С юных лет война связала судьбы Захарии и Александры Зимаков с Беларусью.

Гетто и партизанский отряд, десятки лет педагогической работы, общественная деятельность по увековечению героических подвигов и жертв Холокоста, возрождение брестской еврейской общины…

Польша: тяжелое детство

Захария Зимак родился в 1920-м в бедной еврейской семье варшавских безработных. Ошер Зимак и его жена были людьми малограмотными и вовсе не предприимчивыми. И к тому же в семье было шестеро детей. Ошер был готов на любую работу, но удавалось подработать не всегда. Жили в бедном предместье Варшавы за Вислой. Часто их вообще выбрасывали из квартиры, и тогда приходилось обитать в ночлежке.

Захарии с раннего детства начал работать. В шесть лет он крутил у хозяина барабан для изготовления мороженого, в десять работал в пекарне, когда была работа, особенно накануне Песаха.

Дома родители говорили на идише и польском. Учиться Захария начал в польской школе – был единственным евреем в классе, так что мальчику пришлось терпеть издевательства. Обстановка сложилась так, что, останься Захария в школе буквально лишний день, – его могли изувечить, а может быть, и того хуже… Захария больше не вернулся в эту школу, а пошел за Вислу, где была польская государственная школа для еврейских детей и даже раз в неделю преподавали иудейскую историю. Здесь учиться было уже спокойнее. И хотя у бедного полуголодного мальчика не было многих учебников, ему помогли способности. Захария окончил 7 классов, его успехи были отмечены. По результатам тестирования ему дали направление от Института психологии в экспериментальную гимназию, которой руководил доктор философских наук и права Рудольф Талбеншлаг. Он очень хорошо относился к Захарии и, чтобы тот мог как-то прокормить себя, рекомендовал его богатым родителям – Захария репетировал их детей, прежде всего по математике.

Еще учась в школе, Захария часто общался с деть­ми из расположенной неподалеку колонии, которую возглавлял знаменитый Януш Корчак, известный не только как выдающийся педагог, но и как человек, который разделил судьбу своих воспитанников, отправленных фашистами в крематорий. В дальнейшем, работая директором детского дома, Зимак внимательно изучал и применял методы Корчака наряду с методикой Макаренко в своей работе с детьми.

В период учебы в гимназии Захария активно включился в работу еврейской молодежной сионистской организации «А шомер а цаир». В этой же организации состояла и Александра Моджевская, учившаяся в другой гимназии с техническим уклоном. Отношения молодых людей сложились и окрепли уже в этот период, но в их молодежной организации не признавали официальных браков, так что личные отношения основывались на дружбе и доверии.

До лета 1939 года Захария успел окончить четыре класса гимназии и один курс лицея естественных наук, который был на базе этой же гимназии. Александра, которая на два года моложе Захарии, как раз оканчивала гимназию. Но… началась война.

1939–1941 годы. Белоруссия

В первый же день войны, 1 сентября 1939-го, стальной кулак вермахта обрушился на не готовую к современной войне польскую армию. Захария, как и его друзья по «А шомер а цаир», тут же вступил в ряды ополчения, но оно в первые же дни развалилось, как и вся армия. Под обстрелом немецких самолетов разрозненные группы ополченцев двинулись на восток, рискуя оказаться в плену у опережавших моторизованных частей вермахта.

После недельных скитаний, голодные, оборванные, добрались до белорусского местечка Косово. Никто их здесь не ждал. Захарие повезло – местный еврей прихватил его с собой в деревеньку Альба, где семья Резников, арендовавшая несколько гектаров земли, тепло его приняла: одела, обула как могла, и Захария стал помогать им в нелегком крестьянском труде. 17 сентября 1939-го части Красной Армии вступили в Западную Украину и Западную Белоруссию, и еврейские беженцы воспрянули духом. Новые власти провозглашали полное равенство, борьбу с антисемитизмом.

