На рассвете 22 июня 1941 года громадной силы удар обрушился на спящий Советский Союз. В первые же часы войны только в приграничных военных округах, по официальным советским данным, на земле, даже не дав им взлететь, немцы уничтожили 1200 самолетов. А в это время в подвалах Лубянки чекистские костоломы зверски пытали тех, кто задолго до этой трагедии пытался предотвратить ее. Это были арестованные по надуманному «делу генералов» видные советские военачальники.

К середине октября немецкие войска были уже на подступах к Москве. В городе началась паника, и первыми, как крысы с тонущего корабля, сбежали руководители чекистов. В ночь с 15 на 16 октября их эшелоны двинулись к Куйбышеву. В нескольких вагонах везли особо важных заключенных.

На рассвете 22 октября 1941 года вереница «черных воронов» подошла к окруженному высоким плотным забором расстрельному полигону НКВД недалеко от деревни Барыш Куйбышевской области. Под густой мат охранников из машин стали выталкивать изнеможенных мужчин в форме генералов Красной Армии. Правда, с петлиц с мясом были вырваны знаки различия, а на груди форменных кителей видны были дыры от сорванных наград. Один из них выйти не мог, и его вынесли на носилках. Поочередно их отводили к обрыву глубокого оврага, и пьяные чекисты стреляли им в затылок. Последнего застрелили прямо на носилках – ни ходить, ни стоять он не мог. Эти люди, еще совсем недавно составлявшие гордость Красной Армии, чьи портреты печатались во всех советских газетах, были подло убиты, без суда, как впоследствии стало известно, по личному приказу Берии. Разумеется, все это было сделано не без ведома Сталина.

Среди них был и дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Яков Вульфович (Владимирович) Смушкевич, выдающийся советский летчик, легендарный генерал Дуглас времен гражданской войны в Испании. От него и его летчиков бежали без оглядки знаменитые ассы немецкой эскадрильи «Kондор». Наци номер два фашисткой Германии громогласно объявил, что дает миллион марок за голову Дугласа. Герман Геринг, известный летчик Первой мировой войны, знал, за что он собирается платить такие деньги. Но генерал Дуглас погиб не в бою. Его арестовали перед самой войной в госпитале, где он залечивал раны. На носилках вынесли из госпиталя, его пытали изуверы-следователи и расстреляли. А ведь он был кандидатом в члены ЦК партии, депутатом Верховного совета СССР, третьим в перечне первых дважды Героев Советского Союза.

Яков Смушкевич родился в 1902 году в местечке Рокишки в Литве в семье портного. Якову удалось окончить только начальную школу, когда началась Первая мировая война. По приказу главкома русской армии, дяди правящего императора, великого князя Николая Николаевича все евреи были объявлены потенциальными немецкими шпионами и выселены из прифронтовых районов. Ветер вынужденного переселения занес семью Смушкевичей в Вологду, где в возрасте 13 лет Яша стал работать помощником пекаря, а затем грузчиком. Русские мужики полюбили этого кудрявого крепко сложенного паренька. Он не чурался никакой работы, не отлынивал, помогал уставшим, но одно казалось странным товарищам по артели: любую свободную минуту Яков использовал для чтения. Но простили ему это и выбрали 16-летнего паренька своим старостой. «Мужик ты стоящий, нашенский, да к тому же и грамотный», – в один голос загудела артель, когда Яков стал отказываться, ссылаясь на молодость лет. Как только окончилась война, Смушкевичи вернулись на родину, хотя Литва была занята немецкими войсками.

Не смог стерпеть справедливый Яков бесчинств солдатни, и пришлось ему бежать в соседнюю Белоруссию. Там он стал бойцом Красной Армии, вступил в партию и очень скоро его назначили политруком роты. В неудачной советско-польской войне Смушкевич был контужен и в бессознательном состоянии попал в плен к полякам. Политруком занялась знаменитая «двуйка» – польская контразведка.

Якова поместили в виленскую тюрьму «Лукишки» и заявили, что оттуда еще никто не смог сбежать. Но Яков сумел это сделать, и снова Красная Армия – комиссар батальона, а летом 1921 года – назначен помощником военкома 35-го полка 4-ой Смоленской дивизии.

Стоял полк в Белоруссии в местечке Пуховичи, недалеко от Минска. Приглянулась комиссару белокурая красавица Бася Гольдман. Да и комиссар ей понравился, но родители стали на дыбы: «не пустим за пришлого, да еще и комиссара». Услышав окончательное родительское «нет», собрала Бася свои скромные пожитки и направилась к штабу полка. Часовой категорически отказался пропустить ее и ехидно заметил, что никакой жены у комиссара нет. На ее счастье Смушкевич, услышав громкие голоса, вышел и сказал часовому, что это – его жена. Тут же они пошли в исполком и зарегистрировали свой союз, а свидетелем стал близкий друг Якова, впоследствии известный советский разведчик Лев Маневич.

