В 2006 году в Москве в издательстве «РОССПЭН» вышла книга Аркадия Зельцера «Евреи советской провинции. Витебск и местечки. 1917–1941».

 

С Аркадием Зельцером я знаком давно. Еще с его витебской жизни, когда он, молодой инженер, в конце 80-х годов стал одним из инициаторов создания и первым руководителем еврейского культурного центра. Тогда все надо было не только начинать с нуля, но и согласовывать каждый шаг с идеологическим отделом горкома компартии. Новую общественную организацию назвали «Витебским обществом любителей еврейской культуры». Сегодня такое название вызывает улыбку. С лекции Аркадия Зельцера об истории евреев Витебска, которая проходила в большом зале областной филармонии и собрала битковой аншлаг, как концерт популярной эстрадной звезды, и началась деятельность этой общественной организации.

Потом Зельцер переехал в Москву, некоторое время работал в редакции журнала «Советиш Геймланд». Несмотря на техническое образование, по образу мышления он всегда был гуманитарием, не только интересующимся, но и живущим еврейскими проблемами.

В конце 1991 года Аркадий Зельцер с женой и сыном уехал в Израиль.

С этой точки в его биографии и начался наш разговор. Мы гуляли по аллеям Яд Вашема (Института изучения Катастрофы и Героизма европейского еврейства), где Аркадий сейчас работает исследователем. Потом нашли тенистое место, присели, и я включил диктофон.

– Когда приехал в Израиль, твердо решил заняться еврейской историей. Моего желания, к счастью, оказалось достаточно. Научный руководитель профессор Мордехай Альтшулер хорошо понимал, что в те годы еврею в Советском Союзе попасть на исторический факультет университета было непросто. Мне предложили прослушать большое количество курсов в иерусалимском университете (формально их было достаточно, чтобы получить 2-ую степень университета – звание магистра). Я много учился. Специально ходил слушать самые разные лекции по еврейской истории, демографии, социологии. Мы выбирали с Мордехаем Альтшулером различные направления в изучении истории восточно-европейских евреев. Старались, чтобы я посмотрел на ситуацию шире, например, не только что происходило с евреями в Советском Союзе, но и в царской России или межвоенной Польше, чтобы понять, что же было специфическое в стране, в регионе, которым я занимаюсь.

Тему диссертации выбрал в 1992 году. Называлась она «Евреи северо-восточной Белоруссии между мировыми войнами». Первоначально я хотел взять тему, связанную со всей Белоруссией в целом, но мой научный руководитель предостерег, что я эту работу никогда не закончу. Потому что по всей Белоруссии – слишком много материалов. Там очень много материала для исследователей. По одному Минску можно писать диссертации, что в частности и сделала недавно Элисса Бемпорат в США.

Я решил ограничиться регионом Витебска и прилегающими к нему районами. Почему такой географический выбор, догадаться, наверное, не трудно – сентименты. Я родился и вырос в Витебске, и у меня остались самые приятные и теплые воспоминания об этом городе.

Писать диссертацию начал где-то в 1996 году, а через восемь лет защитил ее.

Докторская диссертация легла в основу книги «Евреи советской провинции. Витебск и местечки. 1917–1941».

Хотел на примере одного региона показать типичную ситуацию, сложившуюся в еврейском местечке в Советском Союзе в период между Февральской революцией 1917 года и до вторжения нацистов в 1941 году.

На основании документов и газет пытался проследить, каким образом решения, которые принимались в Москве или Минске, реализовывались на местах. Что происходило с евреями в маленьких местечках, например, Бешенковичах, Лепеле, Сенно или Улле, и чем они отличались от евреев Витебска или Москвы и Ленинграда. Я пытался воссоздать ситуацию тех лет и проанализировать реальную жизнь.

По мере того, как я писал диссертацию, у меня появлялись новые темы, о которых я вначале не думал. Написал большой раздел по еврейской экономике.

– Что такое еврейская экономика?

