Журнал Мишпоха
№ 12 (2) 2002 год
Он любил жизнь
|
Кадиш
Передо
мной белый лист, как бескрайнее снежное поле, по которому боишься идти,
не нарушив гармонию чистоты и красоты. Я боюсь начать писать, так как
“мысли смешались, голову мнут”, боюсь быть не точной и предвзятой. И все
же я начинаю свой путь по заснеженной площади Минска, что рядом с Дворцом
Профсоюзов. Мне семнадцать лет. Рядом папа. День смерти Сталина. У людей
серые, отрешенные лица. Но я запомнила не этот траурный день, а то, как
люди поднимали глаза и смотрели на моего отца. Да, это было нескрываемое
любование даже в такой день. А отец шел такой статный, красивый, в полупальто,
обнимая меня за плечи. Как я гордилась моим отцом! Я даже не отдавала
по молодости отчета, что я могла гордиться им, как прекрасным художником,
беспредельно честным, корректным и всесторонне образованным. Я так люблю
своего отца, что мне хочется поделиться воспоминаниями о нем с другими,
тем более, что правда об отце – это и правда о прожитом времени. Я очень
не хочу, чтобы память о таких людях, как мой отец, стерлась, чтобы все
то, что сделано им за богатую творческую жизнь, потерялось безвозвратно.
Такие люди, как он и моя мать, часть нашей культуры, их просто нельзя
выбросить из нее. Я всегда училась у них мужеству, преданности и вере.
Отец не боялся ничего. Помню, как в тревожном 1947 году он встретился
лицом к лицу с вооруженными бандитами (их было восемь человек), спас меня
и какую-то женщину, которую они успели раздеть и собирались изнасиловать.
Они зверски избили отца, но он запомнил их лица, и не боясь отмщения и
угроз военного командования Белоруссии, боявшегося запятнать честь армии,
нашел их в строю.
Отец
знал цену жизни и смерти, уйдя на фронт в первый же день объявления войны.
Мои родители всегда совершали гражданские поступки, потому что им было
стыдно их не совершать: их спасало всегда чувство гадливости к подлости.
Не из чьих рук они никогда не ели, не завидовали деньгам. Они стремились
жить интересно, и это было важнее, чем жить хорошо.
Много агрессии принесло время, в которое мы жили, ощущение тревоги и опасности.
Люди ненавидели друг друга. И всегда ненавидели тех, кто умнее и интеллигентнее.
Они не понимали, что быть интеллигентным и умным не значит быть богатым.
Сегодня отцу – театральному художнику и графику Борису Малкину – исполнилось
бы 94 года. Но я вижу его молодым, красивым, влюбленным в театр, неустанно
работающим.
Родился отец в небольшом городке Прилуки на Украине, в семье полиграфиста,
в 1908 году. Его творческий путь начался в 1929 году, когда он окончил
Киевский художественный институт. Отца привлекла яркая творческая жизнь
Белоруссии. Он переезжает в Минск. Часто бывает в Витебске, где вокруг
созданной Художественной школы сгруппировались хорошие графики: В этот
период он начинает работать в жанре станковой графики, ксилографии и линогравюре.
Художник
работает над близкими, волнующими его темами: жизнь маленьких местечек
и городов Белоруссии. Так возникает ранняя серия работ из цикла “Минск”,
“Местечко”, “Старые города”. Эти работы полны лирики и экспрессии. В рисунках
“Голова Старика”, “Дед и Внук”, “Еврейская уличка”, “Молитва” - яркая
психологическая характеристика людей еврейских местечек. В графических
листах “Сваха”, “Девушка”, “Сватовство” – тонкий сарказм и глубокий лиризм,
четкость композиции.
Оперируя одним цветом, варьируя его от глубокого черного до белого, художник
лепит форму, подчиненную задаче психологического решения образа. С успехом
художник начинает работать в книжной графике. Оформление книг (поэмы Я.Купалы
“Над рекой Аресой”, поэмы “Евгений Онегин”, сборник стихов Элоизы Тетки)
занимает видное место среди лучших работ графиков Белоруссии. Отец становится
руководителем отдела художественного оформления Белорусского издательства,
издает журнал “Чырвоная Беларусь”. Много работ отца этого периода находятся
в Белорусском Государственном музее.
Отец
принимает участие в 20 художественных выставках, четыре из которых – персональные.
