ЖУРНАЛ "МИШПОХА" №13 2003год

Журнал Мишпоха
№ 13 2003 год

Новые книги

В книгу вошли материалы как эксклюзивно подготовленные во время архивных изысканий, так и ранее уже опубликованные, разбросанные по различным справочным, энциклопедическим, научным изданиям, в периодике и интернете. Важной составляющей книги является по крупицам собранный иллюстративный материал.
Первая часть включает описание жизни могилевских евреев в Великом княжестве Литовском и Речи Посполитой, хронологию грамот и привилегий, выданных могилевским евреям до включения белорусских земель в Российскую империю, очерк о возникновении и природе антисемитизма на белорусских землях, повествование о первых еврейских погромах в Могилеве, описание жизнедеятельности кагалов и их борьбы с оформляющимся хасидизмом и нарождающейся Гаскалой (Просвещением), изменение еврейской жизни после образования черты оседлости в России.
Много внимания уделяется в книге попыткам российских царей переделать евреев и еврейский быт (включая введение рекрутской повинности, переселение из сельской местности в города, запрещение на ношение традиционной одежды и обращение в христианство) и признанию их “неисправимыми”. Важное место занимает рассказ о представителях еврейского национального движения (палестинофилах, революционерах, сионистах, автономистах и пр.), выдающихся ученых и банкирах, врачах и раввинах, связанных с Могилевщиной.
Завершает первую часть рассказ о жизни могилевских евреев в конце XIX – начале ХХ века, погроме 1904 года, первой мировой войне и февральской революции. Отдельные главы книги посвящены таким специфическим еврейским явлениям, как коробочный и свечной сбор, традиционное образование, синагоги и молельные дома.
Вторая часть книги, работа над которой продолжается, будет посвящена советскому периоду, второй мировой войне, послевоенной жизни.
Большую часть книги составят иллюстрированные воспоминания самих могилевчан.

Выдающимся талмудистом и общественным деятелем, жившим на территории Могилевщины, являлся Давид бен Иегуда Лурье – один из потомков древнейшего рода Лурья, или Лурье, с другими представителями которого мы познакомим читателя ниже.
Давид Лурье (обычно его называли р. Давид Быховер) родился в Старом Быхове под Могилевом в семье, имевшей в своем роду известных богословов и раввинов. Уже в молодые годы он приобрел обширные познания в талмудической письменности и кабалистической литературе. Первый комментарий к одному религиозному трактату он написал в 17 лет. Благодаря великолепной эрудиции и одаренности, Д. Лурье со временем стал одним из самых крупных авторитетов в талмудической литературе. К нему обращались за разъяснениями известнейшие раввины Белоруссии. Сам он предложение занять раввинский пост отклонил и параллельно с научными занятиями успешно вел торговые дела.
Д. Лурье составил множество капитальных трудов – комментариев к Библии, Талмуду, Мидрашу, Зогару и другим основополагающим еврейским книгам. Кроме того, он играл видную роль как общественный деятель, принимал участие во многих совещаниях по важным вопросам еврейской жизни, встречался в 1846 году с выдающимся английским евреем М. Монтефиоре, когда тот останавливался в Вильно. Он был не чужд и светского знания, изучал новую еврейскую литературу на немецком и других языках, вел переписку с одним из родоначальников русско-еврейского просвещения И. Левинзоном о переводе некоторых традиционных еврейских трудов на русский язык.
Всю свою жизнь Давид Лурье прожил в Старом Быхове, где и умер в 1855 году ( “Еврейская энциклопедия”).