Но очень быстро все стало на свои места. Началось с ограничения прав мелких частных собственников – владельцев лавок, мастерских, пекарен. Затем стали эшелонами отправлять на поселения и в лагеря беженцев людей, отказывавшихся принять советское гражданство.

Но Захария был полон молодежного энтузиазма. Тем более, что, к взаимной радости, Александре удалось найти его здесь. К тому же, их обоих направили на работу в школы, правда, в разные деревни. Захария стал преподавать математику в еврейской школе, где уроки велись на идише. Затем окончил курсы учителей семилетних школ, где изучали русский, белорусский и историю партии, и был направлен снова в деревенскую школу. Александра продолжала заведовать школой в близлежащей деревне. Но только-только начавшая складываться жизнь была прервана новым фашистским вероломством. Немцы напали на Советский Союз.

1941-1942 годы. Гетто

Буквально в первые же дни войны в этой приграничной зоне уже хозяйничали немцы. Для Захарии судьба была усугублена трагическим случаем. Вечером он был схвачен на шоссе немцами и полицаями, и его опознал ехавший в кабине машины немецкий офицер, в котором Захария с ужасом узнал… Клешека, якобы беженца из Силезии, с которым он был совсем недавно на педагогических курсах. По окончании курсов этого «оборотня» оставили в Косове преподавать географию, а жену его даже назначили главврачом больницы. Вот пример, как легко удавалось немцам внедрять своих лазутчиков даже за считанные дни до войны, когда ее приближение здесь, в приграничной зоне, было очевидно всем.

Вчерашний сокурсник поднял автомат и заорал: «Жид, беги!» Затем он толкнул Захарию с насыпи. Тот поднялся и, повторяя слова: «За что? За что?», – продолжал стоять. Все-таки фашист не выстрелил, а приказал солдатам отвести Захарию в гетто. В числе тех евреев, которых сгоняли из соседних деревень, в гетто оказалась и Александра. Так что молодая семья снова воссоединилась при таких трагических обстоятельствах.

Немецкий офицер Лянге обещал председателю юденрата Хайкину, что пока он комендант, расстрелов в гетто не будет. Импозантная внешность уже не молодого Лянге вначале обманула многих. Действительно, до зимы 1942 года Лянге довольствовался взятками для себя, жены и старших офицеров гарнизона.

Гетто представляло собой квартал домов на
окраине городка, куда согнали евреев, разрешив взять с собой только вещи первой необходимости. В еврейские же дома вселились оккупанты и их прихвостни-полицаи, местные жители и крестьяне.

Скученность в гетто была невероятная, все чаще люди болели и умирали, и если до массовых эпидемий не дошло, то только благодаря хорошему еврею-фармацевту, который обслуживал и немцев и, как мог, помогал своим.

Евреи должны были ходить с нашивками на одежде, только по проезжей части улицы, снимать фуражку и кланяться каждому встречному немцу. Заместитель коменданта, всегда ходивший с плеткой, жестоко избивал за малейшее отклонение от предписаний.

Никаких продуктов население гетто от властей не получало. Выжить помогало только то, что местные жители и крестьяне, нуждавшиеся в помощи евреев-ремесленников, подкупая полицаев, обращались к обитателям гетто и расплачивались за услуги чем-нибудь съедобным.

В гетто Захарие и Александре приходилось работать на самых тяжелых работах. Так, в сильные морозы в феврале 1942-го группу, в которой был Зимак, заставили рыть ямы для захоронения узников своего же гетто, которых в последующие дни расстреливали на этой самой Бронной горе. Та же участь ждала и Захарию с Александрой, но спасло их то, что хозяину кожевенной мастерской, работавшей на немцев, потребовался переводчик, а так как Зимак знал немецкий и французский, он уговорил Лянге оставить Захарию в этом качестве. В последующие дни большая часть евреев гетто была расстреляна.

