Сравнивая по разным архивным документам возраст одних и тех же людей, живших в прошедшие эпохи, можно столкнуться с тем, что сведения не всегда совпадают: в лучшем случае разница будет составлять год-два, но иногда возраст человека отличается даже на десять лет. Многие скажут, что в таких случаях могли бы помочь метрические книги – там-то уж наверняка все записи точные и правильные, но как оказалось, к ним тоже нужно относиться с некоторой осторожностью – и свидетельством тому следующая история.

Когда-то в местечке Росица Дриссенского уезда Витебской губернии (в нынешние времена – одноименная деревня в Верхнедвинском районе Витебской области) существовала еврейская община.

Век девятнадцатый подарил бобруйчанам бурный рост и развитие города в связи со строительством Бобруйской крепости и приходом военных, как следствие – и явное оживление театральной жизни, тоже напрямую связанное с военными…

Стоит отметить, что состоятельные бобруйчане, располагавшие соответствующим помещением для проведения театрального представления, готовы были предоставить эти «площадки» приезжим артистам. Таковых импровизированных театров в городе тогда насчитывалось, по некоторым сведениям, от пяти до семи.

Предпринимательство в XIX веке: успешная конкуренция бобруйских купцов с губернской столицей.

Бобруйск всегда славился своими предприимчивыми евреями, представителями купечества. Представьте себе, в XIX и XX столетиях Бобруйск конкурировал по предпринимательской активности с губернским центром – Минском. И время от времени выходил в победители! 

У бобруйских купцов было впору учиться бизнесу.

К примеру, в 1800 году в Бобруйске насчитывалось 205 представителей купеческого дела, в то же время в столичном Минске – 181. В 1833 году люди торгового дела составляли в Бобруйске 11 процентов от общего количества жителей! Это гораздо больше, чем в губернской столице.

«КАКОЙ-ТО СУМАШЕДШИЙ!»

Первое впечатление – пишет какой-то больной человек. Второе: неизвестный поэт просит администрацию Тель-Авива опубликовать его стихотворение, а чиновник, которому попало в руки это письмо, закапывает его талант вместе с рукописью в архивной пыли 1933 года. И третье (мысль на уровне подсознания): в этом что-то есть! И поэтому, не вникая дотошно в текст неизвестного автора, я сделал в архиве заказ на копирование данного документа и чиновничьего ответа на содержащуюся в нем просьбу.
Через несколько недель, когда архивариус ставила штамп на копии заказанного мной документа, успев при этом пробежать глазами стихотворные строчки о «ЕЁ глазах» и «поцелуе», я услышал и её мнение: «Какой-то сумасшедший!» Вначале и у меня мелькнула такая мысль. Тем более сам автор пишет, что данное событие произошло с ним во время лечения в «больнице для нервнобольных в Кенигсберге». Но шестое чувство подсказывало, что это не так: «Бывает, что и единственный поцелуй становится самым дорогим воспоминанием».