Служил Смушкевич в Белорусском военном округе. В один из дней Якова вызвали в штаб, и командующий округом Иероним Уборевич объявил, что принял решение назначить Якова комиссаром авиационной бригады. В ответ на возражение Смушкевича, как можно руководить летчиками, не умея летать, командующий ответил кратко: «Научитесь».

Командир бригады, один из первых русских военных летчиков, кавалер редкого по тем временам ордена Красного Знамени за гражданскую войну, настороженно встретил нового комиссара. Но очень скоро они стали друзьями, и командир закрыл глаза на нарушение устава и инструкций, когда его комиссар стал учиться летать, не имея летного диплома. Вскоре командир пошел на повышение. А Смушкевича, по его рекомендации, назначают командиром и комиссаром 201-ой легкобомбардировочной бригады. Тут уж Яков настоял и был послан в старейшую, Качинскую, школу военных летчиков. Всего лишь за 39 дней своего отпуска Смушкевич прошел ускоренный курс летной подготовки и получил удостоверение пилота с лестной аттестацией, что может летать на всех типах самолетов.

Вскоре бригада, которой командовал Смушкевич, заняла первое место в Военно-воздушных силах страны. Правительство Белоруссии наградило бригаду орденом Трудового Красного Знамени БССР, а ее командира – Почетной грамотой ЦИК БССР.

В 1936 году Смушкевича снова вызвал Уборевич и сказал, что рекомендовал его на пост военного советника по авиации в Испанию. Все советские военные советники прибывали в Испанию под псевдонимами. С псевдонимом Смушкевича произошел анекдотический случай, который описан в мемуарах бывшего командующего республиканскими ВВС Сиснейроса.

Присланная на помощь мятежникам генерала Франко немецкая эскадрилья «Кондор» господствовала в небе, и вот Сиснейросу докладывают, что, наконец, прибыл Дуглас. Не разобравшись, он спрашивает, а кто в нем, приняв имя за распространенный тогда тип самолетов. Ему снова докладывают, что прибыл Дуглас. Рассвирепевший Сиснейрос не успел вылить свой гнев на докладывающего, как в комнату вошел Смушкевич в кожаной куртке. Той самой, которая вскоре стала известна всем республиканцам. Очень скоро нашли общий язык потомственный аристократ, граф, прямой потомок вице-короля Аргентины и сын местечкового портного.

В первом же бою Смушкевич со своими летчиками начинает один за другим сбивать немецкие самолеты. В результате – восторг испанцев и грозный втык Москвы: «Вас послали не летать, а руководить!» Но продолжал летать Яков на своих «Чатос» (курносых) – так прозвали испанцы советские истребители. Немцы полностью проиграли борьбу за небо. Очень неохотно они стали вступать в бой с советскими летчиками. За восемь месяцев пребывания в Испании Смушкевич налетал 223 часа. из них – 115 часов на советских истребителях, а остальное время на бомбардировщиках и трофейных самолетах.

В Испании Смушкевич получил извещение, что награжден орденом Ленина. После возвращения в Москву его вызвали в Кремль, где Калинин вручил ему орден Ленина и грамоту Героя Советского Союза. В грамоте было написано, что ее владелец награждается «За успешную организацию борьбы с авиацией противника, личное мужество и героизм». (Золотую Звезду ввели немного позднее, и обе свои Звезды получил Смушкевич уже после боев на Халхин Голе).

Тогда же Якову Вульфовичу пришлось стать Яковом Владимировичем. Сталин и Ворошилов сочли, что негоже советскому военачальнику иметь отчеством имя бродячего портного-еврея из литовского местечка Рокишкис.

Смушкевич продолжал летать, и не по его вине произошла авария. Врачи еле спасли летчика. Ходил Яков с трудом, опирался на палочку. Сапоги не налезали на опухшие ноги, пришлось носить сандалии.

Началась война в далекой Монголии на реке Халхин-Гол. Японская авиация господствовала в воздухе. Командующим советской группы летчиков, среди которых было семнадцать Героев Советского Союза, в Монголию вылетел Смушкевич. Вскоре прибыли новые советские самолеты, и Смушкевич отдал их «испанцам», то есть летчикам, которых он знал по боевому опыту в Испании. В первом же воздушном бою японцы потерпели поражение.

Вот как писал об этом бое в своих воспоминаниях маршал Жуков: «22 июня 1939 года в районе озера Буир-Нур появилась группа японских истребителей в составе двадцати самолетов. Яков Владимирович поднял в воздух тридцать самолетов. Завязался бой. Через небольшой промежуток времени к японцам подошли на помощь еще тридцать самолетов, но на подходе их перехватили наши «Чайки». Их вели Герои Советского Союза из так называемой «группы Смушкевича». Мы видели, как загорались и падали самолеты. А Смушкевич, находясь на КП, сообщал: «Падают японцы».