Территория гетто была ограждена слабо, но любой покинувший ее, рисковал быть расстрелянным местными или украинскими полицаями, располагавшимися неподалеку. Однажды хозяин мастерской, вызванный для регистрации, прихватил с собой Захарию как переводчика. Полицейский патруль, увидев на санях рядом с хозяином еврея, тут же повел Зимака на расстрел, подталкивая карабином. Хозяину с трудом удалось отстоять Захарию, помогла взятка – несколько бутылок самогона.

Александру погнали на железнодорожную станцию за десять километров от Косово таскать камни. В морозную зиму, в ветхой одежде, без пищи, многие не выдерживали, падали по дороге, умирали. После трех дней такой работы Александра слегла с воспалением почек, с высокой температурой. Слава Богу, в гетто был хороший врач, лечивший и немцев, которые, в конце концов, несмотря на обещание спасти, расстреляли и его. Врачу удалось вылечить Александру. Но было ясно, что такой работы с 20-километровыми переходами она больше не выдержит. Александра прокралась к белорусской женщине, у которой до войны Зимаки снимали комнату. Она работала в комендатуре переводчицей, и немцы разрешили ей взять в дом еврейку для ухода за маленькими деть­ми. В тепле и относительной сытости Александра быстро пришла в себя после тяжелой болезни. Но через некоторое время немцы по какой-то причине расстреляли переводчицу, и Александре пришлось тайно перебраться в кожевенную мастерскую, где уже работал Захария рабочим и переводчиком, и вместе с двадцатью другими евреями прятаться в ямах, прикрытых чанами.

«Добрый» комендант Лянге сбросил маску зимой 1942-го, когда начались массовые ликвидации еврейского населения.

Один 70-летний старик выбежал из толпы, конвоируемой на расстрел, поднялся на второй этаж полуразрушенного замка героя Польши Костюшко и из окна стал проклинать гитлеровцев и угрожать им жестокой карой. Он был застрелен.

Когда Захария после войны посетил Косово, череп старика все еще находился среди развалин.

К этому времени в Косово уже не осталось ни одного еврея.

1942-1944 годы. Партизаны

Немцы методично подготавливали окончательное уничтожение евреев Косово. В конце июля 1942 года гетто было окружено. Каждый день ждали последнего массового расстрела.

Но случилось совершенно неожиданное. Партизаны отряда имени Щорса, которым командовал Павел Васильевич Пронягин, узнали о концентрации немцев и полицаев в Косово. Откликнувшись на просьбу еврейской 51-й роты, входившей в отряд, Пронягин решил разгромить гарнизон и спасти обреченных на смерть узников гетто.

На немецкой трофейной базе в Слониме работали евреи – члены подпольной организации. Через связных они по частям выносили оружие, которое попадало в отряд имени Щорса и использовалось для вооружения красноармейцев-окруженцев,
примкнувших к отряду, а также и для самих евреев-подпольщиков, которые, в конце концов, выбрались из Слонима и организовали хорошо вооруженную роту в составе отряда.

1 августа 1942 года, ночью, партизаны начали операцию двумя выстрелами 75-миллиметровой пушки, единственной в отряде. Вслед за этим первой в расположение оккупантов ворвалась еврейская рота во главе со старшим лейтенантом Федоровичем. Немцы и полицаи разбежались, решив, что напали десантники. Пока отряд преследовал и уничтожал врага, члены еврейской роты собирали прятавшихся евреев: «Иден, гейт аройс! Мир идише партизанен! Мир вильн айх ратевен!» (Евреи, выходите. Мы еврейские партизаны! Мы хотим вас спасти! – идиш). Начали выходить старики, женщины с детьми, даже раввин – всего около двухсот человек.

Оставив в Косово взвод зачистки, отряд двинулся на базу «Волчьи норы» в леса Слонимского района, захватив с собой освобожденных. Врач отряда Абрам Блюмович, в будущем главный хирург Армии Израиля, оказал первую помощь больным и пострадавшим.

