На промкомбинате проходила ведомственная проверка. Ревизор из вышестоящей организации был маленький, злой и очень дотошный - от него невозможно было что-то скрыть. Он докапывался до любой мелочи, и нашел столько нарушений, что руководству комбината впору было подыскивать себе другую работу, а возможно и сушить сухари.
      Были и незначительные нарушения. В частности, ревизору не понравилось, что на комбинате никогда не уничтожали документы, срок хранения которых давно истек, и ими были забиты все полки, шкафы и подоконники. Естественно, что среди этого нагромождения журналов и гроссбухов ему сложно было отыскать необходимые для проверки бумаги.
      На устранение этого вопиющего безобразия были брошены все силы. Конторские служащие извлекали из шкафов ненужный хлам и сваливали грудой на полу. Затем Зяма выносил его в кочегарку, и там сжигал. Когда он зашел за очередной партией мусора в бухгалтерию, ревизор сидел за столом, заваленным бумагами, и отчитывал главбуха. Пожилая женщина стояла перед ним со слезами на глазах и нервозно теребила кофточку. Брызгая слюной, ревизор кричал, что он их всех посадит, что камня на камне не оставит от этой лавочки, потом, вероятно устав, вышел покурить, а главный бухгалтер молча вернулась за свой стол. Зяма собрал в мешок разбросанные в беспорядке по полу папки и бумаги, затем смахнул туда же бумаги, разбросанные в таком же беспорядке на столе ревизора, взвалил мешок на плечи и отправился в кочегарку.
      Вернувшись после перекура в бухгалтерию, ревизор глянул на свой стол, и ему чуть не стало плохо. Несколько минут он не мог произнести ни слова. Картина эта очень напоминала немую сцену из гоголевского "Ревизора".
      Затем раздался дикий вопль:
      - Кто?!!
      Все испуганно повскакивали со своих мест.
      - Кто убрал с моего стола документы?!!
      Началась невообразимая суматоха, никто не мог сказать ничего вразумительного, на шум прибежал директор, сбежались люди из других отделов. Неожиданно кто-то вспомнил, что заходил Зяма, и все дружно бросились на его поиски.
      Долго искать не пришлось, Зяма, как и положено, был в кочегарке, он доставал из мешка бумаги и бросал их в пылающую топку.
      - Зяма, твою мать! - заорал с порога директор. - Где бумаги?
      Зяма заморгал глазами и указал пальцем на мешок. Из него вытряхнули содержимое, но нужных бумаг там, естественно, не оказалось. Они лежали сверху и к тому времени уже в буквальном смысле вылетели в трубу.
      - Зяма, что ты наделал? - в ужасе схватился за голову директор.
      Зяма молчал, всем своим видом показывая, что он не понимает, чего от него хотят. Директор виновато посмотрел на ревизора и молча развел руками. Ревизор весь кипел от злости, но, к своему великому сожалению, ничего поделать не мог. Во всем случившемся виноват был один Зяма, но что с него можно было взять?
      Ревизор пробыл на комбинате еще несколько дней. Документов, подтверждающих обнаруженные нарушения, уже не было. Он составил акт ревизии и уехал, на прощание пообещав руководству, что еще доберется до них и всех выведет на чистую воду. А через месяц на общем профсоюзном собрании директор похвалил Зяму за хорошую работу и вручил ему денежную премию в размере десяти рублей.

      На промкомбинате давали зарплату. По сложившейся традиции это событие отмечали коллективно. Собирались после работы по несколько человек, иногда всей бригадой, заходили в ближайшую пивную или устраивались прямо на работе, и если, как говорили на комбинате, "шла масть", порой засиживались до позднего вечера.
      В этот день в столярке было много работы. Настолько много, что некогда было сбегать за водкой.
      Зяма только что закончил разгружать пиломатериалы. Он сидел на штабеле досок и молча наблюдал, как другие работают - хорошее, между прочим, занятие. Это заметил бригадир:
      - Зяма, все равно ни хрена не делаешь. Вот тебе сумка, деньги - сходи за водкой. Здесь ровно на пять бутылок.
      Зяма взял сумку и отправился в магазин. Когда он вернулся, во дворе его встретил парторг.