“семейная вражда” в быхове

С именем Давида Лурье связана одна очень интересная история, перипетии которой могли бы стать темой романа с элементами детектива, драмы и мелодрамы, в котором присутствуют кражи, подлоги, аресты и приговоры. Может быть, лишь отсутствие любовной интриги не привлекло к этому эпизоду внимания талантливого писателя. Однако ее легко можно было бы додумать, а уж шекспировская межсемейная вражда в Старом Быхове в наличии имелась. Для нас же эта история любопытна не столько самим фактом своего существования, сколько некоторыми бытовыми деталями, позволяющими представить жизнь могилевской провинции более рельефно и объемно.
Началось все в середине мая 1838 года, когда известное III отделение не менее известного графа Бенкендорфа получило одновременно два перлюстрированных частных письма, направленных в Петербург и Житомир за подписью Давида Лурье. Письма эти содержали настолько “дерзкие выражения” в адрес государя Николая I, что это не могло не всполошить III отделение. В срочном порядке в Могилев был отправлен офицер корпуса жандармов, который с представителем могилевского губернатора И. Маркова должен был “ни мало не медля, отправиться в Старый Быхов, так чтобы в сем городе не могло быть получено предупредительное о приезде известие, тотчас и внезапно арестовать Давида Лурье... и немедленно доставить в Петербург.”
Однако оказалось, что как раз в это время Лурье находился по торговым делам в Могилеве, где и был арестован. Кроме того, были конфискованы все найденные в его доме бумаги, хранившиеся в особой шкатулке. С этими бумагами Д. Лурье был доставлен в Петербург и лично допрошен графом Бенкендорфом и его ближайшим помощником Дубельтом. Надо сказать, что дело это “шито было белыми нитками”, ведь оба письма, как оказалось, были написаны разными почерками, причем ни один из них не принадлежал самому Лурье. Чтобы выяснить это, не требовалось особого разбирательства, однако, к несчастью, в бумагах ученого была обнаружена еще одна крайне компрометирующая надпись на немецком языке, которая, по версии следствия, содержала некую кабалистическую формулу, повторение которой здесь и в письмах должно было привести к гибели Николая I.
В 20-х числах июня обо всех следственных действиях было доложено государю, который повелел заключить Давида Лурье в Шлиссельбургскую крепость.
Не будем томить читателя, разрабатывая дальше сюжетную линию возможного романа, а сообщим, к каким выводам пришло следствие, в сферу которого были вовлечены, кроме вышеназванных лиц, еще и начальник 4-го округа корпуса жандармов генерал Дребуш и его подчиненный по Могилеву подполковник Куцинский.
Первопричиной злоключений Давида Лурье, как выяснилось, стала застарелая вражда двух быховских семейств – Рапопортов и Лурье, связанных родством друг с другом. Главой семьи Рапопортов являлась Реша – крайне властолюбивая и энергичная женщина, заправлявшая большими торговыми делами, которая своего сына Симху Рапопорта провела в казенные раввины, а зятя Лейзера Шапира – в бургомистры. Такое сочетание должностей для одного из самых еврейских городов Беларуси означало почти неограниченную власть, которая часто выражалась в бесцеремонном хозяйничанье в общественных деньгах. Оппонентами этого клана, открыто высказывавшими свое недовольство, стали лучшие круги быховского еврейства во главе с ученым-талмудистом Давидом Лурье. Примеряя этот конфликт к современным условиям, его можно интерпретировать как борьбу творческой и производственной интеллигенции с зарвавшимся административным аппаратом.
Озлобление семьи Рапопортов против Давида Лурье вылилось в решение убрать его из быховского общества любой ценой. В ход пошли подложные письма, кража шкатулки с документами из дома ученого и вложение туда “неблагонадежной” надписи. Больше того, уже после ареста Лурье делается еще одна попытка его компрометации с помощью выкраденной бумаги с настоящей подписью, которую смогли конфисковать в Могилеве у нанятого злоумышленниками быховского еврея Залмана Цейтлина.
Уже после ареста одного из исполнителей, некоего Ермонка, тот обвиняет Давида Лурье в преступных замыслах стать царем-мессией. Совершенная глупость этого заявления была столь очевидна, что Бенкендорф делает только одну пометку: “Вздор!”
Арест и заточение Лурье в Шлиссельбургскую крепость имели очень большой резонанс не только в Быхове и Могилевской губернии. Генерал Дребуш в докладе Бенкендорфу писал, что “Лурье не может не пользоваться в еврейском народе особым уважением...; пример разнесшегося повсюду невинного стеснения сего еврея, особенно в здешнем наполненном евреями крае,... может произвести на этот народ неблагоприятное впечатление. Для отвращения сего надлежало бы соблюсти в сем деле всю справедливость, подвергнув виновных в злом умысле строжайшему наказанию, тем более, что враги Лурье в подлог свой против него дерзнули вмешать некоторым образом честь государя...”.
Утвержденный 8 октября 1838 года Николаем I доклад Бенкендорфа содержал внесудебную отставку раввина Рапопорта и бургомистра Шапира, привлечение в арестантские роты нанятых ими исполнителей и перевод быховского городничего за “допущенный беспорядок” в одну из отдаленных российских губерний. Отдельным распоряжением приказано было “Давида Лурье, за обнаружением его невиновности, из Шлиссельбургской крепости освободить”.
Рассказывая о перипетиях развития дела, мы забыли о самом потерпевшем, содержащемся в заключении. По известным данным, отношение к нему было достаточно доброжелательным. Ему позволяли соблюдать предписания еврейских ритуалов, включая изготовление кошерной пищи и даже “трубление в рог” в канун еврейского нового года, для чего этот бараний рог был раздобыт самим комендантом крепости.
Возвращение узника на родину стало подлинно триумфальным. В Могилеве и других населенных пунктах, через которые он проезжал, его приветствовали толпы евреев. В родном Быхове ночью все население вышло ему навстречу с факелами в руках.
Могилевский губернатор Марков в своем распоряжении даже отметил, что новый быховский городничий Мельдер “допустил многочисленное сборище евреев, собравшихся с криком и шумом встречать ночью Давида Лурье...”. За это Мельдер получил строгий выговор и был снят с должности.
Так счастливо закончилась эта история, начинавшаяся столь печально.
(По материалам статьи С. М. Гинзбурга “Давид Лурье в Шлиссельбургской крепости.”//“Еврейская старина”, т. 3, 1910).