После Халхин-Гола, за который Яков стал дважды Героем Советского Союза, Смушкевич был назначен командующим ВВС наркомата обороны. Умелый летчик, организатор, пришелся не ко двору в Кремле. Человек исключительной порядочности, он не мог лукавить, притворяться, называть черное белым и к большому неудовольствию вождя имел на авиационные проблемы собственную точку зрения. Зачастую точка зрения Смушкевича резко отличалась от мнения Сталина, который давно уже считал себя корифеем в области военной авиации. Якову подсказывали не спорить с вож­дем, но он не прислушался. Несмотря на то, что Смушкевич все еще не оправился от последствий аварии, он принял активное участие в советско-финской войне. Именно тогда выявились недостатки советской авиации, о которых он говорил на всех совещаниях. Очень не понравились Сталину и сравнение советских военных самолетов с немецкими, которое высказал Смушкевич на одном из совещаний, а также его предложения по улучшению конструирования самолетов.

Вскоре встал вопрос о введении в Красной Армии генеральских званий, и Смушкевич по должности вошел в комиссию по их присвоению. Единогласно было решено присвоить Смушкевичу высшее тогда воинское звание в авиации – генерал-полковника. Яков Владимирович стал возражать, так как комиссия постановила даже заслуженным, известным летчикам не присваивать звания выше генерал-лейтенанта. Смушкевич настоял, чтобы было записано его особое мнение, и ему дали только звание генерал-лейтенанта. «Я не хочу, – сказал Смушкевич, – чтобы у кого-нибудь даже возникла мысль, что вот сидел Смушкевич в комиссии и себе одному высшее звание выбил». Председателем комиссии был нарком обороны Ворошилов, который не преминул доложить об этом с соответствующими комментариями Сталину.

А тут еще кляуза командира 57-й авиабригады полковника Cбытова. Ничем эта часть не отличалась, но служил в ней сын Сталина – Василий. Его и упросил командир передать письмо отцу. В нем Смушкевич обвинялся во вредительстве: он принял некачественный авиационный мотор, при нем увеличилась аварийность и был ряд других грехов. Письму дали ход, ряд руководителей ВВС понизили в должности, в том числе и Смушкевича – до главного инспектора ВВС, а затем назначили заместителем начальника генштаба по авиации.

После смерти Сталина его сын Василий предстал перед судом. одним из обвинений было то, что Василий виновен в гибели Смушкевича. На что подсудимый ответил, что он Смушкевича никогда не видел и не знал. От отца слышал о нем: «Правдив, храбр, дело знает».

Незадолго до начала Великой Отечественной войны Смушкевич и назначенный по его рекомендации на пост командующего ВВС, генерал-лейтенант Рычагов приняли участие в совещании по перспективам развития военной авиации. При рассмотрении одной новой модели, которая очень понравилась вождю, Рычагов со свойственной ему прямотой заявил, что пусть сам конструктор на таких «гробах» воюет, а он не берется. Тут же он и поддержавший его Смушкевич резко выступили против одновременной реконструкции военных аэродромов в приграничных военных округах. Это уже был прямой камень в огород всесильного Берии – аэродромы перестраивались заключенными. Сталин сказал Берии: «Лаврентий, разберись». Тот разобрался и, как только представилась возможность, пристегнул Смушкевича к надуманному «делу генералов», среди которых были бывшие командующие ВВС Красной Армии – Локтионов и Рычагов.

Смушкевича арестовали 7 июня 1941 года.

Дочь Смушкевича Роза вспоминала, как незадолго до ареста отца тогдашний начальник Генерального штаба Красной Армии Г.К. Жуков, по-видимому, прослышав о наветах на Смушкевича, приехал к нему в госпиталь и уговаривал добиться приема у Сталина.

На следующий день после этого визита Смушкевич был арестован. Роза Смушкевич также вспоминала, что маршал Жуков, назначенный после смерти Сталина заместителем министра обороны, сразу же вытащил семью репрессированного генерала из сибирской ссылки. В Москве он сумел предоставить им приличную квартиру. Уже в 1954 году маршал добился пересмотра дела, посмертной реабилитации Я.В. Смушкевича и приличной генеральской пенсии его семье.

В сборнике документов «Органы государст­венной безопасности СССР в Великой Отечественной войне», изданном ФСБ России (том 2, книга 1) опубликован следующий документ: «По заключению зам. наркома внутренних дел Кобулова и прокурора СССР Бочкова от 17 октября 1941 года приговорены к высшей мере наказания ряд генералов». Cреди них был и Смушкевич.