      - Зяма, где ты болтаешься, смотри, сколько мусора, кто за тебя подметать будет? Ну-ка, что у тебя там? - Парторг заглянул в сумку. - Кому принес?
      Зяма молчал.
      - А ну, пошли со мной.
      Они зашли в кабинет, парторг открыл шкаф с полным собранием сочинений В.И. Ленина - обязательный атрибут кабинета руководителя любого ранга - и выставил в его нижнее отделение бутылки с водкой. В те времена в кабинетах начальников еще не было ни баров, ни холодильников, и их успешно заменяли книжные шкафы с произведениями классиков коммунизма.
      - Так не скажешь, кому водку нес? - грозно спросил парторг.
      Зяма молчал.
      - Все, иди и передай им, что заберут они водку только после работы.
      Зяма, понурив голову, побрел в столярку. Не буду повторять, что ему пришлось там выслушать, но в конце этого серьезного разговора ему недвусмысленно заявили, что если он не принесет сейчас же водку, то: Впрочем, об этом тоже не стоит.
      Зяма тяжело вздохнул и пошел назад в контору. Он заглянул в кабинет парторга. Его на месте не оказалось, Зяма вошел и открыл книжный шкаф. Бутылок с водкой там почему-то оказалось больше пяти, кроме этого там еще стояла красивая бутылка кубинского рома "Havana Club". Зяма не стал их пересчитывать, он сложил все бутылки в сумку и понес в столярку. Бригадир был несколько удивлен количеством принесенных Зямой бутылок, тем не менее сумку забрал и спрятал.
      Вечером мужики пригласили Зяму к себе в компанию. Он не любил водку, но полстакана его все-таки уговорили выпить. Затем он начал уминать за обе щеки сало с луком, которое в большом количестве было нарезано на столе.
      Парторг в этот день поздно задержался на работе. Вдруг он вспомнил, что за водкой так никто и не пришел. Такого быть не могло. Парторг открыл шкаф и обомлел от увиденного. Он выскочил из кабинета и бросился искать по комбинату похищенную водку. В столярке он застал веселую компанию, которая приканчивала уже четвертую или пятую бутылку. Ругаться за пьянку в нерабочее время в те времена было как-то не принято.
      - Ребята, не мою водку случайно пьете?
      - Что вы, свою. За свои кровные покупали, - обиделись мужики.
      Парторг заметил Зяму.
      - Зяма, это ты забрал водку из моего кабинета?
      Зяма молча жевал сало.
      - Ну ведь ты забрал, больше некому было.
      Зяма продолжал жевать.
      Парторг махнул рукой и вышел. Когда его шаги затихли в коридоре, раздался дружный хохот. Вдруг кто-то обратил внимание на жующего Зяму.
      - Слушай, шлимазл, когда ты нажрешься? Кончай жевать, закусить нечем будет.
      - Не обижайте Зяму,- заступился за него бригадир. - Он молодец. Теперь его всегда за водкой посылать будем.
      Зяма сидел и молча жевал сало.

      Директору на работу позвонила жена и напомнила, что завтра выходной, а на даче не покрашен забор. В то время только начали появляться первые дачные участки. Сами дачи строили маленькие, как правило, это был дощатый домик из одной комнаты. Директор тоже завел себе такую дачу. Год назад он обнес участок забором, а вот покрасить все не доходили руки.
      Голос жены в трубке продолжал настойчиво напоминать ему, что он уже целый год только и делает, что обещает, а ей стыдно перед соседями, у которых все давно покрашено. Директор с тоской поглядел в окно, там Зяма белил проходную - близилось 1 Мая, и комбинат к празднику приводили в порядок.
      - Все, сегодня покрашу, - прервал он монолог жены. - А сейчас мне некогда, надо работать. - И бросил трубку.
      Директор еще раз посмотрел в окно, ему неудобно было обращаться к Зяме - в то время еще не было принято использовать труд подчиненных в личных целях, но деваться было некуда, жена ведь не отстанет. Он вышел во двор.
      - Зяма, выручи. Надо покрасить забор на даче, жена всю плешь проела, а мне некогда. Покрасишь? Я тебе заплачу.
