Самолет поднимается выше,
Уплывая в туманную даль...
Под крылом тель-авивские крыши,
А в глазах твоих синих печаль.

Ты молчишь (Что еще остается?).
И глядишь самолету вослед –
Стебельком под палящим солнцем
На чужой каменистой земле.

Что на грешной земле всех нас держит?
Наши дети и наша мечта.
И пока есть она – жить надежде,
Что мы встретимся. Здесь или там...

Кто-то скажет: «Здесь родина наша
И народ со своею судьбой».
Я не спорю. Согласен даже.
Почему же тогда не с тобой?

Да, я знаю, вопрос этот вечен
(Он не только в душе – он в крови.)
И горяч, как субботние свечи,
И загадочен, как Тель-Авив.

Не найти на него нам ответа –
Выбирать меж тюрьмой и сумой.
Покупаю обратно билеты
И к себе улетаю домой.

                   Израиль, октябрь. 1995 г.

***

Затираемость слов,
Заменяемость чувства...
Говорим про любовь
И большое искусство.
Что любовь коротка,
Словно вечер в апреле.
Но в ладони – рука,
Как дитя в колыбели...
Говорим ни о чем,
Говорим – и не верим,
Ощущая плечом
Силу запертой двери.
Мир пружиною сжат,
Суматошен и быстр...
Но твой пристальный взгляд
Отрезвляет, как выстрел.

***

Как жалко, когда женщина стареет.
Хоть говорят: с лица воды не пить,
Но только с каждым годом все быстрее
Плетет паук чуть видимую нить.

Что вам с того, скажите, сколько лет ей?
И сколько зим. И с кем она теперь?
Когда в окно стучат сухие ветви,
И осень распахнула настежь дверь.

Еще слуга в поношенной ливрее
Забыл, казалось, думать о свечах,
Но кончен бал! И женщина стареет,
И гаснут огоньки в ее очах.

Хотя еще полны они лукавства
И скрыт намек в бесхитростных словах,
Но нет, увы, от возраста лекарства...
И нервен смех, и голос громковат.

Она готова, чтобы стать стройнее,
Не только ужин отдавать врагу…
Как больно, когда женщина стареет,
А я ничем помочь ей не могу!

Публикацию подготовил Борис Роланд