ИСТОРИЯ ОДНОГО АРХИВА

После смерти поэта Михаила Гиттермана его жена Юдифь написала биографический очерк о своём муже. Но, увы, очерк не был в то время опубликован. Казалось, что память о Михаиле Гиттермане канула в небытие. А потом и хранившийся в семье архив поэта стал раскалываться, как льдина.

К вдове Гиттермана обратился некто И. Кингуров, который пообещал "увековечить в печати жизнь М. И.". Для этой цели ему была передана львиная часть архива. Но увековечение не состоялось, скорее всего, И. Кингуров ни строчки не написал. И архив Михаила Гиттермана он не вернул, хотя и обещал возвратить по первому требованию.
После смерти Юдифи семейный архив по наследству перешёл к Давиду Фудиму – племяннику, которого после его возвращения с войны приютила семья Гиттерман. В доме его считали сыном. К нему обратился Захар, младший брат Михаила Гиттермана, с требованием передать ему часть рукописей брата – на память. Выдержать напор Захара было невозможно, и ему была вручена толстая тетрадь: военные дневники Михаила Гиттермана. Вскоре Захар переехал из Москвы к племянницам в порт Ильичёвск (близ Одессы). Там он и умер.

Неизвестно, "живы" ли в Одессе дневники Михаила Гиттермана. Но в одесском литературном музее хранится другая и довольно солидная часть архива поэта Михаила Гиттермана. Её передал в музей Давид, который считал, что в Одессе – городе, где вышла первая и единственная книга Михаила Гиттермана, – должна сохраниться и память о нём. С оставшейся частью архива Давид выехал в Израиль.
Здесь он передал в "Яд ва-Шем" около трёхсот писем поэта, адресованных жене Юдифи с фронтов Второй мировой войны, а небольшая часть наследия – рукописи, публикации, фотографии, документы – осталась в его семейном архиве.

ОДИНОЧЕСТВО (из сборника "ЛЕСНАЯ КЕЛЬЯ")

Мне порою так сладко моё одиночество.
Точно в храме, сижу я в своём уголке.
И я слышу, как шепчет мне кто-то пророчество
на понятном лишь мне одному языке.

И я слышу, как шепчутся тени лиловые
в предвечерней молитве на белой стене.
И глаза чьи-то вижу, во тьме тёмнобровые,
улыбаются милой улыбкой во мне...

Сквозь густеющий мрак под вуалью туманною
вновь мне видятся образы дымчатых снов.
И под ласкою их одуряюще-пьяною
я и петь, и смеяться, и плакать готов...

Я под шёпот теней и немого пророчества,
словно в грёзе, на крыльях несусь далеко...
Мне порою так сладко моё одиночество,
мне порою оно так блаженно легко....

ОТКРЫТИЕ ПОЭТА

Кисловодск 14.9.57

Добрейший Михаил Исаевич, Вам, конечно, покажется более вероятной встреча на Бужениновской улице с бурым или, наконец, с белым медведем, но никак не получение письма от меня.
Вот и пишу. И это не без причин. Роясь в библиотеке Ленина в различных материалах для нашей рукописи, в генеральном каталоге наткнулась на Вашу фамилию в "Лирике"
Заказала по абонементу. Но, увы! – мне не выдали, т. к. Ваши стихи уже стали, по их выражению, "музейными".
Анатолий мне подтвердил, что поэт Мих. Гит. и есть Вы. Пришлось просить Т. И. Татаринову заказать по абонементу Жукова, что она и сделала, и добыла мне Ваши стихи.
Несмотря на то, что время сейчас У НАС по всем причинам другое... и многое к нему из Вашей лирики не подходит, и всё же здесь масса прелестных строк: "Люблю заросшею тропинкой...", "Гамбринус", "На берегу", "Сентябрь", "Письмо" и др. и др.
Внимательно и несколько раз всё прочтя, я ещё и ещё раз убедилась, что Вы оказались в тех же сетях, в которые попал когда-то и Анатолий: без веры в себя, в свои силы, а Сёма Кирсанов и иже с ними вышли в литературу и в люди... а Вы и муж мой удовольствовались малым: один в издательстве, всегда неся ответственность за других, другой в газете – также.
А жаль, жаль!
Жму руку и несмотря на то, что вы не стали всегдашним поэтом, с большим уважением к Вам Семирова (фамилию можно прочесть и как "Немирова, Жемирова". Могу предположить, что это письмо детской писательницы и поэта Е. Немировой. Самая известная её книга «Похождения Нига – муравьиного воина». 1927 год – Я.Т.)