      Зяма согласился. По дороге они заехали в магазин, директор купил колбасу, хлеб и бутылку напитка. На даче он показал, где стоит краска и кисти, отдал ключ и предупредил Зяму, что бы тот сильно не хлопал дверью, потому что замок заклинивает, а потом его изнутри невозможно открыть.
      Зяма начал красить, а директор поехал, пообещав заскочить после работы и отвести его домой. Закончив к вечеру работу, Зяма зашел в дом поесть и захлопнул за собой дверь. Все последующие попытки открыть ее оказались безуспешными. В единственном окне открывалась только форточка, в которую мог пролезть разве что котенок. Зяма загрустил. Начало смеркаться, стало прохладно. Он разделся, забрался в постель, натянул на голову одеяло и заснул.
      Замотавшись за день на работе, директор совершенно забыл про дачу, забор и Зяму, которого надо было отвезти домой. В конце рабочего дня ему позвонил председатель подшефного колхоза и пригласил в баньку. Махнув на все рукой, он собрался и поехал.
      Жена директора пришла на дачу поздно, было уже темно. Увидев выкрашенный забор, она про себя похвалила мужа:
      - Надо же, какой молодец - все-таки покрасил.
      Повозившись с замком, она зашла в дом, увидела спящего мужа и не стала будить:
      - Устал ведь, бедненький. На работе целый день, а вечером еще и забор красил.
      Наскоро перекусив, она разделась и нырнула к мужу под одеяло.
      Директор вернулся в город рано утром и поехал прямо на дачу. Увидев выкрашенный забор, он, к своему великому стыду, вспомнил, что вчера так и не завез Зяму домой. Войдя в дом, он застыл в жутком оцепенении: жена сладко спала, уткнувшись в плечо какому-то мужчине. Трудно передать бурю эмоций, которая пронеслась у него в голове. Когда же он обнаружил, что этот мужчина никто иной, как Зяма, директору сделалось совсем нехорошо, и он схватился рукой за сердце.
      Жена открыла глаза, у кровати стоял ее муж. Но кто же тогда лежал рядом? Она робко повернула голову в ту сторону, и ее лицо исказила гримаса ужаса. С диким визгом женщина выпрыгнула из постели.
      Зяма проснулся от крика, протер глаза, потянулся и выбрался из-под одеяла. В окно светило солнце, он сидел на кровати в кальсонах и майке, перед ним стоял директор в костюме и галстуке, а рядом с ним - незнакомая женщина в нижнем белье. Зяма почесал затылок и вежливо произнес:
      - Здрасте.
      После того, как выяснились все обстоятельства, директор долго не мог прийти в себя от смеха. Они позавтракали, и директор отвез Зяму домой. На прощание он попросил никому не рассказывать о происшедшем. Зяма пообещал и сдержал слово. Об этой истории до сих пор никто не знает и вряд ли когда-нибудь узнает.

      У Зяминой мамы, старой, больной Баси, когда-то была большая семья, но сейчас они остались вдвоем с Зямой. У них была маленькая комната в большой коммуналке. Как-то вечером она сидела на кухне с соседом Фимой и жаловалась на жизнь.
      - Ты знаешь, Фима, Зяме нужна женщина, но кому такое счастье, кроме меня, надо? Это мой цорес1 .
      - Ша, какой цорес? Если хорошенько подумать, то можно-таки что-нибудь придумать.
      - Фима, наверное, у тебя кто-то есть, раз ты так говоришь?
      - Конечно, это мой знакомый Изя.
      У Баси от удивления чуть не выпали вставные зубы.
      - Ты сумасшедший? Он же мужчина.
      - Да, он часовой мастер. И денег у него - мешок, он сам не знает, куда их девать. У них есть дочка, ей уже много лет, а замуж никто не берет, и деньги не помогают. Я поговорю с ним, может, как раз что-нибудь и получится.
      Через неделю Фима заглянул к Басе:
      - Собирайтесь, сегодня идем к Изе в гости.
