ЖУРНАЛ "МИШПОХА" №14 2004год

Журнал Мишпоха
№ 14 2004 год

Король еврейской шутки

Шуламит Шалит

Из деревни в город приезжает большой любитель музыки – хоть раз в жизни побывать в настоящем оперном театре. Но даже самый дешевый билет оказался слишком дорогим. Не по его карману. “Сегодня, – говорит ему кассир, – у нас особенный спектакль. Хочешь Аделину Патти – раскошеливайся”.
Смутился гость: “Вы меня не так поняли, я, я… хотел бы только послушать ее пение”.

Kогда дочь Алтера Друянова, Тэила, приносила отцу – с улицы или из учительской (она преподавала иврит) – очередной анекдот, он позволял ей рассказывать и “неприлизанные” байки, смеялся, добавляя при этом: “И какой же босяк рассказывает тебе такое?!”. Дома они говорили на идиш, но “босяк” он произносил по-русски. Кто только ни присылал ему своих анекдотов и побасенок, знали, что он коллекционирует их не один десяток лет.
Впервые его “Книга анекдотов и острот” вышла в 1922 году. С тех пор она издавалась неоднократно. И не в одном уже, а в трех томах. Говорят, во время войны в Персидском заливе в 1991 году его книга, новое ее издание, оказалась популярным чтивом в “герметической” комнате, в которой рекомендовалось закрываться при звуках сирены. Книга вышла в канун войны, еще до первой иракской ракеты в небе Тель-Авива.
Имя Алтера Друянова у большинства израильтян связано с шуткой и анекдотом. А человек он был серьезный, если не сказать, суровый и внешне неприступный.
На входной двери у него висела табличка: Алтер Друянов. И от руки добавлено: “Свободен от работы с трех с половиной до четырех часов дня и с семи до восьми вечера”.
Это заявление-требование распространялось и на домашних – жену Браху и дочь Тэилу. На всех, кроме маленькой внучки Ариэлы и двух собачек – щенка по прозвищу Бубка и его подружки Нельки. Но и они знали, что в этом кабинете положено вести себя прилично – не касаться книг и рукописей и не грызть карандашей.
Раз уж мы начали с оперы, уместно добавить, что имя друяновской собачки Бубки вошло в историю израильской оперы, ибо песик оказался редким меломаном. При звуках музыки он настораживался и восторженно замирал. Известно, что первая оперная труппа возникла в Эрец Исраэль в далеком 1923 году, когда в Тель-Авиве проживало всего-навсего 20000 человек. Ее организатором и первым дирижером был выходец из России Мордехай Голинкин. Он был другом дома Друяновых, и благодаря этой дружбе у Бубки, музыкального щенка, было постоянное место в первом ряду.
На одну из премьер прибыл важный гость – верховный комиссар Герберт Сэмюэл (это был период британского мандата). Разумеется, с большой свитой. Гостям предложили сесть в первом ряду, по обе стороны от Бубки. Именно Мордехай Голинкин распорядился, чтобы его постоянного почетного гостя не пересаживали. А Алтера Друянова можно. Когда занавес опустился, гости бурно зааплодировали, а Бубка в гордом величии вышел из зала. Хозяина он ждал, прогуливаясь перед зданием театра. И они вместе отправились домой.
На тель-авивской улице Мелчет до сих пор стоит небольшой двухэтажный домик, и в нем живет внучка Алтера Друянова, дочь Тэилы, Ариэла, которая отца называла “аба”, а деда “папа”.
Когда сажали дерево араукарию, они были одного роста, Ариэла и саженец. Сейчас дерево выше дома вдвое, а то и втрое.
В 1935 году Алтер Друянов был известен не только как литератор, но и как директор банка “Хальваб вэ-хисахон” (“Ссуд и сбережений”). Задумав строить дом, Тэила, разумеется, попросила в банке, то есть у отца, ссуду на строительство. Но Друянов отказал. Чистая совесть и чистые руки – превыше всего! Как-то ей все-таки удалось достать ссуду, но в другом месте. Прожил в этом доме Алтер Друянов всего три года.
