас начали стесняться прямых репрессий по идейным мотивам, им нужно пришить жертве какую-нибудь криминальную статью. Всем известно, что такие методы и провокации практикуются…

Сейчас ты уже точно допрыгался, Боря, в этой стране статью “за растление малолетних” пока не отменили, и это правильно!

Растерянная Алиса, конечно, не поняла всей сути спора, но каким-то образом уловила, что скандал связан с ее возрастом. Она достала из сумки кошелек, а из кошелька вынула блестящую карточку с фотографией, которую сунула мне в руки. Видимо, я в ее понимании, как нейтральный и ни в чем незаинтересованный человек, лучше всего подходил для роли судьи семейной склоки. Блестящая карточка оказалась водительской лицензией Alice Fisher, 1964 года рождения, выданной администрацией штата Калифорния. Это означало, что американской невесте Голдина целых 24 года и, хотя она на 10 лет моложе моего друга, Борису не следует опасаться страшной статьи российского уголовного кодекса. Матери Бориса пришлось вежливо пригласить всех к столу.

Осмелевшая Алиса, догадавшись, что ее роль героини и спасительницы русского борца за свободу в этот раз еще не отменяется, тут же принялась задавать новые вопросы. Ей нужно было узнать:

– Почему семья двух врачей имеет всего трехкомнатную квартиру?

– Почему в доме только один телевизор?

– Как спустить воду в туалете квартиры Голдиных?

– Можно ли записать рецепт приготовления красного овощного супа (это был украинский борщ)?

– Почему в семье Голдиных только один ребенок?

– В какое время квартиру Голдиных обычно посещает уполномоченный КГБ, контролирующий их семью? – о существовании таких уполномоченных, якобы ежедневно навещающих каждую еврейскую семью, Алису предупредили друзья еще в Америке.

– Как срочно иностранке следует зарегистрировать свое московское место жительства в органах?

Уже получился достаточно длинный перечень вопросов Алисы, а ведь все они обсуждались только в первый час нахождения девушки в доме. А дальше – было больше…

После обеда Алису разместили в комнате Голдина, где она сразу же и уснула. Борису пришлось переселиться в гостиную и спать на диване.

Назавтра, в субботу, Борька позвонил мне и пригласил принять участие в прогулке по Москве. Я заехал к Голдиным, и мы втроем пешком отправились на Арбат.

Алиса опять была в своем репертуаре – Борис и я не успевали отбиваться от ее ни на минуту не прекращающихся вопросов. Она спешила и производила впечатление человека, который прибыл в незнакомую страну и решил за короткое время нахвататься как можно больше языка, истории, культуры и обычаев народа.

Мимоходом наша американская подруга внезапно сотворила курьезную ситуацию, которая только чудом не переросла в скандал и драку с вызовом милиции. Когда на нашем пути попался винно-водочный магазин, с опоясывающей его по периметру двухчасовой очередью страждущих, Алиса спросила о назначении столь популярного заведения. Мы объяснили, она, не сразу поверив, переспрашивая и уточняя, внезапно бросилась к очереди и громко спросила:

– People, are you crazy? Two hours to get a bottle! (Люди, вы что, сумасшедшие? Два часа, чтобы добыть бутылку!)

Алиса только успела начать свою вербально-жестовую лекцию о вреде алкоголя, как мы с Борисом, отлично понимая, чем может грозить эта выходка, силой оттащили сумасбродку, извинились перед очередью за дурдом и вдвоем синхронно покрутили пальцами у виска.

На Арбате Алиса взяла на себя роль покровительницы бедных талантов и накупила дюжину матрешек, несколько картин и другого барахла вопреки нашим просьбам остановиться.

Когда я вернулся в Ригу, Борька продолжал по телефону еженедельно докладывать мне развитие его плана эмиграции. Документы на регистрацию брака с иностранными гражданами нужно было подавать в специальный отдел центрального ЗАГСа Москвы. Заведующая отделом провела с Борисом беседу, поясняющую гражданину Голдину опасность авантюрных связей и последствия брака с иностранкой. Их расписали только через два месяца, и Голдин сразу подал документы на выезд по месту проживания его жены.

Когда я в телефонном разговоре поздравил Борьку с завершением важного шага на пути к эмиграции, он спросил:

– А что это за поздравление – с важным шагом? Мы ведь поженились…

– Боря, так у вас фиктивный брак!

– Саша, это план такой был на фиктивный брак, а мы с Алисой этот план перевыполнили – превратили фиктивный брак в эффективный! А теперь продолжаем стоять на этом правильном пути. Мы любим друг друга…

– Ну, ты и выдал, Борька! Поздравляю с законным браком! С меня подарок, приеду – привезу.

Как это ни удивительно, но эффективный брак Борьки и Алисы действительно состоялся.

Согласно задуманному плану, Алиса после регистрации и завершения семестра в своем институте собиралась вернуться в Сан-Франциско, а Голдин должен был дожидаться разрешения на выезд. Их любовь и супружество полностью поломали первоначальный план. Влюбленные почти не расставались, гуляли по Москве, держась за руки, а, находясь рядом, всегда нуждались в контакте, для чего, как правило, поглаживали друг друга.

Алиса видела в своем муже героя и мужественного борца мирового масштаба. Все их выходы на тусовки отказников и просто на встречи с Борькиными друзьями она рассматривала как нелегальные митинги. Мне даже казалось, что романтическая американка с нетерпением ждет репрессий власти, чтобы заявить работникам органов, что она гражданка США и требует вызова американского консула. Ну, совсем, как в кинофильме “Парк Горького”.

