Родилась в Петрозаводске в 1976 году. Окончила Московский государственный институт международных отношений МИД РФ. Живёт и работает в Москве. Автор нескольких поэтических сборников, многочисленных публикаций в российских и зарубежных СМИ. На протяжении многих лет сотрудничала с международным еврейским журналом «Алеф».

В 2020 году в московском издательстве «РИПОЛ-Классик» увидел свет сборник стихотворений «Искра в сердце», посвящённый еврейской теме в творчестве автора.

Стихи и очерки Натальи Лайдинен публиковались в № 41 журнала «Мишпоха» и на интернет-сайте журнала «Мишпоха».

Марат Баскин – постоянный и один из наиболее читаемых авторов нашего журнала. Мы попросили его ответить на вопросы, которые получаем от наших читателей.
– Действующие лица многих Ваших рассказов – жители небольшого городка Краснополье в Могилёвской области. Вы и сами родились и выросли там. Это воспоминания и персонажи, которые действительно жили в Краснополье? Или всё же присутствует вымысел?
– Я читал отцу свои рассказы. Пишу всегда истории про моё местечко. Отцу это было интересно. И он всегда просил меня прочитать вслух.
– Мне интересно послушать, – говорил он.
Послушав рассказ, он хитро смотрел на меня и замечал:
– Покуда я слушал твой рассказ, мне хотелось тебе сказать, что всё было немножко не так, чем ты написал. Но дослушав до конца, я уже стал сомневаться, было ли всё так, как я помню, или так, как ты написал, – и обращался к маме: – А ты как считаешь?

Первые семнадцать лет своей жизни я прожил в городе Бобруйске. Воспоминания о том времени оказались рассыпанными по страницам большинства моих книг. Какую бы тему я ни начинал, о каких бы героях ни рассказывал, внутри меня постоянно проступала одна, может быть, самая важная моя книга. Книга о том, чего уже нет, и о тех, кого никогда уже не будет. Всё это, давным-давно ушедшее, осталось во мне подобно тому, как в раме упавшего со стены зеркала остаются небольшие осколки, зацепившиеся за эту раму. Они уже не в состоянии отразить единую картину, но каждый из них сохраняет в себе кусочек разлетевшегося вдребезги мира, какой-то фрагмент, какую-то малую часть его.

В предисловии для книги «История одной большой любви, или Бобруйск forever» (Москва, ЭКСМО, 2016) я, вступив в своеобразную перекличку со своим литературным наставником, писал:

«Бобруйск – это наша надежда вернуться. Вернуться туда, где нас одурманил этот город своими звуками и запахами. Где река Березина обволокла своими утренними туманами, своей тоской, своей неизбывной тягой в неведомое. И мы, поддавшись этой тоске и этой тяге, рванулись вперёд, чтобы уйти, уехать, улететь, разбрестись по городам и странам, а потом вернуться в смиренном покаянии к этой реке, к её отмелям и берегам, заросшим осокой и камышами. Вернуться к нашему городу, затеряться между его домов и домишек, между ночных фонарей и утренних голосов. Раствориться среди мерцания его окон и магазинных витрин, среди слёз и любовных вскриков, среди запахов сирени, наплывающих с окраин, и среди запаха дыма, столбами поднимающегося из печных труб, и, конечно, среди его осени, среди запаха влажной земли и пожухлых листьев».

Об этом и мои стихи.

Рассказ «Баба Сора» из новой книги «Пионерская улица моя...»

Баба Сора сидит на крыльце. Ей уже много-много лет. Наверное, она самый старый человек из всех, кого я знаю. И все годы, которые я хожу по этой улице, она каждый день сидит на крыльце.
Её дом около трамвайного кольца. Идя на работу или просто в город, я обязательно иду мимо этого дома.
Прохожу, здороваюсь. Иногда она просто кивает головой в ответ. Но если у неё какое-то особенное настроение, она просит подойти к ней.
– Ты помнишь войну? – спрашивает она.
Этот вопрос она задаёт мне каждый раз.
– Нет, – отвечаю я.

Родился в городе Витебске. В настоящее время живёт в Израиле в городе Явне.

Пишет стихи и прозу. Подготовил к печати книгу рассказов. Член Российского союза писателей. Член союза русскоязычных писателей Израиля.

Награждён медалью Достоевского, учреждённой в честь двухсотлетия писателя.

