Мишпоха №35 | Владимир ОРЛОВ * Vladimir ORLOV. «МИРОВОЙ» * MIROVOY |
«МИРОВОЙ» Владимир ОРЛОВ ![]() |
Приезжая на гастроли в Минск, артисты довоенного цирка
– Мозель, Кантемиров, Милаев, Туганов, Осинский, – уже в силу возраста, в 70-е годы
завершавшие карьеры, спрашивали у меня, тогда главного режиссёра Минского
цирка: «А жив ли “Мировой”»? Я поначалу не знал, о ком
речь, хотя работал он рядом, а среди ветеранов цирка имел прозвище – «Мировой». Наверное, это всё же черта национальная: организаторский
дар. А в коллективах из сферы искусства евреям вообще принадлежали ключевые
роли. Судите сами: в СССР директоры, заместители, главные администраторы
известных мне коллективов и учреждений искусства во 2-й половине ХХ века – в
основном, евреи. Минский
цирк: директор Борис Кабищер, администраторы Виктор Майзельс, Иннокентий Делятицкий. Гомельский
цирк: директор Яков Лобович. Одесский цирк: администратор Березин, отец Ефима-«Штепселя» из дуэта с Тарапунькой. Московский
цирк на Цветном бульваре: администратор Маркиз. «Беларусьфильм»: директоры картин Семён Тульман,
Семён Рабинов, Михаил Фишкин, Леонид Щеглов. Белгосфилармония:
администратор Рафаил «Фоля» Быховский. Дом
офицеров: администратор Моня Яковлевич. Русский
театр: директор Оскар Гантман, администратор Давид
Рубинчик. Белорусский
театр: директор Фаня Аллер. Директоры
у Олега Ефремова в «Современнике», у Аркадия Райкина в Ленинградском Театре
миниатюр, у джаза Эдди Рознера. Директоры
картин «Мосфильма»… Коллектив
мог возглавлять кто угодно, но рангом ниже за его спиной непременно был, как
говорили до революции: «умный еврей при губернаторе». * * * В
июне 1941-го немецкие бомбы посыпались на Минск в первые дни войны. Из парка «ПрофИнтерн»
– ныне имени Горького, где стоял полустационарный цирк-шапито, артист Евгений Милаев кинулся в дом, куда его поселили на время гастролей:
дом этот и сейчас стоит на Первомайской, в него через скверик упирается улица
Янки Купалы. Евгений
Тимофеевич (кстати, будущий муж Галины, зять Генсека ЦК КПСС Леонида Брежнева)
увидел, что дом его горит: попала бомба. А
в цирке паника: нужно уезжать! Но как? На чём?! Что делать с животными? Поняв,
что огромный бак с водой для вывоза морских львов не на чем везти, дрессировщик
Тимофей Сидоркин просто выпустил животных в Свислочь. Ходили слухи, что потом
видели их в Днепре… Руководитель номера северокавказских джигитов Алибек Кантемиров пытался запрячь своих лошадей. Но не было
ни повозок, ни сбруи, да и холёные скакуны не привыкли что-то тянуть. Наездники
просто раскрыли ворота конюшни… И
всё же, главное, люди. Артистов кое-как спасли, вывезли из Минска директор
цирка Борис Кабищер и администратор Виктор Майзельс. Каким-то чудом попали в тыловой Омск. Кстати
будет заметить, что из пылающей Одессы, куда бомбы также падали в первые часы
войны, труппу гастролировавшего там Белорусского театра имени Я. Купалы вывезла
в тыловой Томск директор Фаня Аллер. * * * Затевая в проекте «Обратный отсчёт» фильм о
советском цирке – именно: о советском! – я не мог не отметить его отличительные
черты, и прежде всего, патриотизм. В
июне 41-го года, в первые же дни войны, десятки
мастеров манежа ушли добровольцами на фронт – естественное решение артистов
советского цирка. Артисты
Донского казачьего ансамбля под руководством Михаила Туганова единодушно решили
пойти добровольцами. Они стали 1-м взводом 1-го эскадрона корпуса
генерала-кавалериста Льва Доватора. В войну погибли
четверо наездников, были раненые. Всю
войну в действующем флоте жонглёр Николай Бауман. Пилот
тяжёлого бомбардировщика гвардии лейтенант, прыгун Владимир Довейко. Командир
взвода разведчиков, клоун Юрий Никулин. Лейтенант
Михаил Шуйдин – командир танковой роты; горел в
танке, долго восстанавливался в госпитале. Дошёл
до Берлина гвардии рядовой, клоун Василий Мозель. В
числе 28 гвардейцев-панфиловцев, остановивших немецкие танки на подступах к
Москве, циркач Иван Шепетков. Удостоен
звания Героя Советского Союза. Кинокадры запечатлели злободневные клоунады Карандаша:
«Речь министра пропаганды Геббельса» и «Как фриц шёл на Москву и обратно». Канатоходец
Лев Осинский в 43-м лишился на фронте левой руки. Но
жизни без цирка не представлял. Он придумал номер «Эквилибр
на одной руке». Шест возносил белую фигуру артиста в стойке на 10-метровую
высоту. В
1956-м он стал лауреатом I Международного фестиваля циркового искусства в
Варшаве. Так бы никто ничего и не узнал, но в гримёрку артиста заглянул досужий