ЗАБЫТЫЕ ЛИСТЫ (из сборника "ЛЕСНАЯ КЕЛЬЯ")

Обвеян томным вдохновеньем,
вплетая в ночь свои мечты,
порой читаю с наслажденьем
свои забытые листы.

Гляжу на смятые страницы,
что запах прошлого хранят.
И на глазах усталых, мнится,
слезинки робкие дрожат.

Покрыты буквы серой пылью,
и веет в душу мне от них
какой-то светлой, чудной былью
давно сгоревших дней моих...

Какой-то тайною печалью,
холодной влагой томных слёз.
И тонкой дымчатой вуалью
невозвратимых детских грёз.

НА РАСПУТЬИ

Ощущение такое, что строки этого стихотворения, опубликованного в сборнике «Лесная келья. Лирика» (весна, 1922, Одесса), оказались пророческими. И в самом деле – «всю жизнь на распутье двух тайных дорог, две силы влекут меня: Дьявол и Бог». Блестяще начавшаяся поэтическая биография Михаила Гиттермана внезапно прервалась: он ушёл в революцию, с головой погрузился в строительство светлого будущего, занимал номенклатурные должности. И с каждым годом стихов писал всё меньше и меньше, пока вообще не прекратил.

Я СТАР… (из сборника "ЛЕСНАЯ КЕЛЬЯ")

Я стар, как природа, и юн, как сирень.
Во мне притаились и вечер, и день.

Зовёт меня солнце и тянет к луне.
Лучи на росинках играют во мне.

В лесу по утрам воспеваю восход,
а к ночи – закат на зеркальности вод.

И к жизни зовёт меня солнечный день,
и шепчет о смерти полночная тень.

Но к жизни и к смерти влекусь я равно.
Я, к небу взлетев, опускаюсь на дно.

И птицам в пространстве отдав свою дань,
я вновь на земле тку молитвенно ткань.

Я тку себе крылья из солнечных снов.
Я снова взлетаю и падаю вновь.

Всю жизнь – на распутье двух тайных дорог,
две силы влекут меня: Дьявол и Бог...

VIII. 918

ИЗ ОЧЕРКА ЮДИФИ

Михаил Исаевич Гиттерман родился в 1895 году в Звенигородке (Украина). Вскоре вся семья переехала в Умань. Своё детство и раннюю юность он прожил в этом городке, к которому до конца дней сохранил особое чувство привязанности. Большая семья (их было шестеро) жила в бедности. Отец – добрый, честный человек, – не имея никакой специальности, занимался маклерством, но заработки были большой редкостью. Мать трудилась по хозяйству: стирала, штопала, латала старьё.
С детских лет Михаил был свидетелем постоянных споров между братом отца – социал-демократом и мужем сестры отца – эсером. Он впитывал в себя всё, что слышал от них. Ему нужно было разобраться и понять, о чём они спорят. Он знал, что оба дяди – революционеры, оба мечтают о свержении царской власти.
Вскоре брата отца арестовали. Михаил приходил к тюрьме, иногда ему удавалось увидеть за решётчатым окном дядю и обменяться с ним несколькими словами.
Однажды он поделился своим желанием стать революционером с родственником Абрамом Яковлевичем Лойтерштейном, о котором знал, что тот ярый социалист. Накануне 1 мая 1909 года Лойтерштейн, улучив момент, когда никого, кроме Миши, не было дома, вызвал его и сказал, что хочет дать ему очень важное поручение, но никто об этом знать не должен: если человек хочет стать настоящим революционером, он обязан хранить в глубокой тайне все, что ему доверяют и поручают. Оказалось, что 1 мая рабочие собираются на маевку, а, чтобы полиция их не выследила, необходимо установить наблюдение на месте сбора – в парке Софиевка
"Это серьёзное партийное поручение, – сказал родственник. – Если будет провал, многих арестуют. А сейчас нужно опустить эту пачку прокламаций в окно литейного завода, где тебя будет ждать один рабочий, он возьмёт их..."
1 мая рано утром Миша был уже на своём посту. Подошедшие полицейские спросили у мальчика, не видел ли он здесь рабочих. Он ответил, что тут их нет, а вот в Грековом лесу (в противоположном от Софиевки направлении) он только что заметил много рабочих. Полицейские поспешили в указанное место, а Миша немедленно сообщил об этом Лойтерштейну, державшему с ним связь. Провал маёвки был предотвращен.