Александр Литин

Могилевские евреи, бесспорно, всегда были объектом обвинений и нападок на бытовой и религиозной почве, а также “виновниками” различных экономических бедствий. Однако были периоды относительного затишья, о которых свидетельствуют дошедшие до нынешних дней эпизоды прошлого.

снова виноватые

Мы уже писали об обвинениях могилевских евреев в колдовстве и вредительстве. Вот еще несколько примеров из “Хроники Трофима Сурты и Трубницкого”, которые лишь подтверждают бытовавшие в то время предрассудки.
В 1683 году “в Могилеве на Шкловской улице жена еврея Айзика Габриеловича Шейна Вульфовна родила чудовище, косматое, с когтями, наподобие медвежонка”. А через тринадцать лет ее муж Айзик Габриелович со своими товарищами (в другом переводе: “смердючими жидами”) убили в своем доме басанщицу (перекупщицу) Елену, “облупив груди в нескольких местах, глубоко ножами поколовши”. Однако последствия этого дела, несмотря на официальное предъявление трупа, так и остались неизвестными.
А в 1696 году в ночь на еврейскую Пасху стараниями “славного вора” Натана Гопоржа сбежал из заключения в ратушной башне известный мошенник еврей Айзик. По утверждению летописца, “невероятные мошенничества этих ворюг нет возможности и описать”. При содействии других евреев из Рясно, Бреста и Долгупова Айзик совершил дерзкую кражу из каменной кладовой могилевского бургомистра на большую сумму. По подозрению в этой краже были арестованы, кроме того, почетный могилевский еврей со своим зятем, которые, так и не сознавшись в содеянном, умерли от пыток.
Айзика же позже поймали, повесили и сожгли в Гродно.

Александр Литин

В 1930-е годы среди образованных евреев России определенную реакцию (и даже публичное опровержение) вызвало издание книги О. Темкина “Путь очищенный к познанию истинной веры”. Написание этого сочинения непосредственно связано с историей Могилевщины и ее евреев.

несостоявшийся цензор
о “еврейских заблуждениях”