В 1938 году, когда “папы” Друянова не стало, Ариэле было 9 лет. Она была его первой внучкой и единственной, которая родилась при его жизни.
Всего у него было четверо детей. Никого уже нет в живых. Остальные внуки знают его только по рассказам и фотографиям.
Алтера Друянова прозвали аристократом. С прямой осанкой, одетый с иголочки, всегда при галстуке, застегнутый на все пуговицы, он прогуливался по бульвару, изящным движением выбрасывая вперед резную трость. Внешне он производил впечатление человека, к которому с чепуховым вопросом лучше не обращаться. Но знавшие его близко говорили, что у него в усах всегда припасены шутка, остроумное веселое словцо.
Усами в Тель-Авиве славились двое – он, Алтер Друянов, публицист, писатель, историк, общественный деятель, и Шауль Черниховский, врач и поэт. Впрочем, может, ввиду конкуренции дружбу они не водили, хотя некоторое время жили по соседству.
Все тогда в Тель-Авиве было по соседству, все рядом с морем или вблизи от него. Молодые поселенцы ишува в Эрец Исраэль, от зари до глубокой ночи занятые тяжелым трудом, не выказывали знаков почтения ни к своим историкам, ни к своим поэтам. Не замечалось и особого интереса к тому, что выходило из-под их пера. Алтер Друянов в этом смысле являлся исключением, ибо у всех на устах были его шутки. Кто-то цитировал из его вчерашнего фельетона, а иной передавал услышанное от товарища, соседа, а то и от самого автора. А он был неистощим. На замечание, что к его пышным усам подошла бы и борода, у Алтера Друянова был припасен анекдот:
“Один благородный еврей всегда брил бороду. И вдруг заболел. Лежит он в постели и просит пригласить к нему парикмахера. Говорят ему приятели: “Дал бы отрасти бороде. Неровен час, попадешь на Высший суд, спросят: “Еврей, где твоя борода?”.
Ответил больной: “Мне нечего бояться Высочайшего суда, пусть боятся те, у которых спросят: “Эй, бороды, а где ваши евреи?”.
На вопрос, откуда взялась его фамилия, Алтер Друянов отвечал, что от названия места рождения. Он родился в местечке Друя Витебской, а тогда Виленской губернии в 1870 году. Все Друяны и Друяновы вышли из этого местечка. И отец, и дед его были раввины.
Сначала его учителями были они. В 17 лет Алтер Друянов поступил в знаменитую Воложинскую ешиву, там учился у самого Хаима Соловейчика вместе с будущим главным раввином Яффо и практически всего еврейского ишува Авраамом Куком и будущим писателем Михой-Йосефом Бердичевским. С последним дружба длилась более 20 лет, до самой смерти Бердичевского, которая наступила в Берлине в 1921 году.
Через несколько лет Алтер Друянов едет в Бреслав, в Германию, изучать общие дисциплины. Наряду с глубоким интересом к религиозным наукам он давно уже открыл для себя и философскую, и художественную литературу на немецком и русском языках. К этому времени он начинает публиковаться. Сначала под псевдонимом Авгад в журнале “Ха-мелиц”, потом и под другими именами, и в других изданиях – и на идиш, и на иврите.
В Двинске он встречает умную и обаятельную девушку по имени Браха, дочь известного в городе человека Дова Гальперина. Женится на ней, увозит в свою родную Друю и, чтобы содержать семью, по примеру отца, открывает коммерческое заведение – торговлю железом.