В ночь с 15 на 16 октября 1941 года эшелон со сбегавшими из Москвы энкаведешниками направился в Куйбышев. В нескольких вагонах везли наиболее важных подследственных. Вслед за ними было послано предписание Берии, в котором предлагалось: дело прекратить, суду не предавать и по прибытию на место немедленно расстрелять. Когда и как это произошло, видно из недавно опубликованного документа: «Акт. Куйбышев. 1941 год, октября 28 дня, мы нижеподписавшиеся, согласно предписанию Народного Комиссара Внутренних Дел СССР, Генерального комиссара государственной безо­пасности тов. Берия Л.П. от 18 октября 1941 года за № 2756/ Б привели в исполнение приговор о ВМН (высшая мера наказания) – расстрел в отношении 20 осужденных...» Далее следовал список, где третьим значился Яков Смушкевич. Акт подписали: старший майор госбезопасности Баштаков, майор госбезопасности Родос и старший лейтенант госбезопасности Семенихин. Но врали эти расстрельщики. Никакого суда не было. Даже юридически эта казнь была оформлена только 21 марта 1947 года, когда Указом Президиума Верховного Совета СССР Смушкевич был лишен воинского звания, званий Героя Советского Союза и всех других наград. Через 10 лет, 15 апреля 1957 года, тот же высший законодательный орган страны отменил предыдущий указ, и семье Смушкевича вернули все награды.

Уже после посмертной реабилитации Смушкевича его дочь Роза решила поставить памятник на месте гибели отца. Добралась она до деревни, возле которой был расстрельный полигон НКВД, и стала спрашивать старожилов, где хоронили убиенных. Точно не мог указать никто. Только один старик стал пояснять ей, что убивали их на склоне оврага, трупы падали вниз, а затем этот склон взорвали.

Роза тогда не обратила внимания на слова, что один из расстрелянных, которого убили на носилках, не мучился, так как был без сознания. Когда она рассказала об этом матери, та заметила, что, вероятнее всего, этот старик был членом расстрельной команды. К своим грязным делам чекисты посторонних не допускали.

Первый памятник Якову Смушкевичу поставили в 1969 году в Рокишкисе, как дважды Герою Советского Союза. Автором памятника был известный литовский скульптор Константинас Богданас. Памятник сохранился и в современной независимой Литве. На нем на литовском языке выбиты имя и фамилия Смушкевича, а внизу добавлено, что это также и памятник жертве коммунистических репрессий. В Рокишкисе был и мемориальный музей Смушкевича.

В начале XXI века у Розы Смушкевич начались проблемы с сердцем. Она эмигрировала в Германию, и немецкие врачи помогли ей. Там же она узнала, что скульптор Лев Разумовский изваял оригинальный памятник ее отца. Она приехала в Россию, настояла, чтобы бюст Смушкевича отлили в бронзе, и 17 августа 2008 года на кладбище Военно-воздушной академии имени Ю. Гагарина в подмосковном Монине состоялось торжественное открытие памятника Смушкевичу. Бронзовый бюст работы скульптора Льва Разумовского, установлен на стандартном постаменте, который был принят для памятников дважды Героям Советского Союза. Находится рядом с черной мраморной доской, которую Роза Смушкевия установила ранее в память о своих родителях. На полированной поверхности выбита надпись:

«Смушкевич Басе Соломоновне, Якову Владимировичу».

Якова Смушкевича не забыли ни в России, ни в далекой Испании. О нем написаны книги, статьи. Один их первых Героев Советского Союза Водопьянов назвал Смушкевича «авиационным Чапаевым». О нем писали Михаил Кольцов, Эрнест Хемингуэй, Илья Эренбург. Первый документальный фильм о Смушкевиче – «Генерал Дуглас» был снят в Литве в 1979 году. В 1988 на центральной студии документальных фильмов СССР был снят второй фильм «Расстрел на рассвете» и совсем недавно в России 43-минутный фильм «Живая легенда». В этом фильме в роли комментатора выступала дочь Смушкевича Роза Яковлевна.

В 1988 году Роза Смушкевич – синьора Дуглас была приглашена в Испанию на открытие мемориала советским добровольцам, сражавшимся за Испанскую республику. Розу Яковлевну тепло встретили испанские летчики – республиканцы и подарили ей планшет отца с летными картами и его записями на них, который сохранился у одного из летчиков.

В Испании есть обычай: когда близкие друзья расстаются надолго, они обмениваются рубашками. Розе сообщили, что вдова одного из погибших испанских летчиков хранит рубашку ее отца. На просьбу передать ее семье Смушкевича последовал отказ. Во второй приезд в Испанию, когда вдове подробно рассказали о трагической судьбе генерала Дугласа, о том, что его жена и дочь долгое время провели в лагерях и ссылке, что все их имущество конфисковали и у них практически ничего не сохранилось в память о муже и отце, она достала рубашку из заветной шкатулки и отдала ее Розе.

Илья Куксин,
г. Балтимор, США