ПИСЬМО СТАРОГО РЕВОЛЮЦИОНЕРА

В архиве поэта хранится письмо с таким обратным адресом: "станция Кустанай Южно-Уральской железной дороги, пятый корпус". Послано оно в 1942 году в Москву на имя М. И. Гиттермана. Вначале показалось, что ничего интересного в нём нет – обычное бытовое письмо.
Но когда удалось разобрать подпись автора – А. Лойтерштейн, то послание приобрело иную окраску. Автором был тот самый человек, который вывел молодого поэта, на дьявольскую дорогу. И вот, 33 года спустя, старый революционер рассказывает о тяготах жизни, а вернее, о бесславном конце своего пути.

Кустанай, 1 августа
Милые мои Миша и Ида!
Получил вчера Ваше письмо от 20 июня.
Напрасно, Мишенька, ты думаешь, что я "сержусь" на тебя за редкие письма. Я хорошо понимаю, родной мой, что в той обстановке, в которой вы там с Идочкой находитесь, не до частых писем – даже самым ближним. О московской жизни, о ваших трудностях, настроениях и переживаниях я имею довольно чёткое представление из газет, радиосводок, писем и вообще по многим и многим источникам, несмотря на то, что я отдалён от вас на тысячи километров. И поэтому не "сержусь" на отсутствие от вас частых писем и болею этим, болею вместе с вами и за вас. Неприятной новостью для меня было твоё сообщение о ликвидации вашего учреждения. Что же ты, куда же тебя? 06 этом убедительно прошу написать мне, как только выяснится.
За тебя, Идочка, рад в связи с тем, что ты работаешь, это займёт тебя и отвлечёт от многих лишних дум и размышлений. Моё положение здесь значительно хуже, чем могло бы быть, если б я мог приноровиться здесь к какой-либо постоянной работе.
У нас тут ничего нового, за исключением разве того, что мы обзавелись поросёнком.
Поросёнок нам обошёлся всего в каких-нибудь 250 руб., но мы должны будем кормить его месяцев 5-6, и тогда он весом достигнет 125 кг. Если нам это удастся, мы будем иметь зимой сало и мясо. Но вскормить поросёнка до размеров 125 кг (почти 8 пудов) – дело нешуточное в нынешних условиях, и М. И. (инициалы поэта Гиттермана. – Я. Т.) недаром выражает сомнение, кто кого съест.
В других отношениях всё здесь по-старому. Стояло до сих пор засушливое знойное лето, и с огородами нашими как будто не всё благополучно. Но сейчас прошли дожди, и, возможно, кое-что в огородах (главным образом картошка) поправится. А если у нас будет картошка, то вопрос о прокормлении нас самих и нашего четвероногого питомца будет решён благополучно. Ближайшее будущее покажет, как этот вопрос разрешится.
Сейчас тут (на рынке) имеются огурцы (10 руб. за 1 кг), редька, редис и даже... вишни. Но посмотрели бы вы на эту вишню! Это особый сорт дикой полевой вишни, растёт она в степи на стелющемся по земле кустарнике (я не видел – мне рассказывали). Ягода бывает размером не больше ягодки смородины, кисленькая, с отдалённым вкусовым ощущением вишни. Стоит она здесь 5 руб. за стакан, и её берут нарасхват, т. к. лучшей ягоды здесь не знают. Была здесь и клубничка – мелкая, как земляника, маловкусная и дорогая. Изредка попадается чёрная смородина.
С урожаем с наших огородов неизвестно ещё что будет. Будет, возможно, картошка.
Есть табак, который я уже курю. Всё остальное засохло и погибло.
Ну, всего лучшего.
Ваш Арон