Я родился в хрущёвскую оттепель в Твери, в доброй интеллигентной семье. Там же закончил исторический факультет университета и провёл значительную часть своей жизни.
Много где и кем работал, служил в Советской армии. Но более всего мне нравилось и у меня получалось всё то, что связано со словом. Был корреспондентом и главным редактором, издателем и полиграфистом, писал документально-публицистические книжки и амбициозные бизнес-проекты, некоторые из них даже воплотились в жизнь.
Судьба насытила мою биографию путешествиями и встречами с людьми, как с великими, так и с простыми, но тоже незаурядными. Энергетика от них, слившаяся с моей собственной, выплёскивалась в эмоциональные устные рассказы, которыми я щедро делился не только с друзьями, но и с так называемыми «встречными - поперечными». Это продолжалось до тех пор, пока моей жене Нате не надоело переливание из пустого в порожнее, и она сказала: «Хватит болтать – ты должен писать!». И уже менее официально нежно добавила: «Пиши рассказы – у тебя получится». Кроме всего прочего, она филолог, специалист в области психолингвистики, исследует взаимодействие языка и мозга. Кто же после такой рекомендации не начнёт писать?!
Ну я и начал.
В журнале «Мишпоха» печатаюсь в первый раз (дай Б-г не последний). Для меня это важно. Во-первых, потому что мои предки по линии мамы родом из Беларуси. Их останки покоятся на старинном кладбище в Улле и рядом в братской могиле узников гетто.
А во-вторых, журнал «Мишпоха» очень человеческий. А я пишу о людях.

Работаю патронажным работником в Еврейской благотворительной организации «Хэсэд-Батья». Волонтёр и член еврейской общины «Ахдут» (г. Мозырь).
По образованию филолог. Владею немецким языком, понимаю английский и идиш.
Пишу на белорусском и русском языках.
Люблю город Мозырь, в котором родилась. Поэтому в 40 лет стала рисовать улицы и дома города. Мои иллюстрации в двух книгах о Мозыре. Увлекаюсь краеведением. Мой аккаунт в инстаграме: @mozyrart
Мне 44 года, вдова, дочери 14 лет.

Родился в Витебске, получил художественное образование, работал в организации «Джойнт», преподавал иврит и еврейские традиции в благотворительном центре, «Сохнуте» и еврейских воскресных школах. В 1996 году переехал на постоянное место жительства в Израиль, учился в Хайфском университете, служил в армии, участник боевых действий.

Автор фантастических романов, монографий, статей по библейским и археологическим исследованиям, публицист, пишущий на политические актуальные темы.

Представляет читателям журнала «Мишпоха» серию рассказов. С присущим ему юмором рассказывает о жизни в Израиле, делится воспоминаниями о родном Витебске.

«До тридцати поэтом быть почётно, //
И срам кромешный после тридцати», – написал Александр Межиров в первой половине 70-х годов прошлого столетия, когда чтение стихов собирало стадионы (я, конечно же, имею в виду советский период).
Оно и понятно: тогда поэзия брала на себя и роль религии, и роль социального проповедника, и роль интимного друга.

Помню, одна моя знакомая жаловалась, что у неё из сумочки украли не документы с деньгами, а только что вышедший сборник стихов Вознесенского.

С тех пор не одна сотня книг безвозвратно почила в бозе, почитателей поэзии явно поубавилось, а стихотворцев расплодилось великое множество.

И современные стихи, на первый взгляд, видоизменились. Многие модные поэты стали чураться знаков препинания, классической метрики, и в результате строфы лишились мелоса. Незаметная коррозия поэзии начала превращать стихи в некий род нерифмованной публицистики.

Мне почему-то кажется, что, услышав имя и отчество «Фира Моисеевна», каждый представит себе даму весьма объёмных форм. Фира Моисеевна, которая практически каждое утро звонила в дверь нашей квартиры, была не такой! Стройная, эффектная, яркая!

Фигура соседки мне напоминала скрипку (точнее, виолончель)… А глаза… Какие у неё были глаза! Когда я с родителями первый раз попал на одесский рынок, понял: цвет глаз Фиры Моисеевны был «маслиновым». Раньше я так не думал: в наш городок маслины никогда не попадали, сравнивать было не с чем.

Узнал, что у Владимира Рабиновича в Минске вышла новая книга «Я знаю, как тебя найти». О Владимире слышал много от общих знакомых. Отзывы интересные. Сейчас Владимир живёт в США, и общих знакомых стало меньше. Я решил найти его и договориться о публикации рассказов из новой книги.

Интернет пришёл на помощь. Рабиновичей много, даже очень. Но в Messengere я нашёл Владимира Рабиновича с анкетными данными, которые совпадали с теми, что были мне нужны. Написал ему письмо. Вскоре получил ответ: «Я полный тёзка писателя. Я переслал Ваше письмо правильному Рабиновичу».

Родилась и выросла в Ленинграде. Стихи писала с детства. Печаталась в периодических журналах в России и за рубежом. После окончания педагогического института преподавала русский язык и литературу в районах Крайнего Севера, школах и институтах Санкт-Петербурга.

Закончила магистратуру Института стран Азии и Африки МГУ (Центр изучения еврейской цивилизации).

Центр профессиональных интересов – еврейская художественная литература. Работала в Петербургском институте иудаики, сотрудничала с педагогическим клубом «Новая еврейская школа». Награждена медалью Януша Корчака на Всероссийском конкурсе «Педагогические инновации» за серию книг для еврейской школы.