С 1937 года папа работает в театрах Белоруссии. В театре драмы имени Я.Купалы
он знакомится с ведущей актрисой и просто очаровательной женщиной Верой
Полло. Творческая дружба перерастает в любовь, и я, оставшаяся без матери
(она умерла, когда мне было полтора года), знакомлюсь с новой мамой, которая
становится для меня единственной и горячо любимой, обожающей меня, а позже
мою дочь и моего внука.
Отец оформил более 75 спектаклей. Это и знаменитая “Павлинка” Я.Купалы,
которой открывается театральный сезон на протяжении более 50 лет и в которой
сверкал талант моей матери в роли Агаты; “Волки и овцы” и “Поздняя любовь”
Островского, спектакли по пьесам Хикмета, Лопе де Вега, Пристли и т.д.
После войны мои родители вернулись к любимой работе в Минске, в 1944 году.
Отец в звании капитана танковых войск участвовал в боях под Смоленском
и Москвой, где был ранен. Мать с фронтовыми театральными бригадами тоже
прошла войну. Всю войну родители не знали, где я находилась, и только
в 1944 году они нашли меня в деревне под Минском. Все ужасы войны я испытала
сполна: и голод, и холод, и горе, что никогда больше не увижу папу и маму.
В
послевоенные годы расцвел махровый антисемитизм. Отцу “приклеили” ярлык
космополита и формалиста. Ему мешали работать, не давали заказов. Особенно
старалась газета “Известия”, клеветавшая на моего отца. За долгую творческую
жизнь папа не заслужил ни одной монографии или другой публикации, рассказывающей
о его многогранном творчестве. Его фотография была сорвана со стенда,
посвященного художникам-фронтовикам. Художнику была устроена настоящая
травля. Каким же надо было быть сильным человеком, чтобы продолжать работать
“в стол”.
В период с 1964 по 1972 год были созданы новые яркие серии монотипии в
технике лака: полная нежности и лиризма, в серебристых тонах “Корделия”,
в насыщенных красных тонах – “Король Лир”, полная трагизма черно-белая
серия “Жестокий Век”. За этими работами последовала очень тонкая серия
в золоте “Цирк” и черно-белая “Клоуны”. Только раз отцу посчастливилось
выехать за рубеж с группой “выездных” художников. После поездки появились
монотипии “Набережная Сены”, “Стамбул”, “Итальянский дворик” и т.д.
В
этот период художник увлекается деревянной скульптурой. По эскизам отца
выполнены настенные блюда и подсвечники в металле и керамике.
Не могу не вспомнить его эмблему Белорусского Художественного Фонда, первым
директором которого он стал в послевоенные годы. Известна и его этикетка
водки “Кристалл”, эмблемы Минского тракторного и велозаводов. Отец много
работал в оформлении интерьеров – это гостиница “Спутник” и интерьер салона-магазина
“Павлинка” в Минске.
Отец оставил большое наследие. Его акварели, офорты, линогравюры и монотипии
полны мастерства. Много работ художника находятся в частных коллекциях
и ведущих музеях России и Белоруссии: в Третьяковской галерее, музее имени
Пушкина, в Бахрушинском театральном музее “Москва”, в музеях Гомеля, Витебска
и Государственном Белорусском музее в Минске.
Никто не мог и подумать, что такой жизнелюб, как мой отец, может самовольно
уйти из жизни. Видимо, все невзгоды сильно надломили его. 20 ноября 1972
года не стало моего отца.
В моем сердце вечно кровоточащая рана, потому я и пишу эти воспоминания.
Отец всегда говорил мне: “Если тебе когда-нибудь потребуется рука для
поддержки, взгляни на свою, именно она и нужна тебе. Когда же ты станешь
старше, вспомни, что у тебя есть еще одна рука. Первая предназначена для
помощи себе самой, вторая – для того, чтобы помогать другим”. И добавлял,
озаряя лицо такой дорогой для меня улыбкой: “Штоб вам заўсёды было, што
даваць”. У моих родителей всегда было, что давать. Они отдали людям свой
талант.
И если люди тепло вспомнят полные лирики, задумчивости и иногда тоски
работы моего отца – художника Бориса Малкина, а также искрометную игру
моей матери – Народной артистки Веры Полло, значит труд их вознагражден,
и не поглотила память о них Лета.
|