BO CHE (из сборника "ЛЕСНАЯ КЕЛЬЯ")

Я снова, снова маленький.
Какой волшебный сон!
Опять я милой Галенькой
по-детски увлечён.

Мне снится речка сонная,
её всю жизнь хвалю:
здесь в первый раз, влюблённая,
сказала ты "люблю".

И я, мечтой обвеянный,
под бледною луной
сказал тебе рассеянно,
что буду вечно твой

Но годы шли за годами,
и что-то с ними шло...
И с детства жизни водами
нас в юность унесло.

Забыв про клятвы данные,
в разлуке много лет
живём мы оба странные:
ты – фея, я – поэт.

Не раз в минуты трудные
тебя я нежно звал,
и наши игры чудные
с тоскою вспоминал...

И нынче, нынче, Галенька,
тебе свой бред я шлю.
Мне снилось, что я маленький
и вновь тебя люблю...

ИЗ ОЧЕРКА ЮДИФИ

Учился Миша в четырехклассном городском училище. Учился хорошо. С особенной теплотой и благодарностью вспоминал он учителя словесности Родиона Ефимовича Лелякова, сумевшего привить своим ученикам любовь к русскому языку и литературе.
Занимаясь в училище, Миша стал сочинять стихи, писал много, но никому не решался их показать. Читая как-то своим товарищам по классу стихи Майкова, Тютчева, Некрасова, он прочёл и одно из своих стихотворений, которое им понравилось. Товарищи настояли на том, чтобы он прочёл его учителю, и рассказали об этом Родиону Ефимовичу, который очень заинтересовался этим и предложил ему прочитать свои стихи.
Разговор с учителем ободрил его, вселил веру в свои силы, и он с большим усердием и вдохновением стал писать новые стихи. Учитель помогал ему советами, оказывал помощь и в выборе книг для чтения.
В жизни Умани вскоре произошло важное событие – начала выходить еженедельная газета "Голос Умани", в которой принимали участие наиболее прогрессивные, передовые люди. В газете печатались также стихи.
В одном из номеров газеты Миша с удивлением прочёл стихотворение за подписью *Р. Леляков*, которое ему очень понравилось. Он не знал, что его учитель пишет стихи.
К тому времени у него (Михаила Гиттермана. – Я.Т.) уже было много своих стихотворений, и Миша решил выбрать одно из них и отнести в редакцию газеты. Много раз перечитывал он всё написанное и остановился на стихотворении "У рояля".
С трепетом, со страхом отправился он в редакцию и очень обрадовался, когда ему сказали, что редактора сейчас нет. Оставив стихотворение у секретаря, он убежал. Всю ночь он метался, не мог уснуть, приходил в отчаянье от того, что отнёс в газету стихотворение. Рано утром он купил газету и, развернув её, увидел напечатанным своё стихотворение.
Не веря глазам своим, взволнованный, счастливый, помчался домой.
В школе Родион Ефимович торжественно поздравил его, и весь класс дружно аплодировал, когда по настоянию учителя он прочитал напечатанное в газете стихотворение.
С тех пор его стихи печатались довольно часто в газете, а впоследствии – и в разных журналах.
Весной 1922 года в Одессе вышел сборник его стихов "Лесная келья" (Губиздат. Южное товарищество писателей). (Спустя много лет судьба свела старого школьного учителя со своим учеником. М. И. Гиттерман в то время работал в Москве и. о. директора "Учпедлиза". Леляков принёс в издательство рукопись не то учебника, не то учебного пособия по русской литературе. Встреча была трогательной, незабываемой, она принесла большую радость и учителю, и его бывшему ученику.)