Еврей Ошер Темкин, Могилевской губернии белицкий мещанин, проживавший определенное время в местечке Яновичи Суражского уезда Витебской губернии и городе Могилеве, много путешествовал, читал, беседовал с раввинами. В результате своих духовных поисков он, “выяснив заблуждения евреев”, убедился в “истинности православия” и решился на написание книги на эту тему. Такое стремление было с восторгом принято многими православными священниками. После того как из Янович Темкин в 1832 году прибыл в Могилев и изложил епископу Могилевскому Гавриилу свое намерение, последний, по существу, принял его под свое покровительство. О таком же покровительстве Темкину просил он в секретном послании и генерал-губернатора. В Яновичи с секретной миссией был направлен витебский губернский регистратор (НИАБ, ф. 1297, о. 1, д. 6617). Надо отметить, что меры предосторожности не были лишними. Кагалы через суд еврейской общины “Бет-дин” могли приговорить отступника даже к смертной казни.
Идея написания книги о “еврейских заблуждениях”, тем не менее, не сразу была принята местными властями. Генерал-губернатор захотел выяснить, насколько тверда уверенность Темкина в истинности христианской религии, и поручил протоиерею Ремизову, который знал “еврейский язык”, проверить еврея и подумать, не лучше ли писать сочинение в Александровской лавре Санкт-Петербурга. В течение двух месяцев протоиерей проверял знание Темкиным священного писания и в конце концов “написал, что он действительно предан христианству”, и сочинение его после доработки “довольно может быть полезным”. В расчет бралось и то, что книга будет на “чистом древнем еврейском языке”. В кулуарах власти звучали и иные мысли: “...это сочинение не обратит на себя внимание его собратий, если не получит одобрения раввинов, уважаемых у них по их учености и, вероятно, будет иметь еще меньшее действие, когда евреи узнают, что оно было написано под наблюдением христианского духовенства”. Предлагалось, чтобы Темкин окончил книгу сам и на свои средства.
Огромную, а возможно, и решающую поддержку Ошеру оказал епископ Могилевский Гавриил. Он неоднократно обращался и в церковные, и в самые высшие светские инстанции с предложением поддержать Темкина в его начинании, доказывал, что особенно полезно это сочинение будет как для евреев, уже принявших христианскую веру, “для большего их утверждения в оной”, так и для изъявлявших желание ее принять: “Хотя число принявших и изъявляющих желание на принятие христианской веры евреев незначительно, но, по словам Спасителя, радость бывает на небеси и о едином заблудшем, обращающемся и присоединяющемся к стаду Христову”. Поддерживаемый православным духовенством и чиновниками, Темкин под руководством протоиерея Ремизова продолжал учиться “тайнам Религии Христианской, приобщая сами к ним свое семейство, состоявшее из жены, пятерых сыновей и двух дочерей, завершая свою работу над книгой”.
В конце концов о сочинении Темкина было доложено государю, и тот его одобрил. Да и как было не одобрить, если в некоторых обращениях дело уже подавалось так: “В дни благословенного царствования Великого Императорского Величества явилось чудное ознаменование благодарности Господней на одном из обитателей еврейского племени в стране белорусской”. Император “высочайше повелел: издать сочинение на еврейском языке и в переводе на российский за счет казны; раздать необходимое число духовенству западных губерний, остальное продать за самую деловую цену в пользу Темкина”; отпустить сверх выделенных ему 700 еще 1000 рублей, Министру народного просвещения сообщать, может ли Темкин быть определен цензором книги еврейского закона (НИАБ, ф. 1297, о. 1 д. 6617).
В 1834 году Ошер Темкин был окрещен в православие. Его сочинение поддержал, исправлял и редактировал придворный протоиерей Павский. В 1835 году оно было издано отдельной книгой объемом 163 страницы в типографии Академии наук (“Еврейская энциклопедия”, т. 4, с. 798).
В послесловии к книге автор просил извинения за некоторые недоработки, причину которых объяснял тем, что “бумаги сии принужден был скрывать в подкопах земных, и в разселинах каменных, ибо опасался, чтобы кто не узнал сего, и чтобы не подвергнуться за это смерти...” (“Путь очищенный к познанию истинной веры. Собранный из книг Священных, из толкований Талмудических и из книг кабалистических одним из евреев по имени Ошер Темкин для исправления сердец сынов человеческих.” С.-П., 1835, с. 163).
Издание имело определенный успех в среде православных священников. Но назначение Темкина цензором, чего он желал, не состоялось. Несмотря на то, что в начале ХIХ века в России насчитывалось 16 еврейских типографий, из которых 4 – дубровенская, копысская, могилевская и шкловская – находились в Могилевской губернии, свободных ставок цензора для Ошера (Егора) так и не нашлось.

