«… Перед глазами бригады предстала комната с совершенно пустыми витринами. На полу стояла пара семисвечников и …все», – таким было впечатление корреспондентов газеты «Віцебскі пролетары»¹, посетивших еврейский отдел Витебского государственного культурно-исторического музея осенью 1929 г.² Дело обстояло не так уж страшно: вероятно, сотрудники музея просто не смогли как следует оформить экспозицию, несмотря на то, что в запасниках хранилось немало предметов еврейской культуры, в том числе богослужебной утвари. Как имущество верующих-иудеев оказалось в музее – отдельная история, которая заслуживает внимания.

Так называемая «еврейская коллекция» Витебского музея возникла на основе собраний известного белорусского коллекционера А.Р. Бродовского³. В ее составе имелось немало богослужебных предметов, которые условно можно назвать «иудейской частью еврейской коллекции». В 1920-е–1930-е гг. она претерпела значительные изменения. Сложно сказать, в лучшую или худшую сторону – смотря с чьей позиции посмотреть. Всем известно, что с установлением советской власти началось притеснение религий: происходило массовое закрытие христианских храмов, синагог, молитвенных домов. Нередко ценности, находившиеся там, передавались местным органам власти, и часть этих ценностей попадала в музеи. Безусловно, для верующих было трагедией то, что их реликвии используются в качестве экспонатов на антирелигиозных выставках. Но, с другой стороны, эти предметы не были уничтожены, а поступили в распоряжение ценителей истории и искусства.

Предметам иудейского культа в музее нашли применение. К примеру, на одной из выставок, подготовленной сотрудниками в 1920 г., было использовано 18 субботних подсвечников (на 2, 3, 4, 5 и 6 свечей), 10 медных ханукий⁴, украшенных различными символическими рисунками, 13 серебряных подвесок к Торе, 2 серебряных амулета, 1 серебряный годес⁵ и 1 парчевая ермолка⁶. Иудейская часть еврейской коллекции была достаточно разнообразной, и в последующие годы она стремительно пополнялась.

Кому-то может показаться странным, но непосредственным образом связанной с пополнением фондов Витебского музея была кампания по оказанию помощи голодающим Поволжья, развернувшаяся в 1922 г. Естественно, главной целью этого мероприятия был поиск советским правительством ресурсов для решения экономических, внутри- и внешнеполитических проблем, но в некоторой степени была проявлена забота и о сохранении исторического наследия. Согласно «Инструкции о порядке изъятия церковных ценностей, находящихся в пользовании групп верующих», утвержденной Всероссийским Центральным Исполнительным Комитетом в феврале 1922 г., было отмечено, что предметы, представляющие историческую ценность, должны передаваться на хранение в специальные отделы местных органов власти до особого распоряжения комиссии по конфискации ценностей⁷.

С этой целью весной 1922 г. в Витебске при губернском исполнительном комитете была создана особая комиссия по проверке ценностей. Ее назначением было выявление среди имущества, конфискованного у всех конфессий, ценных, в историческом плане, предметов. Комиссия работала ежедневно, кроме воскресенья и праздничных дней, и ее деятельность распространялась не только на Витебск, но и на всю губернию⁸. Благодаря деятельности особой комиссии в фонды Витебского музея в мае 1922 г. попало несколько предметов, принадлежавших ранее иудеям Витебска и Орши⁹, в ноябре 1923 г. – указка для чтения Торы из витебской синагоги¹⁰.

С середины 1920-х гг. в Белорусской ССР начало активно действовать краеведческое движение: изучением истории занимались учреждения культуры и образования, а для координации этой работы в Минске в 1924 г. было создано Центральное бюро краеведения. В это время при создании коллекций по еврейской истории проявилась своеобразная конкуренция между Белорусским государственным музеем в Минске и Витебским музеем. В обоих городах проживало большое количество евреев: в 1923 г. в Минске насчитывалось 48,3 тыс. представителей еврейской национальности, а Витебск с его почти 40-тысячным еврейским населением уступал только столице БССР¹¹. Белгосмузей хотел сосредоточить в своих фондах максимальное количество ценностей, в том числе – отражающих деятельность иудейских общин. В качестве аргумента было высказано мнение, что в остальных музеях (Витебском, Могилевском и других) хранится мизерное количество экспонатов по еврейской истории, поэтому там их невозможно использовать в культурно-просветительских целях.