ДЕБЮТ

Если бы не очерк Юдифи Гиттерман, нам бы не удалось установить, каким стихотворением дебютировал молодой поэт. Вырезки из старых газет хоть и сохранились, но даты на многих из них, к сожалению, не проставлены. Помогло упоминание в мемуарном очерке Юдифь.
Вот первая публикация юного Михаила Гиттермана в газете "Голос Умани". Дату пока установить не удалось, но можно сказать, что стихотворение написано до 1913 года, ибо после – семья покинула Умань.
Опубликованные в газетах стихи и стихотворения из книги "Лесная келья* никогда не перепечатывались.

У РОЯЛИ

Плавные, мягкіе звуки рояли,
Звуки тоски и мечты,
Звуки страданія, горя, печали
Льются среди темноты.
И потонувши, они выплывают
Снова всё громче, ясней
Будто всю душу они возбуждают,
Будто бы просятся к ней.
Думы и мысли одна за другою
Мчатся вперёд и бегут,
Будто громадной, ревущей волною
К сердцу несутся и жгут.

ИЗ ОЧЕРКА ЮДИФИ

Занимаясь в училище, Миша давал уроки неуспевающим ученикам, а также готовил учеников для поступления в училище. Все заработанные деньги он отдавал для пополнения скудного бюджета семьи.
В 1913 году семья покинула Умань и переехала на жительство в Одессу. Снова борьба за существование, поиски работы, нужда. Служба конторщиком в конторе железной мебели, частные уроки. Всё свободное время он отдаёт самообразованию и в 1915 году экстерном сдаёт на аттестат зрелости. В эти годы он всё более втягивается в революционное движение. Читает в рабочих кружках, распространяет нелегальную литературу, прокламации.
В 1916 году поступает вольнослушателем в Одесский университет на юридический факультет. В университете принимает самое активное участие в деятельности революционных студенческих организаций.
Когда в июле 1919 года деникинцы прорвались к Одессе и уже вступали в город, он подает заявление о приёме его в члены партии большевиков. Сразу же переходит на нелегальное положение, выполняет в подполье партийные поручения: выступает перед матросами французской эскадры, которые отказались воевать против русских рабочих, ведёт разъяснительную работу среди рабочих разных национальностей.
Подпольной работой в Одессе руководил активный член большевистской партии товарищ Трофимов ("Дед Трофим"), который хорошо отзывался о работе М. И. Гиттермана в подполье, говорил о нём, как о преданном и идейном товарище, выполнявшем все поручения партии.

На квартире, где жила семья Гиттерман, скрывался председатель Одесского революционного трибунала Мей-Осмоловский.
С установлением в Одессе советской власти Гиттерман назначается на должность управляющего делами губкоммунотдела.
Он окунается в работу по восстановлению городского хозяйства.
…Спустя некоторое время в Одессе проводится землеустройство, и М. Гиттермана назначают заведующим губземотделом. Своим отношением к нуждам крестьян он заслужил большое уважение и доверие. Они избирают его членом Большефонтанского и Чубаевского сельсоветов. Михаил Исаевич был избран также членом Одесского городского совета рабочих и крестьянских депутатов трех созывов.

В 1922 году он заканчивает юридический факультет Одесского университета. Работа в земельном отделе все больше и больше увлекает его, и он поступает в Одесский сельскохозяйственный институт, чтобы приобрести научные знания для дальнейшей работы.
Работая управделами губкоммунотдела и заведующим земельным отделом, он не оставляет и литературную деятельность, Являясь членом Союза поэтов, он выступает и в печати, и в клубных вечерах с чтением своих стихов.

ПИСЬМО (из сборника "ЛЕСНАЯ КЕЛЬЯ")

Л.Г.

Мне вспомнился тот день. О, милая, поверьте,
в моей душе, как сон, запечатлелся он.
Поймите: дождь, тоска... и вдруг звонок. В конверте
от Вас, от вас письмо приносит почтальон...

Письмо. Как счастлив я! Читаю бисер строчек.
И милых ласк тепло, разлитое рукой...
и вдруг, как в вешний день от нераскрытых почек,
мне с бледного листка пахнуло резедой.

