ЖУРНАЛ "МИШПОХА" №12 2002год

Журнал Мишпоха
№ 12 (2) 2002 год

Земля закипала, как грех

Елена Маркевич

Короткий рассказ

Девочку Дон подобрал на улице и принес своей Ципоре. Кто знает, как испытывала судьба эту бессмертную душу и где носила маленькое тельце, пока не оставила умирать у ворот Дона.
Ципора своих детей не имела и Анельку выхаживала, как могла. Вымыла, согрела, пела ей длинные ласковые песни и молилась, молилась…
Анелька жить не собиралась.
- У какого Бога вы просите, Ципора? – поинтересовался сосед Мисигиля. – Если у еврейского, то как поможет гойке еврейский Бог?
Ципора не обращала внимания на эти слова. Она молилась истово и требовала у неба спасти и сохранить дитя.
“Если Ты дал ей жить, так дай!”
“Ципора… Что ты хочешь, Ципора?
Душа девочки сейчас чиста и безмятежна. Она уже одолела свой жизненный путь. Перед нею Врата Вечности… За что ты хочешь наказать ее, Ципора?”
“Милый мой Боже! Я – грешная женщина, и на все есть Твоя воля. Но если Ты дал мне дочку, так не отнимай ее у меня! Если этот ребенок познал боль и страдания, дай ей узнать и любовь!”
“Ципора, и любовь приносит боль”.
“Пусть будет, что будет. Ты Сам знаешь”.
Так появилась Анелька в местечке, где не жили банкиры, ювелиры и антиквары. А жили там сапожники, ломовые извозчики, портные. Там была еврейская столовая Соркина и росли самые крупные яблоки, а ломовые извозчики ругались так, как никто не мог ругаться.
У Дона с Мисигилей был общий двор. За забором жил с семьей Ефим.
- Ефим! – кричал соседу Мисигиля, когда нужно было поколоть дрова. – Ефим! Душа с тебя вон! Ты хочешь сто грамм?
- Кто же от своего счастья откажется? – выходил на крыльцо стогообразный Ефим.
На лавочке появилась выпивка и закуска.
- Я закусывать чуждаюсь, – всегда заявлял Ефим, усаживался на скамейку и опрокидывал водку в усатый рот. Мисигилин Соломончик срывался с места и уже нес Ефиму его гармонь.
- Анелька, красуля, подь суды! Я тебе поиграю, а ты поскачи рэдэле! – И он начинает играть что-то вроде “свиньи в репу”.
Анелька убегала в дом, а на крыльцо выходила полногрудая Ципора. Она прятала руки в край фартука и улыбалась.
- Что ты, босяк, пугаешь мне девку?
- Ходи ты, Цыпочка, чай не забоишься? – кричал Ефим, продолжая наяривать на гармошке.
- Спроси сначала моего Дона, бандит. – Она показывала белые зубы и уходила. Ефим многозначительно кряхтел и убирал гармонь.
- Ладная баба… Халера табе в пуп, – говорил Ефим.
- Он мне будет рассказывать, – соглашался Мисигиля.
- Ах ты, грехи наши тяжкие! Ну, где твои дровы, хозяин?
…Зимой на реке устраивались честные кулачные бои. Тогда сходились на льду Верхняя набережная, Ильинка, Успенка, Хлебный тупик, Гоголевская и Свинтер. Дрались с удовольствием и переменным успехом. Старики следили, чтобы бой шел по правилам.
В зависимости от стратегии, а может быть и тактики, Ефим сына Антона до поры в драку не пускал, придерживал. А когда, по его разумению приходил срок, говорил: “С Богом, сынок”, – и Антон рыжим обвалом скатывался со своего берега.
Мало кто мог сравниться с Антоном по силе.
Может быть, он боли не чувствовал, может из-за настырности своей дрался безудержно и беспощадно.
Что можно противопоставить этому? Настырность, ловкость, кураж… и что-нибудь еще.
Антону был вровень Володька со Свинтера – крепкий, гибкий. Господи! Даром разве сохли по нему береговые паненки? Парни молодые, здоровые, они не чувствовали усталости. И ненависти не чувствовали. А что им было делить? Нечего им было делить, пока не выросла Анелька и глянула на Володьку черными глазищами.
Допустить, чтобы Володька его в чем-то превзошел, Антон не мог. Конечно, ходить за Анелькой ему было нужно, как сегодня помирать. Во-первых, не ясно с какой стороны к ней подступиться, во-вторых, Дон не допустит, хоть и товарищ он батьке. Тем более Ципора. За дочку любого жизни лишит и не задумается.
Но завертело Антона. Суровый боец на кулаках, беспощадный озорник над бабским полом, как есть пропал…
И Володька никуда не делся.
- Нелка, душа с тебя вон, смотри, что делается! Эти шлимазлы разнесут мне когда-нибудь дом! Сто чертей их мамашам – мадам Орловой и Наташе со Свинтера, – говорил Дон, когда пересекались пути Володьки и Антона под Анелькиными окнами.
- Что ты смущаешь ее, Дон? Она ведь уже девушка, – Ципора крепко целовала Анельку в щеку и расплетала ей косы, длинные, как молитва ребе. – Когда-нибудь и наша птичка улетит вить свое гнездо.
- Все в срок, но про этих мишигасов даже думать не смейте!
- Вот старость пришла, Дон, а где мудрость? Не мешай, Дон.