Литературных занятий он не только не оставляет, но и отдается им со всем пылом юности, ибо его ум, знания, его виртуозное владение ивритом замечают выдающиеся люди того времени, в частности, Ахад-ха-Ам, Бялик, Равницкий. Писатель Реувен Брайнин предлагает Алтеру Друянову присылать публицистику в издаваемый им журнал “Восток и Запад” и вскоре печатает статью Друянова о творчестве Льва Толстого. Ахад-ха-Ам в журнале “Шилоах” публикует созвучное своим воззрениям исследование молодого публициста и литературного критика о мало известном сегодня поэте Адаме Ха-Коэне. “Почему это стихи Ха-Коэна пользуются такой популярностью?” – задавался вопросом друг Бялика Егошуа Равницкий. Ему по душе были такие поэты, как Луццато, писавшие старинным библейским слогом. Ахад-ха-Аму понравился ответ Алтера Друянова. Поэзия на возрождавшемся иврите обязана, считал он, отражать жизнь, радости и горести народа. Луццато, когда-то известный поэт, чье творчество находилось под мистическим влиянием каббалы, с одной стороны, и романтической европейской поэзии, с другой, не остался в еврейской литературе именно потому, что был оторван от действительности. Его знают единицы. Для него и других его последователей источником вдохновения являлась Книга, и вот, наконец, у нас есть поэт, идущий не от Книги, а от Жизни. Он не только знает свой народ и дышит его интересами, но и дает ему надежду. Справедливости ради надо отметить, что только специалисты знают сегодня творчество обоих противопоставляемых автором поэтов.
Эта работа характерна для рано сложившегося – и идейно, и нравственно – Алтера Друянова, подчинившего не только свое творчество, но и всю свою жизнь лучшему будущему еврейского народа, сионистскому движению, языку иврит.
Статья Алтера Друянова получила большой резонанс в среде еврейской интеллигенции. Поддержанный не слишком ласковым к авторам Ахад-ха-Амом, окрыленный успехом, Друянов мечтал об Одессе – там находился центр еврейской жизни и культуры.
И судьба ему улыбнулась: сгорел от пожара его торговый дом. Он наблюдал за этим зрелищем если не с радостью, то, по крайней мере, без малейшего огорчения и сожаления. И немедленно переехал в Одессу. Тут он назначается секретарем Одесского комитета по заселению Палестины, а вскоре члены общества Ховевей Цион отправляют его, как до него Калонимоса Зеэва Высоцкого, филантропа и чайного коммерсанта, для обследования еврейских поселений в Эрец Исраэль. Он доберется до Зихрон Якова и примет участие в собрании первых поселенцев и учителей иврита. Шел 1903-й.
Через три года он снова приедет в Эрец Исраэль и пробудет здесь несколько лет.
На литературные заработки прожить невозможно, и Алтер Друянов становится бухгалтером на мыловаренном заводе с патриотическим названием “Атид” – “Будущее”.
Вернувшись из Палестины (болели и вскоре скончались от инфаркта и отец, и брат), Алтер Друянов остается в Вильно, где ему поручают редактировать и издавать сионистский журнал “Ха-Олам” – “Мир”. Вместе с журналом он переберется в свою любимую Одессу. Издание просуществует до 1914 года.
В 1915 Алтер Друянов начинает писать свой фундаментальный труд “Записки по истории Хиббат Цион и заселения Палестины”. Три тома выходили с большими промежутками, начиная с 1919 года. Первый том – еще в России. Два других – уже после его окончательной репатриации в Эрец Исраэль в 1921 году. Алтер Друянов репатриировался вместе с Бяликом, Равницким и другими писательскими семьями.
Он понимал, что взваливает на себя непосильный труд. Работа заняла много лет. Третий том увидел свет только в 1932 году. Но Алтер Друянов собрал 1500 документов: протоколы, уставы, записи и записки, письма на разных языках, воспоминания, интервью с еще живыми свидетелями неповторимой, мрачной и счастливой эпохи начала сионистского движения в России.
Из этих документов встают, как живые лидеры невиданного в мире движения. Автор “Записок” прослеживает, как осуществлялись идеи этих людей, с какими трудностями шло созидание и возрождение исторической родины, через какие страдания, многочисленные ошибки и провалы им довелось пройти.