Какой блаженный миг! В тумане день осенний.
Весь в золоте стоит намокший старый сад.
А я с письмом в руке – мечтательный, весенний –
бегу, смеюсь, пою и так весенне рад...

Я помню этот день. И близкий мне и дальний.
Но нынче он встает, как сон, передо мной...
Как хорошо, когда вдруг осенью печальной
тебе пахнет на миг душистою весной!..

IX.915

ИЗ ОЧЕРКА ЮДИФИ

1926 год. Находясь в командировке в Москве, Михаил Исаевич получает приглашение в жилищный отдел РСФСР и переезжает в Москву на работу заместителем начальника этого отдела. Но его тянет к работе, которую он хорошо изучил в Одессе, к работе в коммунальном хозяйстве. Он назначается на должность заведующего эксплуатацией городских земель в управление московского коммунального хозяйства.
И здесь, и в Госплане, руководителем секции коммунального хозяйства которого он был, Михаил Исаевич ищет новые передовые методы, изучает опыт отечественных и зарубежных специалистов.
В 1932 году партия направляет его на работу во Всесоюзный комитет по стандартизации при Совете труда и обороны членом комитета, заведующим сектором инспекции...
Он настолько серьёзно взялся за работу, что со временем становится общепризнанным специалистом в области стандартизации, ему заказывают статьи, выходит его книга о стандартизации, переведённая на язык эсперанто. Техническая энциклопедия публикует на своих страницах заказанное ему объяснение и научное определение слова "стандартизация", работа на которым явилась настоящим научным трудом (Техническая энциклопедия, том 21-й, 1933 год).
Вскоре Комитет по предложению своего председателя А. К. Гастева решает издавать журнал и назначает ответственным редактором этого издания М. И. Гиттермана. В конкурсе на название журнала, в котором принимают участие многие работники комитета, прошло предложенное Гиттерманом - "Стандартгиз" (Автор очерка не совсем точна. "Стандартгиз" - это название издательства, а журнал именовался "Стандарт". - Я.Т.)
С легкой руки председателя комитета А. К. Гастева Михаил Исаевич становится издательским и редакторским работником – до конца своей жизни.
В 1935 году его утверждают председателем квалификационной комиссии ВКС (Всесоюзный комитет по стандартизации. – Я. Т.) при СТО (Совет Труда и Обороны. – Я.Т.).
Спустя некоторое время Комитет стандартизации, а, следовательно, и "Стандартгиз", выполнили своё предназначение: масштаб работы сократился, и Михаил Исаевич получает новое назначение. Он становится и. о. директора издательства "Учпедгиз" при Народном комиссариате просвещения.

ИЗ ПИСЬМА МИХАИЛА ГИТТЕРМАНА К ЮДИФИ

24 июля 1937
В Ленинграде работал с утра до позднего вечера и ничего почти не видел, за исключением того, что съездил на машине на дачу "Учпедгиза" в прекрасном месте – и там переночевал. Работу там несколько подтянул.
Ты, Идочка, вероятно, читала, как на Сессии Верховного Совета пробирали Тюркина (нарком просвещения. - Я.Т.) за многое и, в частности, за учебники. Положение очень тяжелое, и я по приезде еще более энергично взялся за работу. Надо выполнить план во что бы то ни стало.
Вчера вечером был у Тюркина в 11 ч. 30 м. Он сидел в трусах в кабинете, никого не принимал и вызвал меня советоваться, что надо делать, чтобы дать все учебники. Сказал: если мы с вами не дадим к 1 сентября школе учебников, нас посадят.
До 1 сентября я должен выпустить 100 миллионов учеб., а пока дал 60 милл. Получается, что в день я должен выпустить свыше миллиона, а типографии дают только 800 тыс. Препятствий – тьма. "Но я такой человек", что план выполню. В Ленинграде я довёл до настоящей истерики на собрании, где выступил с докладом, нашего заведующего ленинградским отделением. Мобилизовал всех и все. Посмотрим, что получится.

