Анна Владимировна Климович – человек с именем, врач-онколог крупной клиники в Санкт-Петербурге, и её сын Александр взялись за благоустройство старого еврейского кладбища в г.п. Бешенковичи Витебской области. Более неожиданный ход в их жизни вряд ли можно было предположить. Поначалу кроме одобрительных кивков единомышленников, которых можно было пересчитать по пальцам одной руки, и сочувственных взглядов знакомых, никакой другой реакции. И только благодаря огромной энергии Анны Владимировны нашлись незначительные финансы, появились волонтёры, стали прислушиваться местные власти и состоялись первые экспедиции летом 2015 года.

Мы попросили Анну Владимировну дать интервью нашему журналу. Но вместо этого она написала интервью с самой собой. Наверное, это тоже черта её характера: сама себе задаю вопросы, сама на них отвечаю...

 

Каждый выбирает для себя
Женщину, религию, дорогу…

Юрий Левитанский

ВМЕСТО ИНТЕРВЬЮ

– Я не умею давать интервью – по заказу говорить не получается. Однако же за последние два года приходится со многими людьми разговаривать «про это», и разговоры эти для меня очень ценны: я много важных и мудрых вещей узнаю от людей, я многое узнаю в себе. Действительно, как это? Вдруг, ни с того, ни с сего, врач из Петербурга, я начинаю заниматься восстановлением всеми забытого еврейского кладбища в городском посёлке Бешенковичи Витебской области. 

– Как мы его нашли?

– Случайно и не случайно. Мы с сыном ехали полюбопытствовать  – что же такое Бешенковичи под Витебском, откуда родом моя бабушка, папина мама. Пока собирались, поспрашивали у папы, что помнит он, ни разу там не бывавший, из рассказов родных. Помнил немного, потому что тема эта обсуждалась нечасто, в основном звучали фразы: «Там ничего не осталось. Всё разрушено». В Интернете нашли слова о том же, но попалась и статья А. Авраменко в газете «Берега», продублированная на многих ресурсах: «Сохраните еврейское кладбище в Бешенковичах». Так есть оно или нет?! Найти было бы делом чести любого путешественника.

– Почему мы это делаем?

– Всё началось с того же любопытства: нашли кладбище, увидели, сколько могильных камней стоят и лежат на виду, или, вросшие в землю, едва выглядывают из мха, и, с сожалением поняли, что «своих» найти шанса нет: если на некоторых памятниках и были видны надписи, то только на совершенно незнакомом нам древнееврейском языке. Схватились за фотокамеры: привезём в Питер, нам помогут перевести. Отсняли несколько сотен кадров, по пути очищая надписи от мха и грязи, переживая, что часть их лежит надписями вниз.

…За 700 километров обратной дороги стало понятно, что нам обоим не представить себе, как мы, воспитанные нашими родителями и бабушками, можем принять мысль о том, что могильные камни наших предков валяются как попало, среди мусора и битых бутылок.

– Почему сами по себе? Есть фонды, гранты, группы профессионалов. Кто нас поддерживает?

– Поддерживают родные, друзья, знакомые, новообретённые друзья в Витебске, Бешенковичах, Минске, сегодня уже и в Америке. Сами по себе, потому что у тех, кто этим занимается профессионально, немного другие цели. У них, как правило, нет личных привязок к конкретному месту, задача экспедиций, которые поддерживают различные фонды, в первую очередь, научно-культурная: сохранить, описать, каталогизировать. Мы же на этом кладбище в буквальном смысле ищем своих. Конечно же, мы совсем не против научного подхода: каждый из могильных камней, мацейв, является памятником утраченной, к сожалению, культуры евреев ашкенази, несколько веков живших на этой земле. И огромное спасибо центру «Сефер», сотрудничество с которым началось в 2015 году, а в году текущем начинается работа по описанием кладбища.

Нам очень повезло: наши корни оказались там, где сама природа сохранила кладбище в целости и редкостном для Беларуси состоянии. Еврейские кладбища, которые находились на открытых территориях, как правило, пострадали от вандализма, стихийного или государственного, существенно больше.