Руководство Витебского музея не стало спорить с ведущим музейным учреждением республики, но на практике стремилось осуществлять самостоятельную деятельность. В октябре 1925 г. заведующий Витебским музеем посетил Белгосмузей и пообещал передать туда все еврейские ценности. Но, вернувшись в Витебск, написал в Минский музей, что не смог дать никаких обещаний, так как «еврейская коллекция» является собственностью сотрудника А.Р. Бродовского, а следовательно, передавать ее куда-либо не представляется возможным.¹²

Борьба за еврейские ценности продолжалась и в дальнейшем. Так, в Минске на заседании музейного совета, проходившего 12 ноября 1926 г., было решено: «существующий в Б(елорусском) Г(осударственном) Музее еврейский отдел должен быть единственным для всей Беларуси, для чего должны быть в нем сосредоточены все предметы еврейского быта, старины и искусства, находящиеся как в Витебском и Могилевском Музеях, так и окружных и районных Музеях».¹³ В ответ на своем собрании в феврале 1927 г. сотрудники Витебского музея решили: «с постановлением Совета о том, чтобы еврейский отдел существовал только при Минском музее, принципиально согласиться не возможно...»¹⁴.

Столкнувшись с таким упорством сотрудников Витебского музея, в Минске решили несколько изменить тактику.  Так, в январе 1929 г. руководство Белгосмузея предложило своим витебским коллегам обмен: Минск хотел заполучить 2 серебряных амулета, а за это предлагал Витебску новый годес и деревянные рукоятки от свитка Торы.¹⁵ Правление Витебского музея с интересом отнеслось к такому предложению, но выставило свои условия. Оно было согласно обменять амулеты только на целый свиток Торы¹⁶.

Безусловно, Белгосмузей и сам вел поиски ценностей в синагогах, молитвенных домах Белоруссии, но все же не отказывался от идеи создать у себя богатую коллекцию за счет других музеев. В апреле 1930 г. он предложил Витебскому музею передать в столицу летопись-пинкос, 2 ханукии (одну – украшенную фигурами двух грифонов, вторую – с орлом на задней ажурной стенке), корону от Торы, годес в виде птицы и некоторые другие предметы¹⁷.

В конце 1920-х гг. сотрудники Витебского музея занимались активным поиском экспонатов по территории всего Витебского округа. К этому делу привлекались не только специалисты-искусствоведы, но и все заинтересованные лица. Для поиска иудейских ценностей в городах и местечках округа Витебский музей использовал различные способы. Например, в сентябре 1929 г. в Лиозно и Колышки был командирован сотрудник музея Залман Липкинд, в Городке сбором ценностей занимались учителя местной еврейской школы Славин, Бравый, Видзон и Хазанов.¹⁸

Большое количество предметов было найдено в закрытых синагогах и молитвенных домах. Например, в 1929 г. из клуба портных, занимавшего здание Витебской Хоральной синагоги, в музей были переданы свитки Торы и ханукия.¹⁹ Осенью того же года руководство музея просило городокских комсомольцев передать в Витебск арон-а-кодеш, биму²⁰ и другие предметы. Дело в том, что в 1929 г. в Городке была закрыта синагога, а в ее здании расположился клуб ЛКСМ²¹.

Витебский музей расчитывал на помощь жителей округа. Он обратился к ним с призывом приносить в музей любые предметы, связанные с еврейской историей. Прием осуществлялся ежедневно, кроме понедельника. Жители Витебска не остались в стороне от этого дела и дарили музею предметы старины, среди которых была и богослужебная утварь. В мае 1929 г. один из витеблян принес в музей книгу религиозного содержания²³, в августе 1929 г. житель города С.Б. Левинтанус подарил мезузу²⁴, А.М. Хазанов – несколько серебряных подвесок для Торы²⁵.

Первоначально предполагалось, что все собранные ценности будут храниться в специальном еврейском отделе Витебского музея. Выставки, созданные на их основе, планировалось открыть для посещения в ноябре 1929 г. – к годовщине революции²⁶. Но уже в конце 1929 г. еврейский отдел решено было не создавать, а экспонаты – распределить по другим отделам, в частности, отдать в антирелигиозный отдел²⁷. Вот как объяснял причины происходившего Н.Н. Богородский²⁸ в одном из своих писем в феврале 1930 г.: «...открыть специальный еврейский отдел при музее не удалось вследствие недостатка у нас предметов еврейского быта. Еврейское общество и еврейская интеллигенция нам в приобретении нужных предметов не помогли. Открыть же отдел при поразительном количестве лишь предметов религиозного культа мы находим нецелесообразным, он был бы однобоким и не давал бы правильного и цельного представления об еврейской культуре. Мы поставили лишь несколько экспонатов в подотделе городского и местечкового быта для того, чтобы дать представление об особенностях жизни евреев и отчасти удовлетворить назревшую потребность еврейского населения видеть свою культуру в экспонатах нашего музея».²⁹

Основной задачей антирелигиозного отдела, в котором оказались иудейские ценности, являлась борьба с религиозным мировоззрением населения. Несмотря на это, сотрудники музея занимались не только критикой религии, но и стремились сохранить для потомков оригинальные памятники религиозной культуры.