В ПОЗДНИЙ ЧАС (из сборника "ЛЕСНАЯ КЕЛЬЯ")

В поздний час певучей и нежнее
над землей струится тишина.
Синий свет причудливей в аллее,
и бледней луна.

В поздний час печаль моя угрюмей,
и грустней мои напевы строк.
В этот час таинственнее думы,
ближе Бог...

XI.916

ИЗ ОЧЕРКА ЮДИФИ

В 1938 году ЦК ВКП(б) назначает его директором издательства "Международная книга"
.Среди авторов, издававшихся "Международной книгой", были Мартин Андерсен-Нексе, Лион Фейхтвангер, Иоганнес Бехер, Эдда Циннер, Фриц Эрпенбек, Фридрих Вольф, Анна Зегерс, Вилли Бредель и многие другие, которые дарили своему издателю М. И. Гиттерману авторские экземпляры с дарственными надписями. Эти книги хранились в личной библиотеке М. И. Гиттермана.
Вынужденный эвакуировать редакцию английской газеты и её сотрудников в город Куйбышев (речь идёт о начале Великой Отечественной войны; имеется в виду газета "Москау ньюс", с которой сотрудничала Юдифь Гиттерман. – Я. Т.) и наладив там регулярный выпуск газеты, он через 4 месяца вернулся с частью редакции, чтобы в Москве продолжать выпуск газеты.
С августа 1942 по март 1946 года М.И. Гиттерман находился в рядах Советской армии.

ПИСЬМО ГИТТЕРМАНА С ФРОНТА

31 мая 1944
Что мне писать тебе, что сказать? Безгранично горе, постигшее нас.
Я вечером вчера у себя в комнате плакал, думая о страшной гибели Гриши, этого светлого человека. Я ничего больше не хочу говорить, я хочу теперь, чтобы мы все сделали всё возможное и невозможное для розыска и спасения других.
Я вчера же вечером от имени соответствующей воинской организации отправил два больших письма в Балту на имя председателя горсовета и секретаря городского комитета партии.
Завтра ещё пошлю письма. В них, этих письмах, – настойчивая просьба отыскать Фудимов (далее перечислены все члены большой семьи, которые, к несчастью, не смогли выехать из Одессы и во время оккупации города были убиты фашистами. – Я.Т.) в районе Доманевка – Балта и оказать им помощь в проезде в Одессу.
Я хочу верить, что наши бесконечно дорогие живы и найдутся.
Хорошо, что взялся Эренбург за это.
Идинька, родная моя! Действуй ещё через Квитко, Михозлса, через Еврейский антифашистский комитет. Хорошо, что английская газета написала.
Я думаю, Идинька, что тебе нет смысла теперь ехать в Одессу. Дальше ты двинуться не сумеешь, т. к. не представляешь себе, что значит теперь быть в дороге не военному, особенно женщине.
Сесть в поезд – нигде нет возможности. Вот когда мы получим счастливые сведения, что наши уже вернулись в Одессу, тогда, конечно, ты должна будешь туда поехать.

ИЗ ОЧЕРКА ЮДИФИ

Когда война была закончена, М. Гиттерман в составе 6-й гвардейской танковой армии был направлен на восток, где началась война с Японией. Преодолев хребет Большой Хинган и пустыню Гоби, Михаил Гиттерман закончил войну в Мукдене (Маньчжурия) в звании майора танковых войск.
За участие в Великой Отечественной войне награждён орденом Отечественной войны II степени;
– орденом Красной Звезды;
медалями
– "За победу над Германией";
– "За победу над Японией";
– "За взятие Будапешта";
– За освобождение Праги";
– "За взятие Вены",
получил 14 благодарностей Верховного Главнокомандования,
Во фронтовой газете "В решающий бой" за 22 сентября 1945 года, что вышла в городе Тун-ляо (Маньчжурия), было напечатано стихотворение "Возвращение".

ВОЗВРАЩЕНИЕ (из архивной папки)

Отшумели народные беды,
Не вернуться кровавым годам.

Отгудела война. И с победой
Возвращаемся мы по домам.

