Последние годы Матвей со странной фамилией Длинопят сидел дома, лишь изредка выходил в магазин или к газетному киоску. Ему уже за восемьдесят, он один на белом свете.
Когда-то была у него Люся, да сплыла Люся. «Зачем мне такой Матвей, – говорила она подругам. – Ни детей от него, ни денег». Матвей погоревал-погоревал, правда, не очень долго и не очень сильно, и зажил прежней жизнью, которой жил до Люси.
И, наверное, так бы и закончил он свои дни, но одна назойливая мысль всё время будоражила и не давала спать.

Похоронить – похоронят, – говорил Матвей сам себе. – Не кинут же тут. В конце концов, нужна будет моя квартира. А потом? Кто будет следить за могилой? Кто поставит памятник? Или будут сбрасывать на мою могилу прошлогодние венки со всего кладбища? Надо позаботиться обо всём самому. Иначе потом никто не вспомнит».
Эта мысль с каждым днём всё глубже залазила Матвею в голову, и однажды он не выдержал. Собрался и поехал к сторожу, который считался хозяином кладбища.
Долго сторожу объяснять не пришлось. Тот поковырялся в зубах и как-то невнятно произнёс:
– С оградой и памятником, а ты ещё живой… Или тебя прибить надо, чтобы всё официально было, или готовь бабки. Мы тебе тогда ограду сочиним с кем-нибудь на пару и скажем, что он тебе был двоюродным дедушкой и занял на кладбище место, – и довольный сторож засмеялся.
– А по-другому можно? – спросил Матвей.
– По-другому у нас при жизни ставят памятники только дважды Героям Советского Союза. Если ты такой храбрый, тебе должны поставить памятник на родине, в Израиле, – и сторож опять засмеялся и уже сквозь смех сказал: – Ваше кладбище давно закрыто. Хоронить можно только в оградах. У тебя кто-нибудь на кладбище лежит? Нет. Тогда иди в горисполком за разрешением. Хрен его тебе дадут. Живых сюда не пускают.
Матвей походил по кладбищу, навестил могилы своих знакомых, потом вернулся к сторожу: – Ладно, держи задаток, – сказал он и выложил только что полученную пенсию.
За месяц Матвей раз десять был на кладбище. Подыскивал место, где бы его могли похоронить, искал сторожа, просил у него совета.Даже приносил бутылку водки и палку сухой колбасы. Подарки сторож принимал, но Матвею строго-настрого приказывал:
– Уходи отсюда. Я жмуриками занят, мне с живыми говорить некогда.
Однажды, увидев Матвея, сторож подозвал его к себе и повёл к старым могилам. Между двумя большущими клёнами стояла свежевыкрашенная ограда.
– А это кто? – Матвей показал на зелёный бугорок в ограде.
– Тебе не всё равно? – удивился сторож. – Какой-нибудь бесхозный раввинчик. Умер сто лет назад и тебе место занял.
В ограде стоял памятник. Ему было много лет. Теперь такие из чёрного камня с куполом и окошками не делают. Старая надпись на камне была зашлифована, а поверх выбиты новые буквы. Матвей прочитал: «Длинопят М.Л.». Потом дата и год рождения, а после длинной черточки – дата и год смерти. Даты смерти пока не было на памятнике, а в году не хватало последней цифры.
– Доволен? – спросил сторож. – Памятник серьёзный. Сам понимаешь, какая цена, – сторож назвал цифру, от которой у Матвея глаза полезли на лоб.
– У меня нет таких денег, – растерянно сказал он.
– Тогда живи дальше и собирай, – посоветовал сторож. – Ты ж мне говорил, один живёшь в квартире. Пропиши кого-нибудь. Племянника троюродного брата. Возьми с него деньги. Как раз на памятник хватит. Не ты первый.
– У меня нет троюродного брата, – ничего не понимая, сказал Матвей.
– Будет, – уверенно сказал сторож. – Ты ж не хочешь, чтоб тебя закопали, как бомжа.
– Не хочу, – у Матвея даже голос мгновенно охрип.
– Не переживай, – с улыбкой ответил сторож. – Место не останется пустым. Надпись на памятнике перебьём и похороним кого-нибудь с деньгами, – и снова повторил: – Не ты первый.
– Я за Вас не переживаю, – сказал Матвей, – я про себя думаю.
– И я за тебя сильно нервничаю, – с ехидной улыбкой сказал сторож. – Забочусь о твоём долголетии. Через месяц принесёшь деньги, иначе место отдам другому. Смотри, не подведи, чтоб этот месяц был как огурчик.
После кладбища Матвей приехал домой, лёг на диван и сказал то ли пустым стенам, то ли сам себе:
– Вот жизнь! Умереть спокойно не дадут.
Племянника Матвей быстро нашёл. Правда, не своего троюродного брата, которого не было в помине, а племянника соседа по лестничной клетке. Тот сам нашёл Матвея. Законно или незаконно, решил все вопросы с пропиской. У Матвея появились деньги, как раз, чтобы отдать сторожу на кладбище.
Сторож послюнявил пальцы, пересчитал доллары и довольный сказал:
– Говорил, что денег нет. Меня не обманешь. Чтобы похоронить, у всех деньги есть, – и повторил свою любимую присказку: – Не ты ж первый...
После этого Матвей совсем перестал выходить из дома. Целыми днями листал перекидной календарь, пытаясь найти в нём ту дату, для которой оставлено место на памятнике.
Что-то внутри Матвея не хотело сдаваться, он просыпался каждое утро, чтобы прожить ещё один день.
…Однажды к Матвею пришёл кладбищенский сторож. Как разыскал его квартиру, один Бог знает.
Куда делись его ухмылка и язвительные слова?
– Я здесь ни при чём, – прямо с порога заявил сторож. – Ты сам видел, установили как надо, раствор положили.
– Что случилось? – не понял Матвей.
– Думал, ты знаешь. Зашёл сказать, чтобы на меня не думал. И жаловаться тебе ходить бесполезно. Незарегистрирован твой памятник нигде. Могилы такой вообще нет на бумагах. Получится, что выдумал ты всё. Разбираться никто не станет. Себя опозоришь и меня подставишь. Денег тебе половину верну. А вторую нет, я тебе место выделил и с людьми рассчитывался. И за это скажи «спасибо».
– С чем разбираться не станет? – Матвей чувствовал, что случилось что-то очень страшное, но боялся вслух произнести свою догадку.
– Украли твой памятник. Понравился он кому-то. На вашем кладбище ни забора, ни хрена. Воруют памятники со старых могил. Но ты запомни, я здесь ни при чём.
– А кто мне поставит памятник? У меня ж никого нет, – до Матвея стало доходить то, что ему сказал сторож.
– Тумбочку мы тебе поставим, металлическую, и покрасим, – скороговоркой сказал сторож и исчез за дверями.
…Как будто топор вонзился в грудь Матвея. Он хотел закричать, позвать соседей, но не смог. Никто и не заметил, как он умер.
Дверь взломали только на четвёртые сутки.