- Никогда!!!
Никогда не отдаст Дон свою девочку гою! Гою в дом нужна работница, ломовая лошадь, как кобыла Дона Розка, которую он грузил на спор и гнал из оврага в гору, а она старательно и безропотно тащила этот воз. На горе Дон падал перед Розкой на колени и целовал ее морду в пене, и плакал, и просил простить…
Нет. Никому не отдаст Дон свою маленькую девочку.
Когда всем стало ясно, что дракой дела не решить, сели играть в карты. Кто проиграет, к Нельке ни ногой. Дело чести.
У Антона, понятно, колода крапленая. Володьке дали тасовать. А он уже по весу знал, что нет там четырех карт. Королей, конечно. А это значит, что во время съема Антон сделает закладку и короли окажутся сверху. Два у Володьки и два в прикупе. Когда Антон возьмет прикуп, его очки будут считаться выше. Это по правилам.
А Володька, чистая душа, сделал заклад на заклад и сдал. Ну, вот. Если бы вы могли видеть лицо Антона, когда он взял прикуп.
Что оставалось бедным мальчикам?
Они пошли к Ципоре.
- Тетя Ципора, – говорил Володька, – я любить ее буду, жалеть буду. Может со мной ей счастье?
- Володечка, Господу Богу легче заставить расступиться Красное море, чем создать счастливую семью. А кто женат несчастливо, будет умирать каждую ночь.
- Гиршевна, – приступал Антон, – отдай Нелку, я тебя матерью назову.
- Мальчик, у настоящего мужчины одна мать и одна жена. И рядом с вами, Антончик, она всегда будет жидовка.
- Она – не жидовка!
- Она – жидовка.
Был седьмой день еврейской недели. Беготня и заботы ушли. Шаббат всегда приносит в дом еврея покой. Субботу ждут как невесту, все светло и чисто – сердца и дом. Зажигают свечи, и на столы ложатся тугие белоснежные скатерти. В доме Дона все были за столом, когда рыжая девочка Двойра закричала с порога:
- Тетя Ципора! – и Дон уронил кусок халы, – тетя Ципора! На курином базаре убиваются эти мишигасы! Из-за вашей Анельки!
- Дон, что ты сидишь, Дон? Угомони мальчиков, пока они не убили друг друга! Есть, я спрашиваю, у них родители, или это байстрюки безродные?
На базарной площади собрались люди.
- Человеколюбивые братья, помогите! – билась мать Антона, которую не пускал к сыну Ефим.
- Кто научил этих милых деток делать такие тиранства? – суетился Мисигиля. – Ой, Володька, дер нар, ой! Ефим, куда ты смотришь?
- Все из-за твоей сучки приблудной, Ципора! Чтоб ей сдохнуть, лахудре поганой! Чтоб все вы сдохли, отродье жидовское! Пусть Бог покарает вас… Пусти Ефим! Пусти, он убьет твоего сына!!!
- Что ты говоришь, Вера, – прошептала Ципора. – Господи, сомкни ей уста, – начала она молиться. – Господи, если Ты удалился от меня в наказание, пусть так и будет. Только не отнимай разума, дай сил любить ближнего и не допусти раздора!
Антон упал, его мать замолчала и села в пыль.
Ефим шагнул к Володьке, желая отомстить за сына.
- Фимка, стой! – подхватились бабы. – Мужики, держите его!
- Ой, – причитал Мисигиля, – не говорите вы мне. Если была бы жива Володькина мама, разве не пошла бы она к Дону и Ефиму? Разве не договорились бы они по-соседски? Ой! Сейчас у нас будут покойники.
- Кто сказал, что у мальчика матери нету, – прошептала Ципора. И она встала между Ефимом и Володькой.
Ефим посмотрел в глаза Ципоре и понял, что драку пора кончать.
Он подхватил сына поперек туловища и бросил через базарный забор.
Потом в круг вышел Дон. Он взял Володьку за руку и сказал:
- Ну что, сынок, не обижайся. Твоя очередь лететь за забор, – и прихватив парня, сильно толкнул его.
За забором Володька приземлился рядом с Антоном…
- Евреи! – обернулся Дон к людям. – Возвращайтесь к своим праздничным халам, идите к своим детям! Разве можно оставлять детей? Детям пора спать. Двосечка, – в будке сапожника сидела Двоська и жгла спички. – Двосечка, тебя это тоже касается.
- Святой Моисей! Это не девочка, это – целая пиратка! Посмотрите, она спалит нам базар со всеми бебехами! Лева, а Лева, заберите огонь у этой рыжей хулиганки. Что вы делаете, Лева? Сегодня вы дадите ей копеечку, а завтра к вечеру у нее уже будет наган! Вы не знаете эту девочку, уверяю вас!
- А комбинация из трех пальцев не заменит девочке оружие? – улыбался сапожник Лева. – Ой, Двося, положите мои гвозди, они, кстати, не для этого… Двося, я уже выгоняю вас, Двося. Идите и расскажите своей маме. Люди! Эта бандитка сделает мне форточку в голове! Двоська, морда с тряпок, гей шлофн! Иди спать, Двося!
Люди расходились с базара.
“Земля закипала, как грех. И звезды горели над ними, как субботние свечи”.

Елена Маркевич

© журнал Мишпоха