Журнал Мишпоха
№ 14 2004 год
Конвертик из Поплина
|
За
год до войны в Биробиджане молоденькому лейтенанту вручили в роддоме белоснежный
конверт из поплина, отделанный рюшечками и вышивкой “ришелье”. В конверте
тихонько посапывала я. Потом в городе Горьком в 1945 году в том же конвертике
принесли и мою сестренку Цилиту. Пригодился он и еще, когда у нас появился
маленький братик Эдик в Бобруйске в 1954 году. Хорошо помню, как папа
положил поплиновый сверток на кровать и, едва распеленав его, радостно
засмеялся: сынишка отсалютовал ему фонтанчиком, отметив свой приход в
семью.
В этом симпатичном наряде привозили из роддома наших детей – внуков Анны
и Якова Гринберг. Он, как эстафетная палочка, переходил от одного к другому.
Сейчас детский конверт, который все в нашей семье считают счастливым,
пошел по третьему кругу. Начало в 1991 году положила внучка Аннушка, названная
так в честь прабабушки. В 1999 году в конверт завернули моего новорожденного
внука Германа. А дома он точно так же отсалютовал свой приход в родительский
дом. Жаль, что его прадедушка Яков не смог это увидеть. Он сейчас живет
в США.
Я думаю, что продолжение следует, и этот оригинальный довоенный конверт
из поплина послужит еще не раз.
РУССКОЕ ИМЯ И ОТЧЕСТВО
С
Дальнего Востока в июне 1941 года семья лейтенанта Гринберга с хорошим
настроением ехала в родные места Белоруссии. Две недели поездом до Москвы,
а затем в Полоцк, где жили родители Якова. У всех настроение приподнятое,
веселое. Пели песни:
Мы едем, едем, едем
В родные дальние края.
В родную Белоруссию,
Где ждет меня родня.
Якову очень хотелось показать своим родным жену и маленькую дочку, которой
исполнилось одиннадцать месяцев. Этой дочкой была я – Альбина Гринберг.
В Полоцк приехали 21-го июня. Назавтра утром папа пришел к другу Яше Маневичу.
Тот еще спал. Папа включил репродуктор, который висел на стене, решил
таким способом разбудить друга. И услышал о начале войны.
Два Якова пошли в военкомат. Папу на фронт не взяли. Был приказ военнослужащих
с Дальнего Востока на фронт не посылать.
Мы срочно едем в Бобруйск, где живут родители мамы – Анны. Мои дедушка
Арон, бабушка Циля, их дочери Ида, Берта и Броня – это семья Гозенпуд.
В Бобруйске отец снова идет в военкомат. Ответ тот же.
– Возвращайтесь обратно к месту расположения воинской части.
Надо было срочно уезжать. Дедушка Арон ехать с нами отказался. Сказал,
что в первую мировую войну немцы евреев не трогали и так же будет сейчас.
Жена согласно кивнула головой. Две школьницы Броня и Берта остались с
родителями. С нами поехала только Ида, которой тогда было 20 лет.
И вот обратная дорога уже вчетвером…
Дедушка
был сапожником. Поначалу фашисты не трогали ремесленников, только заставляли
работать на себя: сапожников, парикмахеров и портных…
Как-то дедушку и его двоюродного брата фашисты под охраной вели из одного
здания в другое. Дед уговаривал брата бежать, для этого надо было убить
немца. Брат был верующий и убить человека не мог. Он отказался. Дедушка
огрел по голове молодого немца и убежал. Его брата фашисты застрелили…
После войны соседи рассказывали, что бабушку с девочками забрали в гетто.
Девочки каким-то образом вышли в город. Они пришли к соседям и рассказали,
что в гетто всех расстреливают. Соседки сказали:
– Не уходите, мы вас спрячем.
Но они не хотели оставлять в гетто больную маму, взяли еду и ушли обратно.
Там и погибли.
Много лет после войны ноябрьские праздники в наших семьях не справляли,
так как именно в эти дни были расстреляны бабушка Циля и ее младшие дочери
Броня и Берта.
…По окончанию войны папу перевели в Белорусский военный округ, и мы все
приехали в Бобруйск в родной дом Ани и Иды, но он был занят. Немцы отдали
дом какой-то женщине, уходить из дома та отказалась. Мне было тогда 6
лет, но помню ужасную картину. Женщина решила поджечь дом и опрокинула
керосиновую лампу на постель. Мама и Ида бросились тушить пожар, потом
завязалась драка, я испугалась. Потом на помощь прибежали соседи, женщину
выгнали.