журналист и увидел, что перед ним – инвалид. Об этом написали – и скромный
артист советского цирка стал кумиром фестиваля. Погибли,
сражаясь с врагом: в 30 лет жонглёр-наездник Николай Никитин, клоун-наездник
Леонид Бондаренко, акробаты-танцоры Николай и Пётр Орловы. Все они были детьми
и внуками легендарных советских циркачей, должны были продолжить славные
династии. Но
это всё, так сказать, героическая составляющая советского цирка. А что же
делалось в тылу? Оказывается, и тут выявились… чуть не сказал:
герои. Нет, это были сердобольные организаторы, очень скромные, оставшиеся в
тени, такие как тот, что получил кличку: «Мировой». О
том, что наши драматические артисты, эвакуированные из пылающей Одессы, в чём
выбежали из гостиницы, неплохо были обеспечены в Томске и даже вернулись оттуда
с шубами, известно из рассказов артистов-купаловцев
довоенного поколения, – всё же они минчане, их можно было расспросить. А
цирковые… это ведь конвейер: приехал–уехал! Поэтому
общую картину приходится воссоздавать из отдельных призабытых штрихов,
разрозненных рассказов, из уже затуманенных воспоминаний. * * * Неизвестно и потому непонятно, как и когда этот
«Мировой»: то ли пробился на приём, то ли перехватил где-то большого
военачальника Ворошилова, убедил его, что на фронте «бойцом больше – бойцом
меньше, а акробату или жонглёру нужны годы репетиций для достижения
мастерства». Короче, получил от «первого красного офицера» бумагу, которая
гарантировала мужчинам-циркачам бронь, – значит, оставаться в тылу. И «Мировой» остановил отправлявшийся на фронт состав, за
что, естественно, полагался неотложный расстрел на месте, и, размахивая
«ворошиловской» бумагой, высадил из теплушки нескольких мобилизованных артистов
цирка. Конечно,
кто мог, работал, выступал в тыловых мобилизационных пунктах, перед бойцами в
госпиталях – это сольные или парные номера без большого реквизита, без
громоздких или требовавших подвески аппаратов. Но
главная тыловая проблема была: голод.Если
работавший циркач получал «тыловую» хлебную карточку, то иждивенцев – предков,
жену, детей – не артистов цирка он должен был содержать сам. Для
заработка цирковой артист, едва закончив свой номер, набрасывал униформу и
выходил в следующий, к коллеге: вынести реквизит, подержать лонжу, убрать за
животными. А
днём и по ночам шли грузить вагоны. Так зарабатывать были вынуждены даже
жонглёры, которым, как музыкантам, нужны руки, натренированные только для
профессии. И
вот небольшого роста да ещё и сутуловатый, с яркой «местечковой»
фонетикой, уже тогда наверняка лысый «Мировой» умел в Омске пробиваться к
секретарям райкомов, обкомов, к начальникам военкоматов, к завбазами,
к директорам мясо- и хладокомбинатов с требованиями корма для животных. Мелкие
дрессированные животные – их не съедят с голодухи
артисты, как коз, зайцев, медвежат, – ежи, белки, дикобразы от бескормицы сканают с голода. Лошади, пони падут. А
голодный хищник – угроза: может броситься и загрызть дрессировщика. Голодный слон страшен: может порвать цепь, которой
прикован к бетонному полу стойла, способен пробить, развалить стену, он идёт
напролом, орёт, трубит! В сутки ему для поддержания – даже не рабочего
состояния, а просто для жизнедеятельности органов, – необходимо около ста
килограммов разнообразной пищи. Но кто в войну им это даст?! И тут полуголодные
опытные артисты выход нашли: махорка. Этот суррогат табака – его сухие крошеные
стебли – администратор минской труппы доставал ещё сравнительно свободно.
Махорку подмешивали в пищу и в периоды простоя слоны утихали, как говорится, «балдели», словно от снотворного. Но когда приходилось
работать, накормить их становилось проблемой. И вот «Мировой», добыв и привезя в цирк овощи, хлеб,
свежую зелень, отруби – центнерами, тоннами! – выделял кому морковочку,
кому свеклину, кому пару картофелин, от каждой
буханки хлеба отрезался кусочек для семей артистов. С
костей, предназначавшихся хищникам, соскабливались кусочки мяса – и это тоже
распределялось среди артистов работавших и неработавших.
Так
выживали. Так родилась кличка «Мировой». А добро, оказывается, не забывается. * * * Выслушивая
эти рассказы артистов-ветеранов, собиравшихся покинуть манеж и уйти на покой, я
узнал, что «Мировой» – это наш главный администратор цирка Виктор Григорьевич Майзельс, с которым я ежедневно общался. В 30–50 годы
определение «мировой» давало высшую оценку деловитости и порядочности человека.