По приказу Павла Пронягина при отряде был создан еврейский семейный лагерь. Опытные партизаны обучали лагерников жизни в лесных условиях, а способных воевать обучали владеть оружием. Командиром еврейского лагеря был назначен кузнец Фридман, замполитом – Захария Зимак. Им выдали оружие. В лагере построили землянки, оборудовали все необходимое для лесной жизни.

А тем временем партизаны отряда имени Щорса еще целый месяц удерживали Косово, и на них работали мельница, лесопилка, ряд других предприятий и мастерских. Зимак с группой партизан вернулся в Косово и нашел еще с десяток евреев, в том числе укрывавшихся у знакомых. Заодно прихватили в лес муку и многое другое из немецких запасов.

В начале сентября, расчистив завалы, устроенные партизанами, регулярные моторизованные части вермахта окружили лес, где были расположены «Волчьи норы». Над базами кружили самолеты, бронетехника двигалась по просекам, пехота стягивала кольцо.

Партизаны с боями, неся большие потери, выр­вались из окружения, а вот семейный лагерь отряд никак не мог спасти. Пришлось старикам, детям, больным рассеяться по несколько человек и прятаться в гуще леса. Однако немцы, используя местное население, вылавливали их и уничтожали. Был случай, когда мать, чтобы немцы не услышали плач младенца, закрыла ему рот рукой, и он задохнулся. Из двухсот евреев семейного лагеря лишь десяти удалось выжить.

Захария и Александра прятались в гуще леса, ночью уползая все дальше от гула машин, выстрелов, голосов. «Мы условились, – писал З. Зимак, – если немцы обнаружат нас, будем стрелять друг в друга, чтобы не попасть в плен».

Когда облава закончилась, Захарие и Александре не встретился в лесу ни один живой человек – только истерзанные трупы. Лишь после войны они узнали, что группе подростков-евреев удалось влиться в партизанский отряд «Советская Белоруссия», а одна семья из пяти человек вернулась к хозяину кожевенной мастерской Ефиму Русецкому, но сосед их выдал, и Ефима расстреляли вместе с женой и тремя детьми.

В последнее время появились дополнительные сведения о неблаговидной роли некоторых руководителей партизан в судьбе еврейского семейного лагеря. Захария Зимак лично занимается сейчас уточнением этих обстоятельств.

Зимакам повезло. Они встретили двух окруженцев из отряда имени Щорса – старшего лейтенанта украинца Балановского и сибиряка Феофанова. Все вместе двинулись на восток, к полесским болотам, куда, как предполагали, отступили щорсовцы.

Чтобы попасть в соседний лес, надо было пересечь метров сто открытой местности. Решили ночи не ждать. Как раз в середине пути услышали гул машин. Троим удалось спрятаться за кустом, а Захарие, бежавшему последним, ничего другого не оставалось, как броситься на землю в чистом поле. По счастью, хотя Зимак лежал прямо на виду, ни с первой, ни со второй машины немцы его не заметили. Очевидно, все их внимание было приковано к опушке леса, откуда они могли ожидать обстрела со стороны партизан.

Долго блуждали они по лесу, пополняя запасы на хуторах, вступая в перестрелки с полицаями. Уже в декабре 1942-го встретили группу военнопленных, бежавших из лагерей. Антисемиты из этой группы предложили Балановскому прикончить или оставить Зимаков, но тот решительно заявил: «Они пойдут с нами!» Наконец, после тяжелого и опасного пути по зимнему лесу группа все-таки добралась до новой базы отряда имени Щорса.

Здесь узнали, что по ложному обвинению по приказу командующего Пинским партизанским объединением 51-я еврейская рота была расформирована, а ее бойцы распределены по разным группам. Прибывшую группу тоже распределили по разным подразделениям. Зимаков оставили в караульном взводе деревни Гоцк Ганцевичского района.