Александр Агеев

Конфликты между белорусами и евреями в Могилеве времен Великого княжества Литовского были обычным явлением. Однако христиане и евреи “учились” если не любить, то хотя бы терпеть друг друга. И если о достаточно мирных взаимоотношениях между ними свидетельствуют сто лет до первого раздела Речи Посполитой, в течение которых документы не фиксируют ни одного погрома, несколько кровавых событий конца XVI – первой половины XVII столетия не позволяют усомниться в страшных деяниях средневекового антисемитизма.

ПОГРОМ ПОД РУКОВОДСТВОМ
КОНСТАНТИНА ПОКЛОНСКОГО
– самый известный погром в Могилеве.

В 1654 году, во время войны России против Речи Посполитой, могилевские местичи открыли городские ворота перед царским войском и сдали город московитам. Сдаче предшествовал торг о сохранении прав и привилегий, который вел могилевский магистрат с российским царем Алексеем Михайловичем. Среди условий, на которых могилевские мещане соглашались впустить русских в город, были и те, что касались непосредственно евреев. Подчеркнем, что исполнения этих условий требовали сами мещане, именно они были их инициаторами. После сдачи города эти требования были подтверждены царем. В чем же была их сущность? “Бьем челом вашему царскому величеству, чтоб земли и домы, в месте Могилеве стоячие, которых жиды и шляхта отбегли, до места приворочены были, или тако ж тем мешчаном, которым жиды были должны и прочь отъехали, в тех же долгах отданы и присуждены были. Бояре приговорили – жидовские дворы отдавать по крепостям, а на которые крепостей не положат, и тем быть за государем”.
Но была еще одна просьба, куда более страшная для евреев, живущих в самом городе: “Бьем челом вашему царскому величеству, чтоб жиды в месте Могилеве жития никакого не имели.” Царь целиком удовлетворил ее, ответив: “Той статье быть так”. А в скором времени случилась трагедия, память о которой местное еврейство сохранило до нынешнего дня. Могилевский шляхтич Константин Поклонский, на тот момент царский полковник укомплектованного им самим казачьего белорусского полка, вместе со своими людьми уничтожил еврейскую общину Могилева. Евреям приказали собираться будто бы для выселения в Литву. А когда они со всем своим скарбом вышли за город и дошли до Печерска, там их посекли люди Поклонского, не выказывая жалости ни к кому.
Вслушаемся в рассказ могилевского хронолога Трофима Сурты об этой трагедии: “Прежде, чем пришел Радзивилл в Могилев, Поклонский, собрав откуда мог бездельников, поверив своей фантазии о том, что он обогатится грабежом, задумал вывести жидов как будто в Литву и приказал всем жидам готовиться в дорогу. А они, выбираясь со своими скарбами, где могли прятали золотые дукаты, в хлебы запекали, женщины и дети в косы заплетали. И так, выведя в Печерск, всех жидов приказал рубить и в могилы (…) побросали и много у них богатств понаходили. Много также в это время жидов, что остались, которые не пошли за Поклонским в Литву, покрестились, из которых и десятая часть не умерла в христианстве, снова потом иудеями стали”.
Согласно местной еврейской молве, от всей еврейской общины Могилева осталась лишь одна семья. Сохранила молва и фамилию того, на чьих руках была кровь убитых – Поклонский, Поклончик. В действительности, выжило гораздо больше евреев. Многие из них спаслись, но были вынуждены принять христианство. Об этой кровавой драме еще в начале 20-х годов XX века читались элегии в синагогах.

Игорь Марзалюк

Так складывается в нашей истории, что многое в ней принадлежит чьим-то воспоминаниям, рассказанным кем-то байкам, услышанным от кого-то сплетням.
Почему так? Думается, объяснение сколь простое, столь и очевидное: потому что еврейская история вместе с народом, ее породившим, переживала периоды, когда только люди, только их память запечатлевали в картине времени те или иные черты, события, без которых эта самая картина была бы беднее и неинтереснее. Стоит ли собирать эти, в сущности, слухи? Стоит ли им доверять? Стоит ли брать в расчет, пытаясь понять, что же происходило, как жили люди и зачем поступали так, а не иначе?
На эти вопросы каждый дает собственный ответ. Мы же предлагаем не ответ, а лишь повод для размышлений. По-нашему мнению, если в том или ином эпизоде есть хотя бы дым, то почему бы не поискать и сам огонь или головешки от горевшего когда-то костра страстей, слов, поступков.