В начале 1930-х годов количество иудейских ценностей, хранящихся в Витебском музее, начало сокращаться. В декабре 1930 г. Народный Комиссариат Просвещения БССР дал добро на изъятие из музеев республики предметов, которые предполагалось отправить на экспорт. В связи с этим в январе 1931 г. в Витебский музей прибыл представитель общества «Антиквариат» А.Д. Палеес и совместно с директором музея выбрал предметы, которые можно было бы продать за границу. Среди них оказались и религиозные ценности: 2 ханукии с фигурами двухглавых орлов и львов, а также 7 латунных субботних подсвечников (на 2, 3, 4 и 5 свечей), увенчанные фигурами орлов и украшенные орнаментами с изображением львов и серн. Все эти ценности были отправлены в Ленинград.³⁰

В том же 1931 г. по музеям республики прокатилась волна критики: музейных сотрудников обвинили в недостаточно активной антирелигиозной пропаганде и растрате государственных средств на приобретение «ненужных» экспонатов. В одной из статей, напечатанных в журнале «Савецкая краіна», отмечалось, что «до этого времени у нас, в БССР, еще очень плохо поставлено дело с антирелигиозным воспитанием широких рабочих масс и ученической молодежи. В БССР еще нет до этого времени даже хорошо оборудованного антирелигиозного отдела при музеях в Витебске, Гомеле, Бобруйске и др., в то время, как в БССР еще очень много функционирующих религиозных домов (церквей, костелов, синагог и др.) и религиозных объединений (баптистов, евангелистов и т.п.), которые через своих попов, ксендзов, раввинов и др. одурманивают массы… До недавнего времени при Белорусском государственном музее в Минске и в Витебске существовали настоящие церковные или религиозные христианские и иудейские отделы, которые систематически на государственные средства пополнялись разной церковщиной через организованные экспедиции и случайные закупки “святых вещей”».³¹

Под воздействием критики руководство Витебского музея заявило о перестройке своей работы. Был составлен план реорганизации музея: к 1932 г. на основе экспонатов антирелигиозного отдела предполагалось создать самостоятельный антирелигиозный музей и расположить его в одной из закрытых церквей города. Заведующий музеем уверял, что в нем «будет представлена всесторонне классовая сущность религии, ее эксплуататорская роль, вредительская роль в соцстроительстве, научно будет доведена ничтожность религиозных басен», а сам музей будет являться «мощным агитационным и воспитательным средством в создании марксистско-ленинского мировоззрения рабочих масс».³²

Сложно судить, сколько иудейских богослужебных предметов осталось в Витебском музее после всех невзгод. Некоторое представление могут дать лишь сохранившиеся инвентарные книги музея за 1932, 1933 и 1936 гг. Правда, уцелели они не полностью. Судя по этим книгам, 37 экспонатов из 3961 являлись иудейскими богослужебными предметами. Среди них был 1 свиток Торы, 7 подвесок для Торы (в виде пластинок, с надписями и изображениями львов), 5 ханукий, 3 пасхальных подсвечника, 11 субботних подсвечников (на 2, 3, 4 и 5 свечей), 1 подставка для подсвечника, 1 шофар³³, 2 талита³⁴, 1 мезуза, 3 тфиллина³⁵, 1 мегила³⁶ с текстом книги «Эстер» и 1 пальмовая ветвь.³⁷

К сожалению, от коллекции А.Р. Бродовского и экспонатов, собранных в 1920-е–1930-е гг., остались считанные единицы.

Сегодня в Витебском областном краеведческом музее хранится совсем немного иудейских богослужебных предметов. О некогда активной религиозной жизни евреев Витебщины свидетельствуют лишь менора, фрагменты талита, ермолка и пара бокалов для благословения вина.

¹ Печатный орган Витебского окружного комитета КП(б)Б и Витебского окружного исполнительного комитета.