В Израиле с 2009. Живёт в Хайфе.

Валеры нет с нами уже два года. Для кого-то он известный писатель Зеленогорский, а для меня Валера Гринберг. Такой, каким я его знал в Витебске: книжник, эрудит и сквернослов.

Пусть будет его душа вплетена в вечный узел жизни.

У меня не было дедушек и бабушек, их не стало ещё до моего рождения, так бывает.

Моего деда по отцовской линии звали Калмен, он был возчиком, перевозил мебель со своими сыновьями, на своих лошадях, на своём горбу. Есть легенда, что он мог один занести на своей спине рояль на третий этаж. Он почти не учился, в его семье не было раввинов, банкиров и скрипачей, были только биндюжники и сапожники, он был «плохим евреем», пил водку, сквернословил и не соблюдал 613 заповедей.

Вечером у жены была температура за 38 градусов.
– Надо вызывать врача, – сказал я.
– Надо, – согласилась она и наутро позвонила в поликлинику.
Ей сказали, что врач перезвонит и скажет, какие лекарства принимать, потому что временно на вызовы участковые не ходят из-за большой загрузки, но в пятом окошке будут оставлены талончики на флюорографию и сдачу теста ПЦР. (За это время я выучил много терминов).
Через день нам позвонили из санстанции и сказали, что тест на ПЦР положительный, а значит, у вас covid. Ещё через пару дней позвонили мне персонально и предупредили, что я «контакт 1-й категории и должен находиться на самоизоляции до 8 октября».
Конечно, тревожных чувств после новости из санстанции дома прибавилось, правда, тему болезни мы старались не обсуждать.

Ури Цви ГРИНБЕРГ

Особое место в израильской литературе занимает поэзия Ури Цви Гринберга (родился в 1896 году в Галиции, Австро-Венгрия, умер в 1981 году в Израиле).

Талантливый и яркий поэт, преданный сын своего народа, Гринберг родился в известной хасидской семье, и вера отцов была неотъемлема для его мироощущения; ещё подростком он начал писать стихи на иврите и идиш, первые стихи опубликованы уже в 1912 году, первая книга вышла во Львове, когда в Первую мировую Ури Цви сражался на Сербском фронте. В 1918 году поэт становится очевидцем еврейских погромов во Львове. Ему посчастливилось покинуть Польшу в самом начале Второй мировой. В Палестине Гринберг работает в журналах, принимает активное участие в общественно-политической жизни страны, он бескомпромиссен в политических взглядах.

Поэзия Ури Цви всегда страстная, пронзительная, яростная, в зрелые годы – умудрённая, и всё же ищущая ответы на множество вопросов, всегда исполненная тревоги за будущее его народа. Сердце поэта кипит неизбывной болью за судьбу погибших близких и тает от великой и неиссякаемой нежности в его невероятной поэме о матери, погибшей от рук нацистов.

Наум Сандомирский – человек знаменитый в Глуске. Как, впрочем, и его отец Борис Наумович, выпускник Еврейского театрального училища Соломона Михоэлса, фронтовик, работавший здесь директором районного Дома культуры, руководителем народного театра.

У Наума Борисовича два высших образования – педагога и журналиста. Более двадцати лет был редактором глусской районной газеты «Радзiма». Лауреат премии «Золотое перо» Союза журналистов Беларуси, государственный стипендиат в сфере культуры и искусства, Почётный гражданин Глуска.

Автор более двадцати книг прозы.

Смотришь фотографии Исая Пульвера, и как-будто переносишься, нет, не на восемьдесят или девяносто лет назад, а в другую цивилизацию.

Деревни, маленькие городки – тогда местечки, мужчины, идущие из синагоги, их жёны, окружённые многочисленными детьми, ремесленники – мастера сегодня забытых профессий.

Холокост стёр тот мир с лица земли. И реальная память о нём сохранилась только благодаря фотографиям, редким фильмам, отснятым на киноплёнку. Смотришь – и веришь, и в то же время не веришь увиденному…

Исай Пульвер был одним из последних и самых последовательных, кто оставил нам редчайшую возможность заглянуть в исчезнувший мир восточноевропейского еврейства.

Исай Менделевич был из местечковой хасидской семьи. Родился в самом начале 20 века в местечке Сновск. Ныне это Черниговская область Украины. Так что фотографировал он не экзотику, как может показаться это сегодня. Для него штетлы, их быт, традиции были знакомы со дня рождения. Может, поэтому фотографии сделаны с чувством сопричастности ко всему, что там происходило.

Эту женщину в своё время называли соратницей Владимира Ильича Ленина, и её родственники, в том числе и отец автора этих строк (двоюродный брат В.К. Слуцкой – Э.И.), очень этим гордились.