Ныне это определение заменено словом «классный». Сейчас
невозможно представить уровень нашего тотального дефицита, но в 60–70-е, сдавая
очередной фильм в ГЛАВКе, я добывал в Москве пару
килограммов апельсинов или мандаринов маленькому сыну Алесику.
Это съедалось им довольно скоро. А
во время гастролей в Минске аттракциона Валентия
Иванова, работавшего с забавными обезьянками, Майзельс
даже тут – зимой! – умел добывать им эти экзотические фрукты. Пару мандаринок
Виктор Григорьевич преподносил моему сыночку, когда я приводил его в цирк на
новую программу. Говорили,
что доставал он для обезьянок и бананы, – вообще фрукт, известный тогда нашим
детям только по песенке из мультфильма: «Жуй кокосы, ешь бананы – чунга-чанга!». Директор
цирка, стратег в области организации зрелищных мероприятий, Михаил Марусалов рассказывал, как Майзельс
пробивал удовлетворение запросов цирка. Он
приходил в Совет министров, шёл прямо в кабинет председателя Тихона Яковлевича
Киселёва. Секретарша испуганно преграждала вход, заявляя, что идёт заседание
Совмина. А Виктор Григорьевич ей: «Я на минутку. Ты что, девочка, антисемитка?
Не пустишь старого больного еврея?». Женщина не хотела прослыть антисемиткой и
отступала. Майзельс
входил к заседавшим и прямо от двери стонал: «Цыхон (это к Тихону Киселёву), у меня вагоны с сеном второй
день не разгружают – слоны голодные. Мне что: привезти их вот к нему, твоему
главному по паровозам? (Это – о министре путей сообщения.) Извини, что побеспокоил… Плохо себя чувствую». И
уходил. Он ничего не просил лично для себя. Человек на своём месте. * * * Проводили
Майзельса на пенсию. Без хлопот «вокруг манежа» было
скучно, и он по-прежнему постоянно находился в цирке. Звонок
из Москвы директору Марусалову: «Михаил Михайлович,
выручайте: в Бресте на товарной станции вагоны с аттракционом (называли
аттракцион). Три дня не могут отправить в Варшаву, а там завтра премьера…
Завтра! Критическая ситуация, скандал! Выручайте!». Марусалов мог всё: он в те годы выписывал в Минске сугубо
городскую газету «Вечерняя Москва», один из трёх экземпляров на всю республику
журнала «Америка». У него в кабинете уже стоял телефон-«вертушка»
для набора кода межгорода, чего ещё не было даже у министров. Но амбициозному директору Минского госцирка
«гонять вагоны» – это не его уровень. «Позвоните пенсионеру Майзельсу.
Он всё сделает». Что
было дальше, рассказывала завпост цирка Тамара
Ефимовна Фельдман. Майзельса
той же ночью доставили в Брест. Он не подался ни к начальнику станции, ни к
коменданту города, ни к секретарям обкома. Он поехал куда-то в пригород,
остановил машину у двухэтажного деревянного дома, к концу подобранной тут же
палки прикрепил 25-рублёвую купюру и постучал в окно второго этажа, – в какое, он знал. Там
зажёгся свет, выглянул сонный мужик в майке. – Федя, это я, – сказал Виктор Григорьевич со своим
неповторимым акцентом. – Вот тебе 25 рублей. Иди на свой паровоз сейчас.
Отправишь цирковые вагоны на Варшаву, получишь ещё 25. Премьера
в Варшаве не сорвалась. * * * Конечно,
сегодня никого из тех, кто называл Виктора Григорьевича «Мировой», уже нет. Я в
проекте «Обратный отсчёт» снимал для фильма «Цирк по-советски. Гастроли без
страховки» людей, слышавших рассказы о «подвигах» и «деяниях» Майзельса. И выяснилась странная деталь: нет его фото! Каждую
программу в цирке тех лет снимал штатный фотограф Изя Ароцкер,
но на снимках – только артисты. Необъятная цирковая фотолетопись у художника-фотографа
Александра Лободы, там даже групповое фото 1-го Белорусского коллектива:
руководитель Евгений Милаев, директор Борис Кабищер, инспектор манежа Михаил Кулыгин,
артисты, персонал… Но нет «Мирового». Нет
его фото в Музее Минского еврейского общиного дома,
как ни искал его директор Вадим Акопян. Нет
его фото в архиве «Мишпохи», как ни рылся в
материалах журнала Аркадий Шульман – он даже пытался связаться с Израилем, с
сыном «Мирового» – Гришей Майзельсом. Вывесили
объявление в Минском еврейском общинном доме Виктория Брумина
– никто не откликнулся. И вот: жива память о добром человеке, настоящем
профессионале, а как он выглядел, помнят только те, уже немногие, кто общался с
ним. Пусть
этот материал станет цветком на могилу «Мирового». Владимир
ОРЛОВ, кинорежиссёр |
© Мишпоха-А. 1995-2016 г. Историко-публицистический журнал. |