БЫЛЬ О ДОМЕ

Дом, что стоит напротив костела св. Станислава и который сегодняшним своим видом никому ничего особенного не расскажет, на самом деле хранит память об одной весьма любопытной и в чем-то показательной истории, случившейся добрых два века назад. Хотя, по правде сказать, нет абсолютной уверенности в том, было ли это на самом деле.
Так вот, в доме напротив костела св. Станислава жили евреи: радовались наступившему дню, молились о будущем и горевали о прошедшем. Дни проходили за днями, молитвы за молитвами. И вдруг евреи узнают, что католики пожаловались на иудеев в городской магистрат. Самое главное в жалобе было, что видят евреи с этажей своих таинства христианские, что оскверняет святость их, и недопустимо это. Надо положить этому конец: вообще евреев из города выселить.
Нужно сказать, что этим письмом авторы сей “эпистолы” поставили все городское руководство в тупик. С одной стороны, дом принадлежал евреям на правах частной собственности. Отнять этот дом у них по закону не было никаких оснований. Частная собственность тогда была незыблема и священна. С другой стороны, пропустить мимо ушей требования католической общественности было решительно невозможно, сами понимаете, за этой общественностью стояла главенствующая политическая сила – король-католик. Задачка была не из простых, но и решение вышло отменным.
Евреям разрешили остаться жить в доме, но окна, выходящие на костел, было приказано замуровать. И жалобщики, и истцы с решением суда согласились, хотя никто не был тем решением удовлетворен.