Вера Климентьевна (настоящее имя и отчество – Берта Калмановна) Слуцкая вошла в историю как активная участница революционного российского движения социал-демократов, талантливый организатор и агитатор.
Долгие годы считалось и во всех энциклопедиях подчёркивалось, что она родилась в Минске. В действительности малая родина Веры Слуцкой – местечко Мир Новогрудского уезда Минской губернии (теперь городской посёлок Мир Кореличского района Гродненской области). Здесь 17 сентября 1874 года в семье мелкого лавочника Калмана Слуцкого начался её жизненный путь. Вскоре семья переехала в Минск и проживала по Старомясницкой улице (Национальный исторический архив Беларуси в Минске – далее НИАБ в Минске. –Ф. 295. Оп. 1. Д. 7075. Л. 28). Там, где сейчас находится гостиница «Юбилейная».

У Слуцких была небольшая лавочка, они торговали дрожжами, перцем, лимонной кислотой и прочими приправами. А также держали небольшой постоялый двор, где останавливались те, кто привозил товар на расположенный рядом рынок. Помимо этого глава семьи Калман Слуцкий давал платные уроки древнееврейского языка.

Когда меня маленькую пыталась напоить горячим молоком баба Женя, дед Наум садился рядом. Под его прибаутки и приговаривания «эс, мейн шейне пуним» (ешь, моё красивое личико – идиш) я управлялась с миской жареной картошки, которую он, как бы тайком от бабушки, мне подсовывал.

Дед был ласковый, весёлый и улыбался всегда, даже во сне. Учил меня кататься на велосипеде, называл «аидише коп» (еврейская головка – идиш), водил в свою типографию и показывал, как набирается текст на линотипе. В газете «Коммунист», мы жили в Саратове, его ценили-любили и к каждому празднику награждали грамотой.

Дед Наум возил меня в Анапу и читал в беседке мне и моим друзьям «Вечера на хуторе близ Диканьки», а мы хохотали не только над гениальным текстом, но и над тем, как дед забавно изображал героев.

Роман Михайлович Калинин до недавнего времени жил в Калинковичах Гомельской области. Сейчас он гражданин Израиля. Родился в Наровле, и думаю, что именно этот небольшой городок на Полесье считал, и будет считать, куда бы не закинула его жизнь, родным.
Человек в возрасте, с очень непростой судьбой. После несчастного случая стал инвалидом. Но никогда не опускал руки. Выдержал большое количество операций, на которых настаивал сам.
В одном из писем он написал мне:
«Я лет сорок как выпал из жизни. Живу как та лягушка, которая пытается сбить масло из сметаны, чтобы выскочить из посудины. А масло всё не сбивается и не сбивается… Больницы, больницы, операции. 15 лет уговаривал хороших врачей, были среди них и доценты, и профессора, и даже один академик, сделать реампутацию ноги, и в ответ: “А вдруг будет хуже?” Нашёлся один профессор, увы, было поздно. А вокруг шла жизнь. А мне было не до журналов, газет и “пароходов”. Когда что-то вроде масла чувствовалось под ногами, я поднимал голову и пытался вернуться к прежней жизни.
Прожив детство на Припяти, я не мог не стать рыбаком. Я строил лодку, покупал мотор, рыбачил, до очередного обострения.

Впервые об этом человеке, который ночью выбрался из расстрельной ямы и смог выжить в страшные годы войны, я узнал в начале 1990-х годов. С историком Михаилом Рывкиным мы писали книгу о Витебском гетто. Опрашивали довоенных витеблян, тех, кто в годы войны оставался в Витебске, и нам рассказали историю о еврейском мальчике из Витебска, которого расстреливали в Сураже. Он выжил, придумал себе легенду, что он Иванов, и так остался с этой фамилией на всю жизнь.
Судя по рассказам, Иванов, имени мы тогда ещё не знали, после войны вернулся в Витебск, работал на часовом заводе. И хоть Витебск сравнительно небольшой город, найти этого человека мы не смогли. Обратились в заводской отдел кадров, в городской архив, к ветеранам завода, которые работали в послевоенные годы. Ивановых было много, но человека с такой биографией никто не знал.
Книга «Хроника страшных дней. Трагедия Витебского гетто» писалась трудно, но была написана, издана. И тема «Иванова», как-то сама собой отошла на второй план.
В 2014 году, готовя второе, значительно расширенное издание книги о Витебском гетто, я снова вернулся к истории с Ивановым (М.С. Рывкин умер в Германии, где жил последние годы, в 2010 году). Обзвонил знакомых, рассказывал эту историю на встречах с читателями журнала «Мишпоха», написал о ней в Фейсбуке. Получил письмо от Михаила Нихамкина. Он написал об Иванове. (Огромное спасибо всем, кто отозвался на мою просьбу). Я дословно передаю текст письма, чтобы было понятно, почему так долго шли поиски:

Остаться живым в раннем детстве, когда Михаил Давидович Розеншейн, наверное, ещё и не понимал ничего, у него был один шанс из тысячи. Его сверстники, земляки из Белостока, других городов и местечек, захваченных фашистами, разделили участь большинства евреев – были расстреляны, закопаны заживо во рвах и траншеях.
Он благодаря мужественным людям, рисковавшим своей жизнью и жизнями близких, остался жить. И если у судьбы есть предначертание, то его обязанность рассказывать о тех страшных годах, чтобы о них знали и они стали уроком для всех поколений.
– Михаил Давидович, с какого Вы года?
– Родился 14 сентября 1940 года в Белостоке.
– Белосток был советский…
– Уже Западная Белоруссия вошла в состав БССР.
– Кто были Ваши родители?
– Мои родители активные члены Коммунистической партии Западной Беларуси. Отца звали Давид Иосифович Розеншейн, маму – Евгения Семёновна (Шоломовна) Каплан.

В следующем году исполнится 130 лет со дня рождения Меира Абрамовича Зелигера. Почти все его ровесники забыты. Даже те, кто при жизни считался богатым и оставил существенное наследство, кого считали учёным или кто занимал большую должность и от него многое зависело. Их имена часто не могут вспомнить даже правнуки.

А Меира Абрамовича Зелигера помнят в Бобруйске (и не только в этом городе) и с уважением называют его имя. Он был хорошим часовым мастером, человеком с золотыми руками, но таких было немало; он неплохо зарабатывал и до войны, и после её окончания, это в Бобруйске много значило, но было неглавным. В памяти людей Меир Зелигер остался, потому что был Праведником. Глядя на него, пытаясь жить так, как живёт он, люди становились лучше.

В 1998 году, то есть спустя 20 лет после ухода Меира Абрамовича в мир иной, в газете «Вечерний Нью-Йорк» был опубликован очерк Самуила Гиля о Зелигере «Трагедия и подвиг».
«До сих пор старожилы Слуцка вспоминают: “Вот был у нас часовщик – золотые руки – Меир Зелигер. Любую марку часов починит. Нет запчастей – сам изготовит в своей мастерской. Но чтобы сказать “Не могу”… А какой благожелательный – душа человек, любую тайну ему доверишь…”»

В 1930 году началась недоброй памяти «золотуха» – невинных людей сажали в тюрьмы и не выпускали, пока семья заключённого не сдаст государству золотые монеты. В НКВД был вызван и Меир Зелигер. Следователь начал вежливо: «Товарищ Зелигер, Вы общаетесь со многими людьми и могли бы помочь нам, указав тех, кто имеет золото. Могли бы всегда помогать нам. Ведь люди с Вами откровенны»…

Вот так, напрямик, Меиру предложили стать стукачом. Отказавшись от этой «чести», Зелигер был осуждён пресловутой «тройкой» и отправлен на строительство Беломорско-Балтийского канала. Всю семью Меира сослали на вольное поселение в Вологду.

«Канал был построен на костях заключённых, – пишет автор статьи «Трагедия и подвиг». – Добавились бы к ним и кости Меира, да шла великая стройка к завершению, и через год и семь месяцев, надорвавшись на тяжёлых каменьях, он был освобождён из-под стражи. Вернуться в Слуцк ему запретили под предлогом, что город находится у самой границы (до 1939 года граница с Польшей – А. Ш.). И тогда Меир Зелигер со своей семьёй поселился в Бобруйске, где вновь занялся знакомым делом – ремонтом часов. По ним и наблюдал время до начала Второй мировой войны».

Памяти моей мамы Блюмкиной Бэллы Захаровны.

Блюмкина Бэлла Захаровна, 1911 года рождения, уроженка г. Речица Гомельской области, с 1928 года жила в г. Минске, закончила Минский музыкальный техникум в 1932 году по классу профессора Полонского, работала в Белорусском радиокомитете. Пела в хоре, была солисткой. В 1940 году участвовала в декаде Белорусского искусства в г. Москве, выступала на сцене Большого театра перед руководством страны в составе сводного хора.

В 1935 году Бэлла Захаровна вышла замуж за Жидовича Виктора Карловича, инженера-строителя. Двое детей: Олег (1937 г. р.) и Ольга (1939 г. р.). Во время войны муж ушёл в действующую армию. Осталась в Минске вместе с двумя детьми. С августа 1941 года по июль 1942 года была в Минском гетто. С июня 1942 года с помощью родственников мужа ушла из гетто на территорию Западной Беларуси и там скрывалась в деревнях под фамилией Пашык Евгении Захаровны, польки по национальности. В 1943–1944 годах была (данные Национального архива РБ) связной партизанского отряда (командир Янковский, Узденская бригада). Награждена орденом Отечественной войны II степени и медалями.

Эта удивительная история произошла в начале 1944 года. Беларусь была ещё оккупирована гитлеровскими войсками, и Холокост евреев продолжался…

С Исааком Юльевичем я познакомился в конце 80-х годов, хотя много слышал о нём. Художники, в том числе и молодые, отзывались о Боровском с уважением, что в этой среде бывает нечасто. А про Исаака Юльевича говорили хорошо, иногда молодёжь за глаза его называла Ишак Юльевич, но к каждому слову, тем не менее, прислушивалась.

