МИШПОХА №23

Большая часть стихов сборника «Я буду петь...» написана узниками гетто и концлагерей в годы Великой Отечественной войны или сразу после нее. Эти строки – живые свидетельства страданий, боли, отчаяния и силы человеческого духа.

Стихи талантливо переведены на русский язык минской поэтессой Аллой Левиной.

В книге «Я буду петь...» помещены оригинальные рисунки Народного художника Беларуси Мая Данцига.

Я посмела присоединить свой голос к голосам тех, на чью долю выпали неимоверные страдания, кому пришлось сначала реально испытать ад на земле, потом погибнуть, а если и выжить, то навсегда оказаться в плену тяжелейших воспоминаний, потому что такая боль и такое горе никогда не покидают человека, а память о таком прошлом не может и не должна быть стерта. Во имя детей, внуков, человечности и самой жизни. Многие из стихов, представленных в этом небольшом сборнике, были написаны за колючей проволокой концлагерей и гетто, некоторые – сразу после войны или позже, но каждая строчка любого из них – кричащее свидетельство трагедии, имя которой Холокост. Большая часть этих стихов была написана на идише, остальные – на английском языке. К сожалению, все меньше и меньше остается людей, владеющих идишем, а стихи, написанные на английском, и вовсе не известны русскоязычным читателям. Но не только это побудило меня взяться за перевод. Видимо, судьбе было угодно, чтобы страшная эта тема стала моей.

Я склоняю голову перед светлой памятью тех, кому не суждено было уцелеть. Я склоняю голову перед памятью тех, кто выстоял, выжил, но кого сегодня уже нет с нами. Я склоняю голову перед всеми бывшими узниками, перед всеми, кто прошел войну, кто боролся и победил в смертной схватке с самым лютым врагом человечества – нацизмом. Я склоняю голову перед Праведниками народов Мира, совершившими самый тяжелый и великий подвиг – быть Человеком. Всем вам, дорогие мои, посвящается эта книга.

«Переведи слезу – слезой, смех – смехом, а не слово – словом», – это строчка из стихотворения Григория Трестмана «Урок поэтического перевода». Именно к этому я и стремилась в своей работе: не потерять ни одной слезинки, не расплескать, не утратить ни единой капельки боли, горя и отчаяния, которые и составляют суть стихов-оригиналов.

Вот имена авторов, представленных в сборнике: К. Бройдо, А. Вольфсон, М. Гебиртиг, Г. Глик, И. Каценельсон, Ш. Качергинский, И. Мангер, И. Паперников, Дж. Розенберг, А. Суцкевер.

Иосиф Паперников Под зелеными деревьями Не играют под деревьями Больше Мойшелэх и Шлеймелэх, Не играют под деревьями Больше Сорэлэх и Леелэх. Не играют в куклы, в мячики Уж ни девочки, ни мальчики. Переулки одинокие. Где ж вы, детки черноокие? Хорошо ль, надежно ль спрятаны От врага вы, от проклятого? Голосочки ваши звонкие Оборвались нитью тонкою. Никогда в домишки здешние Не заглянет солнце вешнее, Не скользнет по стенке зайчиком... Где ж вы, девочки и мальчики?
	Ицхак Каценельсон Элегия Медленно солнце тает, Тает моя надежда. Ночь покров опускает, Траур — моя одежда. Боль мою душу гложет Ночью глухой, слепою. Как с этой ночью схоже Горе мое большое. Мир, не грусти, не надо – Вновь утром солнце вспыхнет. Мне только нет отрады, Мой только плач не стихнет.
Аврум Суцкевер Я буду копать... Я буду копать и копать, что есть мочи, Буду копать я все дни и все ночи, И я докопаюсь до смысла рожденья Моего, твоего на земле появленья. Я буду копать во вчера и в когда-то Сквозь толщу веков и сквозь черные даты. Я буду копать за себя, за тебя, И я докопаюсь до первого дня, В котором, возможно, найду объясненье Ужасному нашему предназначенью. За что нас такой наделили судьбою? Я буду копать и причину открою. Я даже в раю не устану твердить, Я буду копать, чтобы правду отрыть.
	Игрушки Дитя мое, ты дорожи игрушкой, И ночью, когда спать уходит свет, Деревья пусть склонят свои верхушки И звездами укроют вас от бед. Пасется пусть лошадка золотая Во сне на сладком облаке, и пусть, В цветные платья кукол одевая, Ты позабудешь и печаль, и грусть. И куклы горе пусть забудут тоже. Ты не сердись на них и не ворчи. Ведь материнской ласки нет дороже – О ней их слезы и мольбы в ночи. Я помню день – семь переулков мертвых, И нет в живых ни мамы, ни отца. Лишь в красных лужах – пятна листьев желтых Да брошенные куклы у крыльца.
Джейкоб Розенберг Нет выхода Как пишете вы об этом? каким алфавитом пользуетесь? какими словами, каким языком? молчите каким молчаньем и криком каким кричите? Я спрашивал всех лингвистов, всех поэтов, всех мудрецов, всех ученых и затем Самого Бога. Он опустил Свою голову молча, и со вздохом указал Он на самый темный лабиринт Свой, самый черный лабиринт Свой. Он не решился войти в него, оттуда не было выхода.
	Гирш Глик Никогда не говори (партизанский гимн) Никогда не говори, что ты идешь В путь последний, что идешь в последний бой. Твердо верь, что ты живым назад придешь Под победный марш и барабанов бой. От пустынь, песков горячих и олив До бескрайних и заснеженных полей, Землю кровью и слезами оросив, Мы идем с бедою страшною своей. Крепко держим мы оружие в руках, И встает за рядом ряд, за строем строй, Чтоб не знали наши дети слова «страх», Чтобы солнце засияло над Землей. Станет мужеством и силой наша боль. В смертной схватке одолеем мы врагов. Эта песня наша будет, как пароль, Будет гимном до скончания веков. И когда последний выстрел прогремит, Пусть летит из края в край благая весть: Под ногами у врагов земля горит, А мы живы, мы вернулись, и мы здесь!
Мордехай Гебиртиг Как давно Как давно не слыхал я скрипичного звука. Муза молчит. Только горе и мука Голосом плачут и плачут слезами, Плачут о муже, о сыне, о маме. Плачут деревья, кусты, небеса, Горькой слезой обернулась роса. С воем колючие ветры летят, Взрывы грохочут да пули свистят. Волосы детские стали седыми, Неразличимыми в пепле и в дыме. В мире не знали чернее годин. Только лишь дьявол хохочет один.