Алтер Друянов – автор первой в Израиле основательной работы об истории зарождения, строительства и расцвета Тель-Авива с тщательно и педантично выверенными фактами, скрупулезно подобранными фотографиями начала века и рисунками Нахума Гутмана.
Друянов написал книгу “Пинскер и его поколение” и многие другие книги – все они стали энциклопедиями еврейской жизни, фундаментом для десятков, а может, и сотен научных работ на протяжении не одного десятка лет. Нельзя писать об истории еврейского народа конца 19-го и первых трех, да почти четырех десятилетий 20-го века, о еврейской литературе и публицистике, не включив в библиографию имени Алтера Друянова и названий его сочинений.
Вернемся к той книге, с которой мы начали рассказ об Алтере Друянове.
У него была великолепная память. Говорят, он помнил все 3170 анекдотов, включенных им в трехтомник – “Книгу анекдотов и острот”, над которой трудился в общей сложности почти 30 лет. Почему при всей его серьезности он вообще занимался таким “легкомысленным” делом? Живя в России, пережив ее погромы, видя, как молодежь рвется в города, с легкостью порывая с домом, с еврейскими традициями, проведя в качестве посланника от сионистской организации Ховевей Цион не день и не месяц, а больше года с беженцами Первой мировой войны в Бессарабии, Подолии, на Волыни и в Польше, и обладая аналитическим умом, он намного раньше других понял, что восточно-европейская диаспора обречена. А дважды побывав в Эрец Исраэль, еще до того, как поселился здесь окончательно, поездив по стране и пожив среди репатриантов 2-й алии, он укрепился во мнении, что спасение и обновление народа связано со страной Израиля и ее возрожденным и возрождаемым языком – ивритом.
Но если победа иврита над идишем несомненна, а идиш он знал, писал на нем и любил беззаветно, то что же делать? Что делать лично ему, Алтеру Друянову?
И со свойственным ему упорством он решил спасти богатое и дорогое ему духовное наследство – еврейскую шутку. Вынести из горящего дома, где говорили на идиш, и дать ей приют под крышей возрожденного иврита, чтобы сохранить для будущего, навеки.
Вот парадокс истории и личной творческой судьбы Алтера Друянова: все названные мною великой ценности творения ученого, писателя и публициста знают сегодня только исследователи и специалисты. В летописи еврейской жизни он остался известным и любимым как автор “Книги анекдотов и острот” (на иврите - “Сефер ха-бдиха ве-ха-хидуд”), трехтомного собрания восточно-европейского еврейского народного юмора. И каждое новое издание – с израильским-то юмором у нас вообще не густо – расходится мгновенно. Известная и популярная писательница Батья Гур сделала для себя веселое открытие, сказав усмешливо: “Даже лучшие израильские сатирики и юмористы пользуются, оказывается, “консультацией” Друянова.” Ну что ж, пусть пользуются, наследие-то богатое. Хорошо бы еще упоминали источник своего “вдохновения”.
Получив в канун 2000 года замечательный подарок из Санкт-Петербурга – книгу “Еврейские народные сказки”, собранные Ефимом Самойловичем Райзе и литературно обработанные Валерием Дымшицем, в разделе “Источники текстов” я с радостью и гордостью “за своих” обнаружила больше 70(!) ссылок на Алтера Друянова. Ефим Райзе записывал в такой форме: название анекдота, за ним название источника – в нашем случае фамилию Друянов, иногда добавлял имя и занятие человека, от которого услыхал похожую версию.
Вот несколько историй прямо из мифического Хелема, от Друянова, с пересадкой в Петербурге, для читателей в Израиле, Витебске, Друе, Балтиморе и везде, где слух еще отзывчив на сладкую, иногда с горчинкой, грустную, иногда грубоватую (уж очень тяжела и груба была жизнь вокруг) еврейскую шутку:

Нашли на улице покойника. Раввин велел оповестить всех, чтобы люди пришли опознать мертвеца. Приходит старушка, обливается слезами:
– Ребе, покойник – мой муж.