Встреча первая
«Я стал художником, когда не мог рисовать…»

В это время Боровский закончил работу над картиной о Юделе Пэне. Полотно было посвящено его учителю, известному художнику и педагогу. Юдель Пэн с годами стал фигурой символической. Его, в отличие от Марка Шагала, чьим первым учителем в рисовании и живописи он был, не охаивали с высоких трибун, не запрещали. Его просто замалчивали. Так человек и художник, который ещё при жизни стал легендарным, был вычеркнут из памяти следующего поколения. И картина Исаака Боровского, которая писалась по заказу Витебского областного краеведческого музея, воспринималась не только как работа художника, но и как веяние перемен. На дворе уже стояли другие времена, которые назовут «перестройкой».

За каждым ярким лидером джаз-оркестров или ВИА всегда сзади, в тени, просматривается некий великий профессионал, который, словно ракета-носитель, выводит и удерживает любимца публики, обладателя «красной строки» – своей фамилии на афише, – на шоу-орбите.
Поделюсь доказательствами:
…на Леонида Утёсова работали музыкальные руководители его джаза Леонид Дидерихс, Николай Минх, Вадим Людвиковский, Аркадий Островский, ставший позже знаменитым советским композитором-песенником;
…за Клавдией Шульженко сидел оркестр, руководимый джазменами Яковом Скоморовским, Алексеем Семёновым, Ильёй Жаком;
…самые знаменитые аранжировки Дюку Эллингтону сделал Боб Страйхорн;
…в наших «Песнярах» Владимира Мулявина партитуры сотворяли Игорь Паливода, Владимир Ткаченко, Валерий Дайнеко.
Такой музыкант с осени 1939-го и до конца 1946 года был и в Государственном джаз-оркестре БССР.

«Нас в городе мало – нас трое
– и светятся наши лица...»
Д.Г. Симанович

Давид Григорьевич был частью нашей жизни. Каждое утро начиналось с телефонного звонка Миши ему. Я спрашивала: «Ну как друг, что нового?»

Потом слушала в пересказе отчёт за день Давида Григорьевича – где выступал, с кем встречался, какие планы насчёт новой книжки, как дочка Лена и внуки и т. д. Часто сразу договаривались о встрече и каких-то совместных делах. Он был неутомим, энергия била ключом, идеи возникали беспрерывно, он не мог жить без Витебска, и Витебску было трудно без него...

Спросите у людей среднего возраста, какие книги Михаила Герчика они читали. И вам назовут «...Отдаёшь навсегда», «Обретение надежды», «Возвращение к себе», «Солнечный круг», «А человек играет на трубе», «Повесть о золотой рыбке». Популярные в девяностые годы прошлого столетия, переведённые на другие языки, изданные большими тиражами, они достойны внимания и современных читателей.

Наверно, все советские школьники 80-х, с интересом читали повесть «Ветер рвёт паутину». Эта книга была событием в литературной жизни, а тогда Советский Союз был самой читающей страной. Тема больного полиомиелитом мальчика, прикованного к постели, попавшего в трудную жизненную ситуацию, волновала и взрослых, и детей.

Читала эту повесть и я, но о том, что родился Михаил Герчик в Бобруйске, узнала гораздо позже, ведь тогда не было Интернета…

Михаил Герчик родился 7 июня 1932 года. При рождении его назвали Моисеем, отца звали Беньямином.

Гораздо позже в своих воспоминаниях писатель написал так: «Дома и на улице, в школе, педучилище и университете все называли меня Мишей, позже – Михаилом, а когда я уже обзавёлся солидной лысиной – Михаилом Наумовичем. Это имя и отчество вошли в мою плоть и кровь. Даже сейчас, когда кто-нибудь звонит нам и спрашивает Моисея Беньяминовича, мне нужно несколько секунд, чтобы сообразить, что человек не ошибся номером и ему нужен именно я».

В прошлом году ушёл мой очень близкий друг Лёня Богорад, ушёл, уверен, в лучший мир! И своим уходом опроверг расхожее утверждение, что незаменимых нет. Есть! Лёня был и остаётся незаменимым! Это не просто слова, это ощущение, которое подтверждается каждый день всё сильнее!..

Он был именно тем человеком, с которым становилось спокойнее. Откуда в нём было столько оптимизма в наш не слишком оптимистичный век, не знаю. Людям не хватает в жизни оптимизма, думаю, поэтому к нему тянулись. Он умел делать «погоду»! Тёплой, когда было холодно, солнечной, когда было пасмурно…

Разбирая бумаги, я нашёл несерьёзные тексты, которые писал к круглому юбилею Лёни. Тогда мы хорошо повеселились, было много людей, но никого случайного! Были все, кто считал Лёню своим близким человеком!..
И был тогда тост: все, кто не знает Богорада, а таких практически нет, считают его крайне приличным и жутко интеллигентным человеком, которому чужды светские гламуры, крутые тренды и элементы самолюбования!.. Но что поразительно, что и те, кто хорошо знает Богорада, тоже считают его жутко приличным и дико интеллигентным!