      Изя жил довольно далеко, добираться туда нужно было трамваем. По дороге Зяма захотел писать, но, естественно, ни в трамвае, ни на улице сделать это было невозможно. Он с трудом вытерпел, пока они, наконец, добрались до квартиры его будущей невесты. Когда открылась дверь, Зяма пулей проскочил мимо хозяйки и исчез в туалете. В прихожей воцарилось неловкое молчание, все в растерянности ожидали появления Зямы. Через минуту, с чувством глубокого удовлетворения Зяма вышел из туалета и поздоровался:
      - Здрасте.
      - Здравствуйте, что вы стоите? Проходите в комнату, - пригласила Изина супруга, а сама вместе с дочкой принялась накрывать на стол.
      В ожидании обеда хозяин занимал гостей разговорами. Говорили о жизни, о политике, о погоде и прочей ерунде. Зяма в этих разговорах принимал пассивное участие. Он молча сидел с приоткрытым ртом, поглядывая время от времени то на одного, то на другого собеседника и при этом комкал в руках кепку, которую почему-то забыл оставить в прихожей.
      Через полчаса все уселись за стол. Женщины завели свои обычные женские разговоры. Изя с Фимой пили водку и рассказывали анекдоты про Хрущева. Зяма пить отказался, он положил кепку рядом с собой на стол и принялся есть. На столе стояло много такого, чего Зяма никогда в жизни не пробовал, и все это было так вкусно, что просто невозможно было удержаться. И Зяма, ни на кого не обращая внимания, принялся с неимоверной скоростью уничтожать одно за другим стоящие на столе блюда. Изина дочка Бела сидела за столом рядом с Зямой и приставала к нему с разными глупостями: нравятся ли ему фильмы с Раджи Капуром, смотрит ли он фигурное катание, любит ли песни Иосифа Кобзона и Майи Кристалинской. В ответ на все это Зяма отрицательно мотал головой. Во-первых, рот у него был занят более важным делом, во-вторых, у них не было телевизора, он, правда, был у соседа Фимы, но Зяма смотрел его крайне редко.
      К концу обеда стало ясно, что предложенный Фимой кандидат в женихи и не произвел нужного впечатления ни на невесту, ни на ее родителей. Перед уходом хозяйка тихонько дернула Фиму за рукав.
      - Слушай, кого ты нам привел?
      - А что, хороший парень - не пьет, не курит, а что молчит, это что, плохо? И вообще, если жена умная, а муж не совсем, так это нормально.
      - Ладно, посмотрим, - сказала хозяйка и повернулась к Зяме:
      - Зямочка, заходи к нам, не стесняйся.
      Зяма и не думал стесняться, назавтра после работы он отправился прямо к Изе. Там он хорошо покушал, попрощался и пошел домой. После его ухода Бела сделала кислую мину, а ее мама с недоумением пожала плечами.
      - Не знаю, нравится тебе такой муж или нет, а мне такой зять не нужен.
      Зяма ничего этого, естественно, не слышал, и на следующий день опять появился у них. А как могло быть иначе - ведь там было столько вкусного. Этот визит был последний. Но это уже другая история.

      В начале шестидесятых по всей стране развернулось грандиозное строительство. Строили заводы и фабрики, города и поселки, гидроэлектростанции и нефтеперерабатывающие комбинаты. Что бы, как говорится, идти в ногу со временем, на промкомбинате тоже строили социально важный объект - баню для своих рабочих. Срок сдачи был приурочен к 1 мая, но как это случалось и на более крупномасштабных стройках, работы закончили только в июне.
      Баня получилась хорошая, с раздевалкой, большим моечным отделением, душем и парилкой. Опробовать ее первыми пошли строители. Зяму частенько привлекали на стройке - то разгрузить материалы, то замесить раствор или подать кирпич, поэтому он на законных основаниях пошел в баню вместе со строителями.
      Просто сказать, что Зяма любил попариться - значит не сказать ничего. Забравшись на полок и дорвавшись до веника, он нагонял такого жару и так нещадно истязал свое тело, что любая преисподняя по сравнению с этим, могла бы показаться раем. Естественно, что ни один нормальный человек подобного выдержать не мог.