 Борис взял за правило рассказывать об Алисе забавные истории. Это было похоже на рассказы владельцев домашних животных об уме и навыках своих питомцев. С любовью и умилением он поведал мне по телефону, как Алиса пыталась купить пятаки в кассе метро на кредитную карточку. В другой раз была история о том, что после пришивания меток на постельное белье для сдачи в прачечную она представила матери Голдина простой расчет. По ее арифметике выходило, что врачу, по самым скромным расценкам, было бы выгодней за потраченное время принять пару пациентов и купить новое белье. Гвоздем программы стал рассказ об Алисе и очереди. Однажды, возвращаясь с занятий, молодая женщина увидела очередь, выстраивающуюся перед входом в универмаг. Алиса спросила, что это за очередь, и ей объяснили, что здесь будут “давать” мужскую обувь. Молодая жена решила сделать подарок своему мужу и заняла место в очереди. Когда через час пришел продавец и начал торговлю, оказалось, что товаром этого лотка являются стабилизаторы напряжения для телевизора. После объявления о действительном товаре и его цене очередь покинули только считанные люди, а все остальные, включая и Алису, купили стабилизаторы. Когда американская жена, в полной растерянности, явилась домой со своим подарком, она потребовала объяснений, каким образом купленное устройство можно применить в качестве обуви.

Когда я, в свой очередной приезд в Москву, опять пришел к Голдиным, Алиса начала хвастаться своим русским языком. Я решил проверить ее уровень и рассказал анекдот о человеке, который за большие деньги купил в зоомагазине говорящую сороконожку.

 Принес человек сороконожку домой, а вечером решил пойти на прогулку и взять домашнее “животное” с собой. Он сказал:

– Сороконожка, пойдем, погуляем!

В ответ – молчание…

Мужик опять:

– Сороконожка, пойдем, погуляем!

В ответ – молчание…

Мужик расстроился:

– Вот мерзавцы! Обманули! Эта тварь ничего не понимает…

А сороконожка вдруг отвечает:

– Мужик, ты не волнуйся! Я обуваюсь…

Я анекдот рассказал, а Алиса даже и не улыбнулась.

Я спрашиваю:

– Что, Алиска, совсем не смешно или ты не поняла?

– Да я все поняла, кроме одного слова... А что такое “обуваюсь”?..  

Родителей Бори огорчало, что Алиса никогда не меняет свои джинсовые одеяния на другие наряды, более подходящие молодой женщине. Мама Бориса, по своим докторским связям, достала для невестки импортные платья, блузку и юбку. Алиса категорически отказывалась от подарков свекрови. Тогда мамочка придумала коварный ход, чтобы подтолкнуть невестку к женскому стилю в одежде. Она рассказала молодоженам историю, будто соседи однажды ее спросили, что за худенький мальчик появился у них в квартире и кем он приходится Борису. Замысел мамы был понятен: Борька станет переживать, что его принимают за “голубого”, и заставит жену перейти на платья.

Реакция детей оказалась совершенно обратной – молодожены долго смеялись сами, а потом еще и рассказывали всем друзьям, как это прикольно, что их принимают за “голубых”…

После очередного напора мамочки Алиса не сдержалась и прочитала свекрови короткую лекцию, что джинсы являются символом свободы для продвинутой современной молодежи. Она приехала в Россию не как турист, а как борец за свободу. Она приехала в эту страну спасать героя-диссидента Голдина от КГБ. Так как же можно в середине сражения лишать бойца формы?

Семья борцов за свободу прожила в Москве эффективным браком месяцев восемь, а потом неожиданно быстро Борис Голдин получил разрешение на выезд. Когда их провожали в аэропорту, Алиса впервые за время жизни в Москве надела блузку и юбку. Борька сиял и выглядел на миллион долларов: он победил, он свободен, его ожидает светлое будущее, с ним рядом его надежная и любимая жена – дочь американского миллионера.  

Развязку этой истории друзья Голдина узнали от его мамы. Молодожены благополучно добрались до Сан-Франциско. Первые две недели молодая семья прожила в богатом доме родителей Алисы. Затем папа-миллионер снял им отдельную квартиру, оплатив за три месяца вперед. Отец установил месячное денежное пособие для своей дочери-студентки в две тысячи долларов и продолжал оплачивать ее учебу в университете. Папа пригласил Голдина в свой кабинет и поговорил с ним об образовании, специальности, опыте работы и планах на будущее. После рассказа Бориса папа-миллионер вздохнул и посоветовал Голдину заняться ambulance business (бизнес скорой помощи). Папа гарантировал удачу и хороший доход, даже предложил свои рекомендации для получения кредита в банке.

Ничем другим миллионер не стал помогать семье дочери – ну, не принято в этой стране помогать деньгами взрослым детям. Нужно оплатить учебу – пожалуйста, состояние завещать тоже нормально, а вот чтобы тридцатичетырехлетнему зятю деньги давать – никогда.

Борька не стал открывать свою бизнес-компанию – он привык быть профессиональным революционером. Алиса ушла от мужа через полгода. Борька впал в депрессию и еще полгода жил приживалой, на птичьих правах, у разных друзей и знакомых. Потом он пошел учиться на программиста. Уже пятнадцать лет работает по специальности, купил дом, женился на соотечественнице и даже родил сына. Когда мы встречаемся, Борька только мне признается в своей тоске по России и Москве – ему так хочется опять стать молодым и опять быть революционером.

 

© Мишпоха-А. 1995-2007 г. Историко-публицистический журнал.