Будучи с детства далеко не славянином, он искренне любит «Славянский базар» и считает его родным! Он взвалил на себя столько работы, что, если бы он не был Лёней Богорадом, он бы не потянул!
Мало кто знает, что Лёня бывший десантник, хотя десантников бывших не бывает. И хоть он в День десантника не так часто купается в городском фонтане, характера ему не занимать, хотя при этом он у него необыкновенно мягкий!.. Такие, как он, когда-то бесстрашно ходили на мамонта, возможно, именно поэтому мамонты и вымерли!

А годы, как штыки в бою, мелькают,
Дни исчезают, рассыпаясь в прах,
Но вечно мы живём, и память мы живая
О наших и отцах, и матерях.

Сто лет назад пришёл в этот мир замечательный человек, чьё имя известно многим и по прежней жизни в одной из республик бывшего СССР, и по нашей израильской биографии. Это Натан Семёнович Зорин. Ветеран журналистики и литератор, он стоял у истоков радиовещания на русском языке в столице Азербайджана.
Но прежде чем рассказать об этом и о многом другом, несколько строк из анкетных данных героя моего повествования. На свет он появился 24 января 1922 года в Буйнакске, в семье полиграфиста высокой квалификации Семёна Григорьевича (Шимона Гиршевича) Зорина и его супруги Эсфири, служащей в одной из контор. Сам Гирш Зорин, отец Шимона, родом из местечка Зорино в Оршанском уезде Витебской губернии. И когда у людей спрашивали, откуда они, отвечали: «Зорины мы!» Так и закрепилась за потомками эта фамилия. С 1926 года семья проживала в Баку, где Натан встретил свою юность.

Владимир Бернштам на протяжении многих лет постоянный автор нашего журнала. Его рассказы о почтовых марках, монетах, значках, медалях всегда интересны и увлекательны…

…Брелок Голды Меир, виньетка сбора средств «на мацу для еврейских солдат», медаль к 100-летию петербургской синагоги...

Рассказывает физик и коллекционер Владимир Бернштам.

Владимир кандидат физико-математических наук, более 27 лет работает в Лаборатории физики плазмы знаменитого института имени Вейцмана в израильском городе Реховот. А ещё он увлечённый коллекционер в области филателии, нумизматики и фалеристики. В особенности интересуется иудаикой. В кругах специалистов известен глубокими историческими познаниями о собранных артефактах.
Сегодня у Владимира Бернштама более 50 публикаций на эту тему в различных изданиях.
Мы попросили его рассказать о себе и своём увлечении.

Свой 77-й театральный сезон Могилёвский областной театр драмы и комедии им В.И. Дунина-Марцинкевича (г. Бобруйск) открыл премьерным показом спектакля «Песя и Янко» по пьесе Аркадия Шульмана и Яна Карпинского. Режиссёром-постановщиком выступила Татьяна Дорогобед.

Сами авторы обозначили жанр предельно просто: пьеса и войне и любви. Перед зрителями разворачивается история отношений молоденькой еврейки Песи и цыгана Янко, чудом спасшихся от уничтожения фашистами. Лирическая драма наполнена огромным смыслом, показывает, как в невероятно страшных условиях люди находят силы, чтобы жить, поддерживая друг друга и сохраняя в себе Человека.

И в пьесе, и в спектакле два временных плана – военный, где юная Песя и взрослый цыган Янко пытаются выжить любой ценой, и современный, где уже пожилая женщина Песя впервые с большим трудом и опаской делится своей историей с молодым журналистом Егором. Этот театральный приём, когда герои разных периодов одновременно живут на сцене, стал яркой находкой спектакля, глубоко погрузив зрителя в происходящее.

Артисты театра Игорь Бурак, Алла Грахова, Мария Дорогобед на ура справились с непростой задачей.
– Эта пьеса о вечных ценностях, о любви, о добре и зле. Я встречался с разными людьми, общался с ними. Много читал о войне. Затем всё это собралось вместе в единое целое, и появился рассказ, который был опубликован в журнале «Мишпоха». После встреч и бесед с известным театральным художником Петром Анащенко (он стал соавтором Яном Карпинским) мы стали работать над пьесой. Я с большим удовольствием посмотрел постановку. Замечательная режиссёрская и актёрская работа, – отметил Аркадий Шульман, соавтор пьесы «Песя и Янко».