– Я отвечал на вопросы, как евреи жили, чем они занимались, какие были еврейские кооперативы…

Например, кооператив шойхетов. Он образовался в Витебске на Полоцком рынке. Формально члены кооператива заготавливали пух, но на деле занимались своей традиционной работой – кошерным убоем птицы. Местные власти даже в конце 30-х годов смотрели на это сквозь пальцы – пух был нужен государству.

В экономическом разделе я отвечаю на вопросы, почему происходили те или иные события, связанные с производст­венной или экономической деятельностью в местечке. Думаю, что до меня такие аспекты никто не поднимал.

Вторая тема, которая потребовала ответа на вопросы: что происходило с евреями в период перехода от традиционного местечкового уклада к современной жизни.

И третья, принципиально важная для меня тема: понять, как и когда исчезло еврейское местечко, как социокультурное явление.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь – социокультурное явление?

– Комплекс черт, которые определяли евреев как единую группу. Я стремился построить модель их повседневной жизни и понять, каким образом традиционный уклад еврейского местечка развивался и изменялся. Например, в силу каких причин евреи в 20 – 30-е годы выбирали школу, в которую следует отдавать детей: в еврейскую, русскую или белорусскую. Что они принимали в расчет в первую очередь?

Выиграли евреи от советской политики или проиграли?

– Интересный вопрос. И как же ты на него отвечаешь?

– Если говорить об общинном понимании, о евреях как этнической группе, рассматривать вопрос в плане культуры или сохранения традиций, ощущения себя с точки зрения еврейской самоиндификации, по-видимому, произошли достаточно серьезные негативные изменения. Еврейская община как институт перестала существовать, синагога играла меньшую роль, в тех местечках, в которых евреи по переписи 1926 года объявили свое стопроцентное владение языком идиш, к 1939 году показывали гораздо большее владение русским и белорусским языками.

Этническая группа, стала, если так можно сказать, менее еврейской.

С точки зрения личного продвижения, советская власть приоткрыла довольно большие возможности. В местечках это было менее заметно, чем в таких городах как Витебск и особенно в Москве, Ленинграде.

Люди, которые были чувствительны к проблемам социальной значимости, оставляли местечки и переезжали в города. Там у них открывались возможности для карьерного роста, социального продвижения. Как правило, те, кто был не готов придерживаться старых правил в повседневной жизни, уезжали в города. И это позволяло на какое-то время продлить традиционный уклад жизни в местечках.

– Разве тот, кто уезжал в город, переставал быть евреем?

– Конечно, нет. Но степень приобщения к еврейской общественной жизни уменьшалась. Еврейская самоидентичность переходила из общественной сферы в личную, из улицы в семью.

В местечках те же процессы происходили гораздо медленнее. Хотя процент евреев в местечках неуклонно уменьшался, все равно, они оставались единой группой, в которой все знали всех, разговаривали между собой на идише, существовали традиционные институты взаимопомощи. Это я подразумеваю, когда говорю о местечке как о социокультурном явлении.

– На какой круг читателей рассчитана книга?

– Книга, в большей степени, предназначена для людей, занимающихся еврейской историей. Хотя, безусловно, меня как автора радует, когда с книгой знакомятся люди не только в силу своих профессиональных обязанностей.

– Книга живет самостоятельной жизнью. Что нового в твоем научном багаже?

– Хотелось бы расширить исследования по этой теме. После того как закончил диссертацию, написал статью о евреях в высших эшелонах НКВД.

– Она была опубликована в англоязычном журнале «Jews in Russia and Eastern Europe», редактором которого ты являешься.

– Мне важно понять, что там происходило, почему значительно уменьшилась численность евреев в органах НКВД в конце 30-х годов. Думаю, это смена элит в советском обществе. Евреи были широко представлены в элите старшего поколения. Новая элита их вытеснила из руководства НКВД.

– Хотелось бы пожелать, чтобы эта статья стала главой твоей новой книги.

Аркадий Шульман