² Музейное кладбище. Что выявил «налет» рабкоровской бригады на государственно-исторический музей // Віцебскі пролетары. – 1929 г. – 30 ліст. – С. 2.

³ Весь Витебский губернский музей был создан на основе коллекций А.Р. Бродовского (1859 – 1928 гг.). Сам он с момента образования музея в 1918 г. являлся заведующим, с 1924 г. занимал должность научного сотрудника.

⁴ Ритуальный подсвечник на 9 свечей.

⁵ Емкость для хранения фруктов во время праздника Суккот.

⁶ Государственный архив Витебской области (ГАВО), ф. 1947, оп. 1, д. 3, л. 169 – 169 об.

⁷ ГАВО, ф. 2458, оп. 1, д. 1, л. 2.

⁸ ГАВО, ф. 1947, оп. 1, д. 12, л. 13.

⁹ ГАВО, ф. 1947, оп. 1, д. 12, л. 13 – 14.

¹⁰ ГАВО, ф. 123, оп. 1, д. 771, л. 492 об.

¹¹ Статыстычны штогоднік. 1923 – 1924. Мінск: Выд-ва ЦСУ БССР, 1925. – 423 с. – С. 32 – 33.

¹² ГАВО, ф. 1947, оп. 1, д. 8, л. 163 – 164.

¹³ ГАВО, ф. 1947, оп. 1, д. 26, л. 2.

¹⁴ ГАВО, ф. 1947, оп. 1, д. 17, л. 84 об.

¹⁵ ГАВО, ф. 1947, оп. 1, д. 37, л. 61.

¹⁶ ГАВО, ф. 1947, оп. 1, д. 46, л. 4.

¹⁷ ГАВО, ф. 1947, оп. 1, д. 32, л. 54.

¹⁸ ГАВО, ф. 1947, оп. 1, д. 47, л. 75, 77, 79 – 81.

¹⁹ ГАВО, ф. 1947, оп. 1, д. 47, л. 104.

²⁰ Арон-а-кодеш – шкаф, предназначенный для хранения свитков Торы; бима – возвышенная площадка в синагоге или молитвенном доме для произнесения проповедей.

²¹ ГАВО, ф. 1947, оп. 1, д. 32, л. 3; д. 47, л. 130.

²² ГАВО, ф. 1947, оп. 1, д. 47, л. 106.

²³ ГАВО, ф. 1947, оп. 1, д. 47, л. 1.

²⁴ Амулет в виде небольшого свитка пергамента с отрывками из молитв. Помещался в футляр, который крепится к дверному косяку.

²⁵ ГАВО, ф. 1947, оп. 1, д. 47, л. 89 – 90.

²⁶ ГАВО, ф. 1947, оп. 1, д. 47, л. 130.

²⁷ ГАВО, ф. 1947, оп. 1, д. 39, л. 89; д. 40, л. 86 об.

²⁸ Н.Н. Богородский (1877 – 1938 гг.) – белорусский историк, архивист. В 1928 – 1937 гг. – сотрудник Витебского культурно-исторического музея.

²⁹ ГАВО, ф. 1947, оп. 1, д. 43, л. 412 – 412 об.

³⁰ ГАВО, ф. 1947, оп. 1, д. 43, л. 238 – 239.

³¹ Ляўданскі А. Нацдэмы ў саюзе з рэлігіяй і царкоўнікамі супраць дыктатуры пролетарыяту // Савецкая краіна. – 1931. – № 3. – С. 24.

³² Шчуцкі. Аб перабудове работы Віцебскага музэю // Савецкая краіна. – 1932. – № 2. – С. 21.

³³ Духовой музыкальный инструмент, изготовленный из рога. Используется во время празднования Иом-Кипура.

³⁴ Четырехугольное молитвенное покрывало.

³⁵ Тфиллины – две маленькие кожаные коробочки, в которые вложены кусочки пергамента с отрывками из Торы. Во время молитвы коробочки крепятся ремешками на левую руку и на лоб.

³⁶ Пергаментный свиток с текстом одной из книг Библии.

³⁷ ГАВО, ф. 1947, оп. 1, д. 56, л. 43 об. – 45 об., 55 об., 56 об., 57 об., 61 об.; д. 105, л. 25 об.

³⁸ Витебский областной краеведческий музей (ВОКМ). КП 22066.

³⁹ ВОКМ. КП 1377/1, КП 1377/2, КП 1377/3.

Константин КАРПЕКИН,

главный хранитель фондов Государственного архива Витебской области