От довоенной фотографии, с которой смотрят на нас счастливые лица, остались только фрагменты. Их подобрали с пола в тот страшный зимний день 1942 года и с тех пор хранят, самую дорогую реликвию, как память о муже, память об отце.

Сначала хранила Матрена Емельяновна Плавник (на фотографии она справа). Прятались кусочки фотографии вместе с хозяйкой в военные годы в лиозненском общежитии льнозавода, потом жили в послевоенной землянке, вырытой на берегу речки Мошны, перебрались в ветхий домик и только потом переехали в Витебск, к дочери Матрены Емельяновны и Рахмиэла Исааковича Плавника – Лилия Романовне Жаворонковой. Она и принесла их в редакцию.

– Папа был 1915 года рождения, мама – на год старше его. Они вместе работали на чулочно-трикотажной фабрике «КИМ», папа – мастером вязального цеха, мама – вязальщицей чулочно-трикотажных изделий. На фабрике познакомились и совместно прожили хоть и короткую, но счастливую жизнь, – рассказывает Лидия Романовна. – У них родились две девочки, я и моя сестра Лариса. Папа много работал, старался, чтобы в семье был достаток. Кроме основной работы, где его ценили за золотые руки, он подрабатывал дома. Покупал старые велосипеды, ремонтировал их, красил горячей краской, а потом продавал. Может, и не совсем легальное было занятие, но надо было строить дом. Перед самой войной большой дом на две семьи был почти готов. Отец даже второй раз успел покрасить окна и полы. И началась война.

Впрочем, о том, что будет война, в семье Плавников хоть и шепотом, но говорили вполне определенно.

– Перед самой войной папу забрали на воинские сборы, – продолжает рассказ Лилия Романовна. – Лагеря стояли в Луге под Ленинградом. Когда он вернулся домой, сказал маме: «Война скоро начнется».

Надеялись на лучшее, верили, что Красная Армия всех сильней и врага скоро разобьет, и воевать будем на чужой территории.

Но немецко-фашистские войска, несмотря на все предвоенные лозунги и обещания, продвигались в глубь страны. И предприятия стали готовить к эвакуации на восток.

– Папа срочно отправил маму, нашу слепую бабушку (мамину маму), которая жила вместе с нами, и меня с Ларисой в Лиозно. Сам посадил нас в эшелон, который шел на восток. Бабушка была из Лиозненского района, сейчас ее деревни уже нет. Состав не дошел до Лиозно, попал под бомбежку, и мама с двумя детьми (мне было три годика, а сестра младше на год) пешком добралась до местечка.

Папа занимался эвакуацией фабрики. Когда все оборудование было погружено на платформы, он мог уехать вместе с фабричными на восток. Но мы оставались в Лиозно. Он был в полном неведении, что с нами, и пошел к нам.

У маминой сестры Зинаиды Емельяновны Поддубской, муж был еврей – Владимир Песков. Они работали на льнозаводе и жили в общежитии. И мы поселились там же. Думали, скоро прогонят немцев, мы вернемся домой. Но шли недели, месяцы. Меня отдали в деревню за Добромыслями, к каким-то родственникам мамы. В деревне прожить все же было легче, сохранялись запасы картошки, овощей, было молоко.

Отец вместе с Владимиром Песковым засобирался в партизаны. Может, ушли бы и раньше, да партизан в округе не было, а зима стояла лютая. Наконец, довоенный знакомый Пескова Дмитрий Маковецкий сказал, что отведет их в партизаны. Они поверили ему. Маковецкого из деревни Зубки Песков знал не первый год, до войны он был активным комсомольцем. Но вместо партизан Маковецкий сдал их в полицию.

Отец за несколько дней до расстрела буквально гнал маму в деревню, чтобы она принесла меня, очень хотел увидеть дочку. Он ни разу в жизни не повышал на маму голос, не поднимал руку. А здесь кричал на нее, хватал за шиворот: «Вези Лилю домой». Что он чувствовал в те минуты, никто не скажет.

Мама пошла в деревню. Когда возвращалась домой через бор, в нескольких километрах от Лиозно увидела возчика. Тот согласился подвезти. Навстречу им ехал другой возчик. Они остановились поговорить, и мама услышала, что «вчера в Лиозно всех жидов постреляли». Она чуть не потеряла сознание.

В общежитие бежала не чувствуя ног. Увидела пустую комнату. На полу лежала порванная фотография, на которой она сфотографировалась с мужем.

Потом соседи рассказали, что Маковецкий сорвал со стены рамку с фотографией, ее мама подарила сестре еще до войны, бросил на пол и топтал ногами. При этом он кричал: «Развели здесь жидов».

Когда отца вели на расстрел, он не проронил ни слова…

Это было 25 февраля 1942 года…

До октября 1943 года Матрена Емельяновна и ее сестра жили под оккупацией, в страхе за детей. Но детей Рахмиэла Плавника – так же как и детей Владимира Пескова, не тронули.

…Лариса Романовна живет по сей день в Лиозно, Лилия Романовна всю трудовую жизнь проработала на Витебской чулочно-трикотажной фабрике «КИМ». Там же, где до войны трудились ее родители.

Аркадий ШУЛЬМАН