Папа служил в дальней авиации. В 1953 году его вызвали в штаб, дали ручку
с бумагой, велели написать, почему он – еврей, а имя отчество (Яков Борисович)
– русское. Папа написал: “Поднимите с того света моих родителей и спросите”.
В марте умер Сталин и папу оставили в покое.
ПАПИН ДРУГ – АРКАДИЙ РАЙКИН
По волонтерским делам я зашла к своим подопечным Римме Захаровне и ее
супругу Григорию Алексеевичу. Ему исполнилось 85 лет. Он сидел на диване,
а я с Риммой Захаровной – за журнальным столиком, беседовали. Тут вижу,
по телевизору идет передача об Аркадии Райкине. Я им рассказываю довоенную
историю.

Примерно в 36 или 37 году Райкин приехал на гастроли на Дальний Восток
в военный гарнизон Биробиджана. В зале Дома офицеров уже собрались зрители,
тут же зашел военный патруль. Со стороны входа, где стояла контролер,
донесся какой-то шум. Мужчина прорывался пройти без билета в зал. Он кричал:
– Хочу Райкина посмотреть!
Контролер его не пускала. Мужчина с шумом вырвался, бросился в зал к первым
рядам, дежурный патруль за ним. Вот мужчина уже забрался на сцену, дежурный
офицер за ним и хвать его за рукав. Зрители уже поняли, что это сам Аркадий
Райкин, и встретили его аплодисментами. Офицер сконфузился, но Аркадий
Райкин обнял его, пожал руку ко всеобщему удовольствию зрителей. В конце
моего рассказа Григорий Алексеевич по молодецки вскочил с дивана и крикнул:
– Дежурный – это Яшка Гринберг.
А я в ответ:
– Это мой папа.
Григорий Алексеевич, оказывается, начинал службу, как и мой папа, на Дальнем
Востоке.
С тех пор сослуживцы, где бы они ни встречались, всегда вспоминали этот
эпизод.
…Как-то в Могилеве раздался телефонный звонок. Я подняла трубку, мужской
голос спросил:
– Капитан Гринберг дома?
– Да.
– Пусть включает радио, там друг его выступает.
И так во всех городах, где бы мы ни жили, сослуживцы ему обязательно напоминали
об этом.
ИЗРАИЛЬСКИЙ ФЛАЖОК
Мой
младший сын Павел в 87 году пришел из армии и устроился на одно из предприятий
Минска закройщиком кожи. После какого-то праздника, организованного Израильским
культурным центром, в квартире у меня появилось новое украшение: маленький
израильский флажок и гирлянда вымпелов. Сыновьям и их друзьям эти атрибуты
понравились.
Как-то Павел спросил меня:
– Мама, тебе не жалко, если все это я унесу на работу?
От удивления я широко раскрыла глаза:
– Мне не жалко, но я тебя умоляю, сынок, не дразни гусей. Я представляю,
что будет на твоей работе, когда это увидят.
– Насчет этого ты не волнуйся.
Вот
так это украшение появилось в цеху. Флажок стоял на большом рабочем столе.
А гирлянды вымпелов с магендовидами висели на стенке. Молодежи это нравилось,
они говорили:
– Файно.
Мастеру тоже понравилось. Как-то в цех зашел начальник, увидав флажок,
он спросил:
– Это что за флажок?
В то время, как грибы после дождя, рождались новые политические партии
и движения. Начальник говорит:
– Чей этот флажок, я сразу узнал, красивый флажок, – и называет одну из
политических партий…
Увольняясь, сын подарил друзьям вымпелы, а флажок принес в кабинет начальнику
и поставил в вазочку, где находились карандаши.
– Это Вам на память.
– Зачем он мне? – не понял начальник.
– Возможно, пригодится, может, делегация из Израиля приедет. Завяжется
дружба.
Тут начальник понял, чей это флажок.
– Чего ты с ним носишься? – спросил он.
– Дело в том, что на 75 процентов меня самого относят к этому флажку,
а на 25 процентов – к советскому.
Начальник цеха улыбнулся и сказал:
– Я не такой смелый, как ты, в цеху флажок держать не стану, а подарю
своей теще. Так как моя дочь тоже на 25 процентов относится к этому флажку.
|