Семен Глазштейн

На вторую половину XVIII столетия пришелся кризис раввинизма и его бескомпромиссная борьба с родившимся и укрепившимся хасидизмом, “одним из крупнейших и оригинальнейших явлений не только в истории иудаизма, но и в истории религиозной эволюции вообще” (слова знаменитого С. Дубнова). Борьбу с хасидами возглавил величайший рабби Залман Элиаху бен Шломо (Виленский Гаон), идеалом для которого была “жизнь в Торе и с Торой”. Несколько сцен этого противостояния разыгрались в Могилеве и Шклове.
В 1786 году в Шклове от имени собрания влиятельных ортодоксальных раввинов, не без влияния Виленского Гаона, и как реакция на усиливающийся успех пропагандистской деятельности Шнеура-Залмана было издано антихасидское воззвание, очень характерное для того периода. Приведем выдержки из этого декрета в вольном переводе с английского (“Еврей в средние века”, Яков Маркус, стр. 276–278): “От множества наших грехов ничего не стоящие невежественные люди, называющие себя хасидим, покинули подлинное еврейство и провозгласили так называемый храм для себя, которому они поклоняются наиболее безумным способом, используя ритуалы, не соответствующие религии нашей святой Торы, и идут дорогой, которой никогда не последовали бы наши отцы. ...Все их писания, которые, к сожалению, недавно изданы, противоречат нашей святой Торе. Преувеличения и истории чудес, в них содержащиеся, – совершенная и очевидная ложь, и к ним не должно быть никакого доверия... И, смотрите, к несчастью, этим разожжен большой пожар среди евреев... Поэтому мы, нижеподписавшиеся, согласились с тем, что каждая община должна принять строжайшие защитные меры, описанные ниже:
1. 25 месяца Тебет (15 января 1787 года) должна быть во всех общинах проведена публичная молитва, цель которой состоит в предотвращении зла ереси.
2. Все возможные меры должны быть приняты, чтобы еретики были лишены возможности проводить молитвенные и общие собрания в общинах.
3. Внимательнейшее наблюдение должно быть установлено за тем, чтобы никто не изучал их литературу, и мы должны помнить об этом.
4. Мы полностью подтверждаем законность
прежних постановлений, выпущенных в Вильно, говорящих о паломничестве глав секты.
5. Мясо, полученное по их ритуалу, должно считаться отвратительным, трефным и не может употребляться в пищу... Мясо, принесенное из другого города, также должно считаться некошерным, если только нет свидетельства надежного человека, не хасида, об обратном. (Естественно и очевидно, что никто не может иметь с ними никакой совместной деятельности).
6. В каждом городе должны быть назначены наблюдатели, чтобы следить за тем, что все упомянутые условия выполняются.
7. Никто не имеет права защищать любого члена этой секты.
8. Никто из этой секты не может вносить иск в еврейский суд. Никакая община не должна позволить никому из них занять место раввина, и, само собой разумеется, никто из них не может преподавать нашим детям.
9. Во всех общинах должно быть объявлено о том, что любой, кто знает что-либо, хорошее или плохое, о хасидах, обязан донести это до суда.
Мы, нижеподписавшиеся, единодушно поддерживаем все эти меры.
Подписано в Шклове, воскресенье 10 месяца Тебет 5547 (31 декабря 1786 года) Моисеем, сыном раввина Юдела и т. д, и т. д.
(Из сайта: www.beth-am.org)
Реакцию р. Залмана можно представить из его послания аналогичному съезду раввинов в Могилеве, прошедшему двумя годами раньше в 1784 году, в грубой форме потребовавшего лидера белорусских хасидов к допросу. Предлагая обратиться к третейскому суду, Залман писал: “Прежде, чем правосудие озарит нас, произнесите властное слово и разошлите письменные приказания по всем областям, чтобы к обществу вновь были приближены те (хасиды), которые по распоряжению упомянутых духовных лиц (в Шклове) были из него исключены. Ибо по примеру тех духовных лиц простонародье тоже восстало на нас, дабы делать нам зло. Мы приравнены к злодеям и настоящим отступникам, которых убить – есть дело, угодное Богу и спасительное для общества и для души убийцы. Ведь если бы не страх перед государственной властью, нас живьем бы проглотили, и такое деяние вменилось бы еще в заслугу. Втихомолку совершено уже дело неслыханное, и дана воля делать им (хасидам) жизнь несносною, лишать их средств к существованию и доканать их всевозможными средствами...”.
Залман, не явившийся на съезд для допроса, был заочно осужден, хасиды объявлены находящимися вне закона, а их имущество “выморочным”. Вслед за этим чернь в некоторых городах учинила разгром хасидских домов (Ю. Гессен “История еврейского народа России”).
В конце 1795 или в начале 1797 года хасиды пустили слух о том, что Гаон раскаивается в своих выступлениях против нового движения. Один хасид даже разъезжал по городам и местечкам в сопровождении человека, выдававшего себя за сына рабби Залмана. Самозванцев задержали в Гамбурге. Гаон счел нужным издать опровержение, в котором велел подавлять и преследовать хасидов, “словно злокачественный нарост”. По всем кагалам разъехались посланцы Виленского Гаона. Хасиды в ответ объявили опровержение подложным. Могилевский губернский кагал велел лидеру белорусско-литовских хасидов рабби Шнеуру-Залману явиться в город на Днепре, но тот отказался, справедливо опасаясь за свою безопасность. Дело в том, что одновременно кагал издал негласное распоряжение захватить хасидского вождя.
Несмотря на все принимаемые кагалом меры, хасидизм продолжил свое победное шествие по белорусским землям. И тогда раввинисты использовали “запрещенный прием”: на Шнеура-Залмана был сделан донос в государственные инстанции, где хасиды были обвинены уже не столько в сектантстве, сколько в политической неблагонадежности. Дважды лидера белорусских хасидов арестовывали и везли в Петербург, где в столичном судилище рассматривалась, фактически, судьба хасидизма. Оба раза Шнеур-Залман был оправдан, а российская власть, заняв нейтральную позицию, тем самым поддержала хасидов.

Александр Фридман,
Александр Литин

Автор проекта – Литин Александр, Могилев.
Журналист, фотограф. В 1982 году окончил Ленинградский институт точной механики и оптики. Работал инженером в Казани и Могилеве. С 1989 года связал свою жизнь с фотожурналистикой. Постоянно работает в области художественной фотографии, участник и лауреат десятков фотосалонов во многих странах мира. Персональные выставки экспонировались в Могилеве, Минске, России, Украине, Германии, Австрии, Польше. Темой истории могилевских евреев начал заниматься три года назад. Составитель и один из авторов книги “История могилевского еврейства: документы и люди”, Минск, 2002 г.
Сфера интересов: история и культура евреев Могилева, синагоги Могилева, архитектурные памятники Беларуси, визуальная информация по данным темам.

© журнал Мишпоха