Отряд имени Щорса восполнял тяжелые потери, пополняясь в основном бежавшими из лагерей военнопленными. Люди были случайные, среди них все больше нарастали антисемитские настроения, и даже стало доходить до расправ с евреями. Под разными предлогами расстреляли восемь евреев. Одну женщину убили за то, что прятала золотое кольцо. В феврале 1943-го, когда колонна партизан, не имея достаточного количества боеприпасов, уходила от прямого столкновения с немцами, у одного еврея вырвали винтовку и доложили начальнику штаба Мерзлякову, что тот бросил оружие. Мерзляков приказал своему подручному Федору по кличке Садист заколоть еврея, чтобы немцы не услышали выстрела. Такие самосуды чинились в отсутствие командира отряда Павла Пронягина. С ним самим антисемиты во главе с бригадным комиссаром Егоровым непрочь были расправиться, спасала лишь бдительность его преданных охранников – карачаевца Годжаева и армянина Арутюняна.

В конце марта 1943-го Егоров на собрании коммунистов сообщил, что есть приказ из центра выгнать евреев из отрядов и новых не принимать. Началось изгнание евреев из рот. Некоторые ротные, правда, отстояли тех, кто с самого начала был в отряде и совершил немало подвигов. Так, Натан Ликер пустил под откос 28 эшелонов. Имбер Авиезер – 12 эшелонов.

Оставили всего 5–6 человек, а изгнано было 27 евреев, в том числе Захария и Александра Зимаки. Оружие им оставили. В знак протеста с изгнанными евреями ушел бывший подпольщик Компартии Западной Белоруссии Пилецкий Владимир Емельянович.

Перед изгнанием Пронягин, все время хорошо относившийся к Захарии, сказал ему:

– Зимак, я ничего не могу сделать. Я не член партии. Мою семью раскулачили. Но через три дня прилетает самолет с десантниками с задачей создать централизованное объединение партизан, так как многие действуют разрозненно, и под видом партизан орудуют банды грабителей. Я расскажу руководству о приказе Егорова и попрошу вернуть вас в отряд.

Пронягин не знал тогда о вероломном замысле Егорова. Примерно через четыре километра ушедших окружила группа вооруженных людей с пулеметами и автоматами: «Ложись! Сдать оружие!»

Тогда встал Владимир Емельянович Пилецкий и сказал:

– Расстрел начинайте с меня. Я, бывший подпольщик КПЗП, считаю ваши действия преступными. Через три дня десантники прилетят в отряд имени Щорса, и вы будете наказаны по законам военного времени. Подождите три дня, и если за нами не явятся, выполняйте свое гнусное дело.

Действительно, прибыла группа партизан во главе с комиссаром Дудко, приказавшим немедленно отпустить евреев.

После прибытия десанта разрозненные отряды объединили в бригады, бригады – в соединения. П. В. Пронягина назначили начальником штаба Брестского соединения. Изгнанные евреи были направлены во вновь организованный отряд имени Кутузова Пинского соединения. Захария Зимак был назначен командиром отделения, участвовал в боях, в рельсовой войне. Добровольцем участвовал в уничтожении вражеского дзота на станции Люсиново, был ранен и контужен. Александра также участвовала в рельсовой войне, лично подрывала вражеские эшелоны.

В августе 1944-го территория, где действовали отряды Пинского соединения, была освобождена Советской Армией. Когда отмечали это событие в селе под Пинском, выскочил пьяный комиссар Двойников и заорал: «Бей жидов, спасай Россию!» Зимак не выдержал: «Фашист, я тебя убью!». Двойников порвал наградные листы Зимака и направил пистолет ему в грудь. Начштаба выхватил у него пистолет и увел пьяного. Захария не мог оставить без внимания такое и отправил письмо в областное отделение НКВД. Через день Зимака вызвали, и полковник Одинцов ему сказал:

– Вы правы, но идет война, и мы сейчас не можем заниматься такими делами…

Узнав, что Зимак и его жена владеют несколькими языками, Одинцов предложил им работу в архивном отделе по переводу документов предвоенного и военного времени, но Захария отказался.