– Какие вы можете сообщить приметы?
– Как же, ребе, он был заикой.
– Это не примета, - сказал мудрый раввин, – мало ли заик на свете?
* * *
Пишет один хелемчанин письмо. Очень большими буквами. Удивился сосед:
– Зачем такие огромные буквы?
–Я пишу дяде, а он, не про нас с вами будь сказано, несколько глуховат.
* * *
Встречаются двое. “Ты куда спешишь?” – спрашивает один. – “На вокзал. Завтра приезжает мой отец. Надо встретить.” - “Если он приезжает завтра, почему ты его встречаешь сегодня?” – “Завтра ярмарка, я буду весь день занят”.
* * *
Послала хозяйка Беню в лавку за спичками. Приносит он спички. Хозяйка зажигает одну, другую, третью – не горят. “Я ведь велела тебе проверить спички, прежде чем покупать”. “Я и проверил. Каждую. Все зажигались.”
* * *
Послал хозяин Беню опустить письмо в почтовый ящик. Дал денег: “Только не забудь наклеить марку”, – крикнул вдогонку. Вернулся Беня, деньги возвращает хозяину. “Откуда деньги?” – удивился хозяин. Беня горделиво: “Я ведь тоже не дурак. Огляделся, вижу, никто не смотрит, и бросил письмо в почтовый ящик без марки”.
* * *
Видит хозяйка, что пес лакает молоко из опрокинутой банки. А Беня стоит рядом и наблюдает. “Гойлем! – кричит хозяйка. – Почему ты не прогнал пса?” – “Вчера он порвал мне штанину. Я с ним не разговариваю. Мы в ссоре.”
* * *
“Завтра разбудишь меня в 5 часов утра, – говорит Бене хозяин. Тот стал его тормошить. Хозяин кричит: “Дурень, я же просил разбудить в 5, а сейчас только 3. – “Так я и хотел вам сказать, что вы можете спать еще два часа. Зачем вы сердитесь?”
Сбылась ли мечта Алтера Друянова? Пожалуй, сбылась. Собранные им шутки, анекдоты, веселые рассказы, которые мы читаем сегодня, в основном, на иврите или на русском, но кто знает, может, и на других языках, хоть и кажутся нам порою устаревшими, ведь они, откровенно говоря, давно уже растасканы и устно и письменно, все-таки – и почти сто лет спустя – сохраняют капельку живого, единственного и неповторимого еврейского юмора.
После трехтомного издания 1991 года, с обложкой известного художника и писателя-юмориста Дани Кермана, этот талантливый человек вновь обратился к творчеству Алтера Друянова, и вот уже вышла в свет красочная, роскошно изданная книга с цветными иллюстрациями (символично, что в издательстве “Двир”, многолетним редактором в котором сначала в России, а потом и в Эрец Исраэль был сам Друянов). Названием книги стала первая строчка анекдота “Два еврея едут в поезде” о Троцком. А поскольку это не просто книга, а книга-альбом, то на обложке, разумеется, карикатурно изображены двое – Троцкий и проводник поезда. А вот и анекдот:
Едет Троцкий в поезде. Рядом сидит молодой человек и курит. Троцкий: “Это вагон для некурящих!” Никакой реакции. Вынимает Троцкий визитную карточку, протягивает ее нахалу, знай, мол, с кем рядом сидишь. Тот берет визитку, не глядя, сует ее в карман и продолжает пускать клубы дыма. Рассвирепел Троцкий, зовет проводника. “Прекратить курение, а то оштрафую!” – “Ты? Меня? Да ты знаешь, кто я?” Вынимает из кармана карточку и сует в нос проводнику. Побледнел кондуктор и шепчет Троцкому на ухо: “С этим подлецом лучше не связываться, это ведь Троцкий!”.