У большинства потомков нет искушения искать «свои» камни – на тех местах, что когда-то были кладбищами, после уничтожения еврейских общин не осталось и десятой части захоронений, а зачастую не осталось вовсе ничего. Когда руководитель одной из петербургских групп, занимающихся еврейскими кладбищами на постсоветском пространстве, сказал мне, что мы не совпадаем по временным срокам экспедиций на 2015 год, и предложил перенести всё на 2016-й, я отказалась. Надо делать, пока есть силы – у меня, у сына, у наших друзей. И мы делаем сами по себе. Как же много у нас за этот год появилось друзей!

– Кто едет с вами работать?

– Все, кто хочет нам помочь. Мы никогда не спрашиваем человека, кто он по происхождению и по вероисповеданию. Мы спрашиваем, почему он хочет поехать, и рассказываем о том, что мы делаем, что хотим сделать, как работаем, как живём. И если убеждения человека не противоречат нашим, если он видит себя среди нас, мы с радостью принимаем его помощь и берём в компанию.

С нами работали и евреи, и русские, и белорусы, но больше всего среди нас людей очень смешанных кровей, родом из СССР. Всем нам важно, чтобы история наших предков не канула в небытие, а место их упокоения не заваливали мусором. Среди волонтёров были и есть и православные, и католики. С другой стороны, наша работа поддержена – и словом и делом – еврейскими общинами Витебска и Санкт-Петербурга.

– Почему мы решились потревожить покой ушедших своей работой? Почему мы поднимаем мацейвы? Правильно ли мы их ставим, на те ли места?

– Нас, выросших в мегаполисе, в среде ассимилированных потомков, смешения и взаимопроникновения культурных традиций, воспитали, что почитание предков подразумевает уход за их могилами. Воспитали своим примером и те, чьи корни здесь, в Бешенковичах.

Если задуматься, в мире, где так много зла произошло из-за отказа от себя, от своих национальных корней, «обратная дорога к себе», то есть путь пресловутой еврейской самоидентификации, вряд ли может пролегать в обход кладбищ, где покоятся предки.

Теперь уже, наверное, не реально подсчитать число людей, которые когда-то покинули Бешенковичи, однако очень многим из их потомков хотелось бы знать, что в этом местечке на лесном кладбище, среди сосен стоит неприметный камушек с именем его прапрапра-…

В современном вещественном мире такие основы нужны очень многим. Велика ли беда, если камень сместился на метры от места захоронения, если мы поставим его не туда? Он останется на кладбище, и, пожалуй, сегодня, через 80-100 и более лет, это главное, не так ли?

Не скрою, много раз, услышав критику нашей работы от строгих приверженцев иудейских традиций, я начинала сомневаться: и вправду, имею ли я право руководствоваться коллективным эгоизмом потомков, давно не знающих своих истоков, пренебрегающих ими, могу ли я без зазрения совести смотреть в глаза прапрадеду ребе Алтеру Резнику?

Ответ пришёл неожиданно, но, наверное, раз и навсегда. По просьбе поддерживающих нас участников форума портала «Еврейские корни», я в мае 2016-го доехала до еврейского кладбища в местечке Улла, там же, на Витебщине – просто разведать, что там и как. Солнечное весеннее утро, дорога, уходящая в лес, мацейвы, открыто стоящие и скрытые в прошлогодней траве. Безмятежность, красота, вечный покой?

Увы! Живущие в Улле ныне не подозревают, что значат эти камушки с надписями на опушке леса: следы пикников, кострища, брошенные бутылки – это привычно, мы это видели не раз; современных людей покойниками не смутишь. Но дорога, тракторный путь, пересекающий кладбище поперёк! И следы от тракторов на лежащих на земле или почти ушедших в землю мацейвах!

Я стараюсь не думать о своих переживаниях – боль почти физическая! Я врач, для меня естественно, что в начале своём путь к выздоровлению может быть не очень приятен. Точно так же – бережно и аккуратно – мы должны извлечь из-под слоя забвения все камни с именами предков, тогда кладбище будет жить своей, спокойной, жизнью.

Иначе покой предков нарушат трактора.

Каждый выбирает для себя.
Выбираю тоже, как умею.
Ни к кому претензий не имею.
Каждый выбирает для себя.

Анна КЛИМОВИЧ