Годы труда и духовного подъема

При расформировании партизанских отрядов Зимака направили в Логишинский район, где он до 1945-го года работал директором школы, а затем его обязали возглавить детский дом. Одновременно он был членом комиссии по борьбе с бандитизмом, а эта работа была совсем не безопасной. С оружием не расставался. Александра преподавала в школе историю и немецкий язык.

Мужество и доблесть Захария и Александры отмечены орденами Отечественной войны, медалями «За боевые заслуги», «Партизану Отечественной войны» и многими другими.

Все годы войны у Зимака не было возможности узнать о судьбе своей семьи. Лишь после освобождения Белоруссии и Польши ему удалось получить нерадостные сведения о том, что вся его семья погибла в гетто. Узнал он и о героических страницах в их биографии. Активными участниками восстания в варшавском гетто были его сестра Лилька и брат Нафтали. В книге Цивьи Любеткин «В дни гибели восстания» 1982 года издания читаем: «Зимак Лилька во время апрельского восстания сражалась в отряде Берла Бройдо. Была связной командира центрального гетто Исраэля Канала. 7 мая 1943 года направлена вместе с Павлом (Ароном Брускиным) выяснить возможность отступления по канализационным тоннелям. При выходе из люка погибла в схватке с немецким патрулем и польскими полицейскими. Было ей 23 года». Там же можно прочесть и о подвигах Нафтали Зимака.

Захария до 1953 года был директором детского дома, затем уехал учиться в Белорусский университет и успешно окончил его в 1958 году. В том же году заочно Александра окончила Институт иностранных языков. Затем Захария преподавал и был директором школ и школ-интернатов. Преподавала и Александра. В 1970 году Зимак защитил диссертацию на степень кандидата философских наук. В той атмосфере, которая царила на гуманитарных кафедрах, вряд ли Захарии удалось бы защититься, если бы не помощь профессора В. И. Степанова, у которого он учился еще в университете и который, будучи затем проректором и председателем ученого совета, добился положительного решения.

Затем Зимак много лет, до выхода на пенсию в 1986 году, был доцентом кафедры философии Брестского инженерно-строительного института. В этот период Захарией написан ряд научных брошюр и статей на педагогические и философские темы.

Личная жизнь семьи Зимак текла все эти нелегкие годы в нормальном русле, как бы уравновешивая трудовые перипетии и беспокойства. В 1947 году у них родилась дочь, которая со временем окончила Минский политехнический и сейчас живет в Израиле вместе с сыном, уже прошедшим службу в армии. В 1955 году родился сын, ныне инженер-строитель, живет и работает в Бресте. Там же живет и еще одна дочь, преподаватель английского.

Перестройка, с одной стороны, породила хаос, но, с другой, как раз в этот период стал возможным и рост национального самосознания, возрождение еврейской общины. В начале 1990 года энтузиасты этого возрождения доцент Захария Зимак, учитель-пенсионер Леонид Коган, подполковник в отставке Наум и его сын инженер Геннадий Пекеры возглавили это движение в Бресте. Первым председателем разрешенного властями Брестского еврейского общества “Тарбут” (“Культура”) стал Л. Коган, а после его и Геннадия Пекера отъезда в Израиль – Захария Зимак. Затем его сменит Наум Пекер. В первую очередь они решили добиться создания памятника узникам брестского гетто на Бронной горе, и именно благодаря уважению к З. Зимаку со стороны властей удалось начать это очень важное дело, законченное уже после отъезда семей Зимаков и Пекеров на историческую родину.

Репатриировались Зимаки в 1993 году. Сейчас живут в Акко. И в своем пожилом возрасте, при немалых проблемах со здоровьем продолжают активнейшую деятельность по увековечению памяти героев и жертв войны, по выявлению новых данных о трагических и героических событиях тех лет.

Михаил Ринский