Ариэле, внучке Алтера Друянова, не все нравится в этой книге. Что именно не нравится, спрашиваю у нее. Она отвечает, что Дани Керман не всегда точен в передаче речи “папы”. Я сравнила: да, встречаются вольные или невольные отступления от текстов, но к чести Дани Кермана скажу, что, приближая иврит Друянова к современному, разговорному, он дает и параллельный оригинал, причем, рукописный. Сам Алтер Друянов где-то сказал, что в творчестве нет объективности, подход художника всегда субъективен. И что только неуверенный в себе боится стирать пыль с прописных истин. Оправдывая Дани Кермана, я как бы пытаюсь оправдать и свои переложения на русский. Другой, наверняка, переведет иначе.
Так давно нет на свете ее “папы”. Ариэле казалось, что она одна только и помнит его и думает о нем. Но недавно она была растрогана до слез. В квартире Идит, своей дочери, она неожиданно обнаружила висящие на гвоздике между книжными полками допотопные друяновские счеты, старинные, со времен мыловаренного завода. (Кто-нибудь еще помнит, как виртуозно щелкали опытными пальцами счетоводы и продавцы, перегоняя по металлическим горизонтальным осям двуцветные деревянные шарики?) Для внучки Алтера Друянова эти счеты стали свидетельством того, что и четвертое поколение семьи Друяновых бережно хранит память о знаменитом предке.
Я уже говорила, что и отец, и брат Алтера Друянова скончались от инфаркта. И сам Алтер Друянов всю жизнь страдал сердцем и втайне надеялся, что и его кончина будет быстрой, без долгих страданий. Но у него под конец оказался целый букет болезней.
Писатель Моше Гликсон в книге “Известные люди в науке и литературе” издания 1941 года рассказывает, с каким мужеством жил и трудился Алтер Друянов в мучительные последние восемнадцать недель жизни. Как-то он сам попросил у дочери Тэилы, с ней он был особенно близок, дать ему болеутоляющее. Она удивилась и упрекнула: “Я ведь предлагала тебе лекарство, хотела, чтобы ты поспал немного, а ты отказался”. Он ответил: “Мне надо было закончить статью”.
Алтер Друянов прожил 68 лет. Родился в 1870 году. Умер в 1938 году.
С нежностью вспоминал Алтера Друянова Азриэль Карлибах, основатель и первый редактор газеты “Маарив”: “Во время беседы улыбка бродила по его губам и светло-карие глаза тоже улыбались.” (Может, эта улыбка возникала, когда невольно приходил на память один из записанных им анекдотов, а рассказать его в эту минуту казалось неуместным, чтобы не перебивать говорившего?) “Когда его не стало, – продолжает Азриэль Карлибах, – нас всех обуяли страх и ужас: мы хоронили не просто доброго и дорогого человека, мы хоронили улыбку”.
И сегодня в Израиле чудесам не очень-то верят, но на них надеются. А по мне, так чудеса тут на каждом шагу. Позвонил мне недавно человек. Назвался Борисом Друяновым. Профессор математики из Москвы. Новый репатриант. Живет в Иерусалиме. Его дед был то ли родным, то ли двоюродным братом Алтера Друянова. Борис знал о нем от своего отца. Сын Бориса Леонид работает программистом в Германии. Завел свою страничку в Интернете. На нее обратила внимание одна американка. Полное имя Нимрода. Называют Мими. Она внучка Друянова. Дочь Элиякума, родного брата Тэилы. Сообщила ему номер телефона двоюродной сестры. Зовут Ариэла. Живет она в Тель-Авиве на улице Мелчет, 31. Так у Ариэлы появился новый родственник. Таких историй в Израиле много. А говорят, нет чудес.
И все-таки грустно. Еду на днях в такси. Спрашиваю у шофера: “Ты знаешь (на иврите ведь “вы” не существует, все тут на “ты”), кто такой был Алтер Друянов?. Задумался. Отвечает: “Знаю, есть улица Друянова”.
Друянов хотел, чтобы его помнили не только по названию улицы.
Какая жестокая вещь – время.

Шуламит Шалит

© журнал Мишпоха