Городок. Прабабушка, Либа-Гита, дочь Мовше, была замужем дважды.
В первом замужестве – за нерелигиозным купцом Мендлом Шайкиным. От этого брака у неё было двое детей. Внучка её по этой линии – Эмилия Райцес (в девичестве – Гайдук) живёт сейчас в Израиле.
Во втором замужестве – за бедным, но религиозным Шломо Новиком. От этого брака у неё было трое детей. Моя бабушка Йеhудис – из этих троих. Кроме бабушки из этой троицы мне никто не известен. У бабушки Еhудис был жених, который долго отсутствовал, а по возвращении был незаслуженными сплетнями о Еhудис совершенно от неё отважен. Назло всем она вышла замуж за Мендла Прусса, сына Берки.
Мендл и Еhудис оставили Городок ради Пскова ещё до войны (примерно в 1935 году). Мой отец, Шлёма (1931 года рождения) родился ещё в Городке и говорил только на идиш. Когда Шлёма заболел в возрасте 4 лет, уже во Пскове, его положили в больницу вместе с матерью, поскольку русского языка он не знал. В 1936 году в семье Пруссов родилась дочь – Берта (Беба). Ещё до войны, пока существовала псковская синагога, отец участвовал в выпечке мацы, накатывая дырочки в ней колёсиком от часов. Вместе с семьёю дочери переехала во Псков и прабабушка моя, Либа-Гита, она была последней в семье, для кого неделя заканчивалась Шаббатом. А нерелигиозный внук её выполнял работу шабес гоя...
Во время войны семья Пруссов находилась в Кировской области в Шарандском районе в деревне Копани. Мой дед Мендл был мобилизован, но вскоре на фронте подорвался на мине и остался без ноги (на сколько мне помнится – левой) чуть ниже колена. Из госпиталя не хотел возвращаться в таком виде к семье, но бабушка моя, Еhудис, приехала в госпиталь и забрала его. Это спасло семью от голода в эвакуации, поскольку дед стал кузнецом в деревне. До этого приходилось так голодать, что пищей порой становился клевер, от которого пучило животы. В краеведческом музее Шарандского района имеется документ, где говорится, что во время войны район принимал беженцев из Прибалтки, Псковской и Ленинградской областей, и, что еврейской девочке Бебе было сшито платье.
Где находился в это время брат деда – Михал, я не знаю. Ещё две сестры деда – Аня (видимо, Хана) и Дора – блокадницы. Анна замужем была (Бутримова, если не ошибаюсь, по мужу; детей, видимо, не было; во всяком случае мне о них ничего не говорилось), а Дора – замуж не вышла. В мои студенческие годы я застал обеих сестёр в Ленинграде (1975-1980). У дедова брата, Михала, пятеро детей – Бэлла, Дора, Изя, Роза и Сима. О Бэлле ничего сказать не могу, а остальные живут в Израиле. Сам Михал в Израиле и умер.
После войны семья моих Пруссов вернулась во Псков. По словам отца город был сильно разрушен, от железнодорожного вокзала можно было увидеть Троицкий собор псковского Кремля.
Семья жила на улице Карла Маркса в одноэтажном доме со внутренним двором из таких же домов. Отец хорошо рисовал. До сих пор сохранились его работы, выполненные акварелью. Русский язык отец освоил в полной мере, избавившись, однако от идиша. Кроме отдельных слов я от него никогда идиша не слышал, хотя разговоры своих родителей он понимал и отвечал по-русски.
По окончании школы Шлёма (уже Семён, к тому времени) решил поступать в Ленинградское художественное училище имени Серова. Но вот беда – в период вступительных экзаменов ехал он в переполненном трамвае, а в кармане – канцелярские кнопки... Отец получил заражение крови. Приехал Мендл и забрал сына во Псков. Художником отец так и не стал.
Чтобы облегчить экономическое бремя семьи, отец поступил в Мурманское мореходное училище, на полное государственное содержание. Мореходка выдавала своим курсантам по окончании учёбы два диплома офицера морского флота и гражданский диплом инженера. Отец выбрал море. Ходил на военных и гражданских судах в каботажное плавание и в «загранку». Будучи сосватанным средней из трёх сестёр Розенцвейгов – Дине, и расписавшись в псковском ЗАГСе, на следующий же день отбыл он в Мурманск и ушёл в очередное плавание.
Когда родился я, отец был в очередном плавании в Атлантике и получил это известие по радио. Однако такое не могло долго продолжаться, и мама однажды поставила его перед выбором: семья или море. Отец выбрал семью. Он вернулся во Псков и поступил инженером на псковский завод химического машиностроения «Псковмаш», где и проработал до самой пенсии. Мама в своё время закончила Ленинградский экономический институт и по моим ясельным годам работала в экономическом отделе облисполкома, в Доме Советов, а позднее – экономистом-нормировщиком на заводе аппаратуры дальней связи (АДС).
Сестра моего отца, Берта (Бэлла), окончила в Ленинграде училище по специальности кинотехник и, по возвращении во Псков, поступила на работу киномехаником в кинотеатр «Победа», построенный немецкими военнопленными после войны. Как об отличнице производства, о ней напечатали статью с фотографией в псковской газете. С этой газетой в руках и пришёл в кинотеатр знакомиться Михаил Лазовский. В семье Лазовских родились две девочки Наталья (Ривка) и Елена (Либа). Сейчас обе гражданки Израиля. Ривка – замужем за равом Артовским и живёт в Москве, у неё трое дочерей. Тётушка Берта (Бэлла) умерла в Израиле (2011).