Многие меня помнят, многие знают, большинство, надеюсь, уважают, а некоторые даже любят, для тех же, кому моя скромная персона незнакома представлюсь – Геннадий. Биография моя, как говорится, «сложна и запутана»: родившись с фамилией Шульман, у меня, как у истинного уроженца синеокой Беларуси, просто не оставалось другого выбора, как пойти в бизнес.

И в далёком уже 1987 году я, тогда ещё юный, безбородый и, не поверите, стройный юноша, запрыгнул в поезд под названием «Шоу-бизнес». И был я первым, кто стал привозить в страну нашу звёзд мировой величины, что подтверждается получением лицензии на организацию концертов за №1.

Шли годы, бизнес рос, за окнами бушевала перестройка, трещали устои и менялись общественные формации, а я продавал билеты на Патрисию Каас, приглашал Дмитрия Хворостовского. И понеслось: Scorpions, Deep Purple, Крис де Бург и Роберт Плант (экс. Led Zeppelin). Потом были Гафт, Никулин, Гришковец и многие другие.

Концерты, аншлаги, но наступил 2009 год – переломный, как оказалось, для меня лично, разделивший жизнь мою на «до» и после». К тому же появились молодые амбициозные конкуренты и стали перекупать «правильных артистов» – моя карусель шоу-индустрии стала притормаживать. Логическим концом стал донос, по которому осенью того же года меня и арестовали. Особых причин сажать меня не было, на суде все обвинения рассыпались, как карточный домик, но... В общем, наш «самый гуманный суд в мире» приговорил меня к 6 годам тюремного срока, и отсидел я их «от звонка до звонка». Теперь я давно уже на свободе, живу попеременно то в Москве, то в Минске, тружусь и ни на кого не обижаюсь, чего и вам желаю. Жена – красавица, дети – умницы, внуки – замечательные, вот только с шоу-бизнесом пришлось завязать, другие люди теперь возят звёзд в гости и организовывают концерты.

Жалею ли? Да, иногда, вспоминая прошлое. Это были чертовски интересные и любимые мои двадцать лет в шкуре продюсера, но надо идти дальше – Live Is Life.

Однажды я привёз…

Однажды, восхитившись в Фэйсбуке стихотворением Гершона Трестмана, ответил ему своим. Так началась и продолжилась, с другими поэтами тоже, своеобразная стихотворная перекличка.

Конечно, не будь глубочайшей философской лирики Гершона Трестмана, берущей за душу поэзии светлой памяти Константина Северинца, пронзительной трепетно-ностальгической ноты в стихах Аллы Левиной, «Стихо-сложения» вряд ли появились бы на свет. На этих страницах представлена лишь малая их толика.

Осталось сказать «спасибо!» моим дорогим друзьям, пояснить читателю, что некоторые их стихи приведены полностью, а некоторые частично, теми строфами, которые соединились во мне чувством и мыслью. И добавить, что цикл «Стихо-сложения» вошёл в книгу «Праз межы Часу», изданную в Минске, в издательстве «Кнігазбор» в начале 2022 года. Стихи, очерки и эссе, составившие книгу, непосредственно или косвенно отражают события, общественные настроения от 40-х годов прошедшего века и до наших дней. Это и стихотворные циклы «Нарачанскі сшытак», «Быць альбо не быць», «ХХ век: семейный альбом», прозаические «Аднойчы ў СССР» («Однажды в СССР»), «Дом застаўшыхся ў жывых» («Дом оставшихся в живых»), «Святло знікаючага свету» («Свет исчезающего мира»), «Шматкроп’і», («Многоточия»).

В г. Горки Могилёвской области вышла очередная книга известного краеведа, писателя, Почётного профессора Белорусской государственной сельскохозяйственной академии Владимира Лившица. Она продолжает тему трагедии еврейского народа в годы Второй мировой и Великой Отечественной войн и называется «Холокост. Дрибин и Дрибинский район». (Ранее вышла книга «Холокост. Горки и Горецкий район»).

Изучением этого вопроса автор занимается с 1986 года. Во введении к книге он отмечает, что «за это время удалось собрать опубликованные документы и материалы, воспоминания родственников и тех, кто был свидетелем гибели Дрибинского гетто, еврейских общин в деревнях района. И, самое главное, составить, хотя и неполные, списки погибших».

Также Владимир Моисеевич работал с материалами, которые хранятся в Мемориальном музее Катастрофы и Героизма «ЯД ВАШЕМ» в Иерусалиме.

Музей занимается сохранением памяти о Холокосте и имён погибших. В результате всех поисков и исследований и появилась книга «Холокост. Дрибин и Дрибинский район». Она содержит списки погибших евреев, жителей Дрибина, а также деревень района – Рясно, Черневки, Пичевки, Коровчино. Кроме этих, книга содержит списки евреев, эвакуированных на неоккупированную территорию СССР, списки родившихся в вышеуказанных населённых пунктах и погибших в других местах на оккупированной фашистами территории СССР и Европы. Особую достоверность книге придают фотографии погибших и воспоминания очевидцев тех драматических событий.