      На первый пар в парилку набилось много народа, Зяму попросили поддать, и он, не жалея, как для себя, плюхнул на камни здоровенную кружку воды. Поминая добрыми словами самого Зяму и всех его родственников по женской линии, мужики, как горох, посыпались с полка. В следующий раз его в парилку не пустили. Зяма и не настаивал. Терпеливо дождавшись, пока все выпарятся, он забрался на полок, и там, уже никому не мешая, наедине с самим собой отвел душу. Парился он до тех пор, пока не начало отключаться сознание, а тело перестало ощущать окружающий мир.
      Когда, в конце концов, он выбрался из парилки, кожа на нем была цвета революционного знамени мирового пролетариата, а внутри все закипало.
      Только постояв несколько минут под ледяным душем, Зяма потихоньку начал отходить. Сознание медленно возвращалось к нему. Вместе с сознанием возвращалось восприятие окружающей действительности. Рядом с ним, склонившись над тазиком, мыл голову какой-то незнакомый толстый мужчина с необычно широким задом. Когда тот выпрямился и повернулся к нему лицом, Зяма, к своему великому удивлению, обнаружил, что это совсем не мужчина. Он в ужасе глянул по сторонам - кругом были одни женщины.
      - Девки! Тут мужик! - истошно завопила женщина.
      В бане поднялся переполох, как в растревоженном хорьком курятнике. На Зяму вылилось сразу несколько тазиков мыльной воды. Ничего не соображая, он попытался укрыться в парилке, но и там уже вовсю хлестались вениками женщины. Одна из них, узнав его, весело закричала:
      - А, Зяма, давай, залезай к нам! Отстегаем по высшему классу - будешь, как огурчик!
      Зяма выскочил оттуда, как ошпаренный. В моечной уже стоял дружный хохот. Со всех сторон посыпались просьбы потереть спинку, кто-то шлепнул его мочалкой по попе. Обезумев от происходящего, прикрывая руками то глаза, то части тела, резко отличавшие его от окружающих, Зяма, сшибая на ходу скамейки и опрокидывая тазики, бросился к выходу. В раздевалке тоже было полно женщин. Не обращая внимания ни на пронзительный визг, ни на летящие в него со всех сторон предметы женского туалета, он выскочил на улицу. Но здесь у него возникли все те же проблемы: до него вдруг дошло, что он стоит во дворе комбината в чем мать родила, а вся его одежда осталась в предбаннике. Зяма сунул туда голову, но, схлопотав по физиономии чем-то розовым, женским, снова закрыл дверь.
      Так что же все-таки случилось, и каким образом в бане произошли такие удивительные перемены? Все было до банального просто. Пока Зяма издевался над собой в парилке, строители прямо в предбаннике начали отмечать сразу два важных события: окончание строительства и первый пар. Они разливали уже, наверно, третью бутылку, когда к ним постучали женщины из швейного цеха.
      - Ребята, может допьете на улице? Там хорошо, солнышко светит, а мы пока помоемся.
      Мужики быстренько сгребли в кучу закуску, водку, одежду и расположились на травке рядом с баней. О Зяме в тот момент, естественно, никто не вспомнил. Разомлевшие от бани, жаркого июньского солнца и выпитого, они неожиданно заметили его, абсолютно голого, стоящего в полной растерянности перед закрытой дверью.
      - А, Зяма, с легким паром! А чего ты голый? Одевайся - вот твои штаны, и рубашка, наверно, где-то здесь.
      Постепенно, до их затуманенного сознания начало доходить, что же произошло после того, как они покинули баню. Отдельные смешки сменились всеобщим весельем. Зяма, ни на кого не обращая внимания, лихорадочно выискивал в общей куче свою одежду. Когда страсти улеглись, все начали настойчиво приглашать его присоединиться к их компании.
      - Выпей с нами, ты же знаешь, что про баню Суворов сказал?
      Но Зяме в тот момент были глубоко безразличны высказывания великого полководца, он быстро оделся, и ни на кого не глядя, ускоренным шагом направился домой.
      Назавтра к обычным шуткам, к которым Зяма давно привык, добавились не очень приличные шутки с сексуальным подтекстом. Выслушивая их, Зяма смущенно опускал глаза - ему было стыдно.
      А женщины после этого случая стали поглядывать в его сторону с каким-то особым, понятным только им одним, интересом.