Что касается меня, то после яслей, где Наташка Заединова научила меня шнурки завязывать, был детский сад №14 со всеми любимой воспитательницей Музой Ивановной, читавшей нам книжку про Алёшу-Почемучку Бориса Жидкова. Была ещё и нянечка, с уже, к стыду моему, забытым именем, по-моему, Наталья, которая полюбила меня и приносила со своего огорода любимый мною ревень.
Псковская школа №9 подарила мне, кроме картонного обтянутого красной тканью ромбика с надписью жёлтым «1 класс», ещё и геометрию, географию и, до беспамятства, до городских и областных олимпиад любимую, – физику, и, конечно, первую любовь, первые, смешные теперь, стихи.
Вопреки увещеваниям родителей и преподавателя физики в пединституте, Розмана Германа Ароновича, но по наущению нашего школьного военрука, я подал документы в Ленинградское военное училище связи, и в лагерях Академии связи, где проходили вступительные экзамены был отчислен с двойкой по физике и набранным проходным баллом. По рекомендации нашего ротного поступил в Ленинградский электротехнический институт связи имени профессора М.А. Бонч-Бруевича с тем, чтобы после сдачи зимней сессии автоматически перевестись в военное училище связи. Но, вкусив студенческой жизни, переводиться не стал. Годы в «Бонче» даром не прошли – кроме диплома инженера по эксплуатации систем многоканальной телефонной связи я исхитрился стать туристом-горником и альпинистом одновременно (Центральный Кавказ).
По окончании института вернулся во Псков на пригородный сельский узел связи инженером. Познакомился с секцией туристов-спелеологов и участвовал в нескольких спелеоэкспедициях на Бзыбское карстовое плато. Одной экспедицией даже руководил. Конец этому положила моя женитьба на Ирине Васильевой, чья семья сменила фамилию с Зиновьевых, во времена репрессий против Зиновьева и Каменева. Вся история этой семьи стёрлась при выгорании псковских архивов во время Великой Отечественной войны.
Во Пскове работал я, кроме цеха связи, в радиолаборатории в Псковмелиорации и, до самого отъезда в Израиль – в Научно-методическом центре народного творчества Управления культуры (кабинет технических средств). В псковский период – участник Клуба самодеятельной песни «Горизонт», участник фольклорного ансамбля «Песнехоры», директор еврейской школы выходного дня ( после окончания курса гебраистики в Институте стран Азии и Африки при МГУ). Участвовал в семинарах рава Алина Штайнзальца в Москве, Крыму и Украине. От рава Штейнзальца и получил совет подняться в Израиль для прохождения гиюра жене и сыну Моше.
В конце апреля 1999 года мы уже были в Израиле в религиозном киббуце Саад, что в 5 километрах от Азы. Первый год семья провела в Сааде по программе Ульпан-Гиюр и к августу 2000 года поселилась в поселении Атерет в южном Шомроне. Моше-Мендл окончил здесь музыкальную ешиву «Кинор Давид», отслужил в израильском военном флоте, работал помощником офицера безопасности авиакомпании Эль-Аль в Марселе, женился на русскоязычной израильтянке и живёт во французской Канаде. У него двое детей. Работает по специальности «промышленный дизайн».
В Атерете родились у нас двое детей – Тали-Меира и Хаим-Шимон. Дочь окончила Ульпену, прошла альтернативную службу в аэропорту Бен-Гурион по приёму репатриантов, получила первую степень по управлению кадрами, вышла замуж за Яира Пората из тейманской общины. У них двое детей – дочь Орэль-Одая и сын Маор-Исраэль. Младший сын окончил курсы от израильских ВВС и сейчас на военной службе. Он женат, жена – Эмуна из бухарской общины, дочь – Нес.
Сам я работал в фирме «Армвектор» инженером-электронщиком, потом – в фирме «Гаматроник» техником по настройке промышленных бесперебойных источников питания, потом – в фирме «СоларЭдж» инженером в лаборатории контроля надёжности и качества. Сейчас – два месяца, как пенсионер. Пишу стихи со школьных лет и сейчас привожу в порядок эту гору бумаги.
Жена – Рина (Ирина), родившись в Магаданской области, ещё во Пскове, закончила медучилище, работала медсестрой в травматологии областной больницы, потом – массажисткой в областном физкультурном диспансере до самого нашего отъезда. А с 2000 года – воспитательница в яслях нашего поселения.
Отец, Шломо бен Мендл, умер в этом году в моцей Шушан Пурим во Пскове в возрасте почти 94 лет. Мама жива. Она в том же возрасте. Тоже во Пскове.
Мои Пруссы:
Бабушка, Еhудис бат Шломо Прусс, в девичестве – Новик, 1909-1983.
Дед, Мендл бен Берк Прусс, 1906-1978.
Отец, Шломо (Семён) бен Мендл Прусс, 1931-2025.
Мать, Дина Прусс, в девичестве - Розенцвейг.
Тётя Берта (Бэлла) бат Мендл Прусс, 1936-2011. После замужества – Лазовская.
Я, Арье Лейб бен Шломо Прусс, 1957.
Рина Прусс, в девичестве – Васильева, моя жена, 1962.
Моше Мендл Прусс, старший сын, 1985.
Тали Меира Прусс, дочь, 2002. Вышла замуж за Яира Пората и фамилию сменила.
Хаим Шимон Прусс, младший сын, 2004.
Эмуна Прусс, жена младшего сына, в девичестве – Максимова. 2024.
Анжелик-Фаина Прусс, дочь Моше Мендла, старшего сына, 2016.
Зак (Зхария) Прусс, сын Моше Мендла, старшего сына, 2023.
Нес Прусс, дочь Хаима Шимона, младшего сына, 2024.
Арье-Лейб Прусс