Скоро, скоро и я, дорогая,
В наш семейный уют возвращусь,
Ты считаешь часы уж, я знаю
Но нежданно я в дверь постучусь.

Ты откроешь, и вскрикнешь, и столько
Будет радости тёплой и слёз.
Мы тогда лишь почувствуем, сколько,
Сколько каждый из нас перенёс!

И нам будет, родная, казаться
Пережитое, точно во сне.
Будем вместе с тобой улыбаться
Погустевшей моей седине...
Гвардии майор М. Гиттерман

В марте 1946-го Гиттерман возвращается в Москву. ЦК партии назначает его в "Трудрезервиздат" на должность главного редактора и. о. директора. Работу в "Трудрезервиздате" совмещает с преподавательской работой в институте по подготовке и повышению квалификации редакторских и издательских работников.
В 1957 году в издательстве "Искусство" выходит его книга "Основы книгоиздательского дела (для редакционно-издательских работников)".

ГИМН ЛЮБИКУ

Был у поэта кот Любик. Он его так любил, что каждый год праздновал день рождения зверя. К этой дате поэт Михаил Гиттерман, уже более полувека не писавший стихов, брал в руки перо. И муза Гиттермана воспевала кота и его именитых гостей.
Конечно, грустно, что перо талантливого поэта оживало лишь по случаю четвероногого празднества. Стоит отметить, что ни одного стихотворения во славу Сталина или революции в архиве Гиттермана не нашлось – ни в печатном, ни в рукописном варианте, хотя на смертном одре из уст поэта, как вспоминает его племянник Давид, вырвались проклятия в адрес ренегатов, в частности, китайцев, которые, по его мнению, совпавшему с мнением партийной и советской печати – в тот год предали единство международного коммунистического движения.
А вот в честь кота Любика Михаил Гиттерман неизменно сочинял панегирики и дифирамбы.

ИЗ ОЧЕРКА ЮДИФИ

В 1958 году у М. Гиттермана – тогда уже главного редактора Всесоюзного кооперативного издательства (КОИЗ) – случился сердечный приступ, после которого он, по настоянию врачей, вышел на пенсию.
Он до последних дней своих был активным пропагандистом Киевского районного комитета партии города Москвы. Заведовал парткабинетом ТЭЦ Nº12, где состоял на партийном учёте, в его личном портфеле осталась неиспользованной путёвка, выданная ему в обществе "Знание" на проведение лекции о единстве международного коммунистического движения, которую он должен был прочесть в городе Можайске 9 сентября 1963 года.
В этот день он попал в больницу с диагнозом "инфаркт", а 14 сентября его не стало.

ЕЕ КОМНАТА (из архивной папки)

Мне ведом комнаты уют.
В ней дышит все
Какой-то новью.
Любая мелочь как-то тут
Расставлена с такой любовью.

Всё привлекает в ней твой взгляд:
Фарфор, гравюры,
Безделушки.
Тахта персидская
И ряд
искусно вышитых подушек.

В ней блеск тебя не поразит.
Но ты войдёшь,
И взор свой кинешь,
И молвишь:
Все здесь так стоит,
Что ничего не передвинешь.

Я в эту комнату входить
Люблю в вечерний час,
При свете.
И взгляд кокетливый ловить
Хозяйки
В лёгком туалете.

СТИХИ О КРЫМЕ (из архивной папки)

Юдифи

Дни уходят легковесным дымом.
Незаметно годы пронеслись.
Помнишь наше странствие по Крыму?
Ореанду,
Ялту, Симеиз
Помнишь море, не забыла лето?
Или было все это во сне?
Иль об этом
Только в сказке где-то
Довелось читать когда-то мне?
Не забуду ранний час в тумане,
свежесть гор и циканье цикад.
Все мелькают,
Точно на экране,
То туннель,
То лес,
То водопад.
Помнишь крепость, бухту Балаклавы,
Остановку у ворот Байдар?
Жаркий пляж,
Горячий, острый гравий...
Как запомнился мне твой загар.
-----------------------------------------
По горам кружим в автомобиле
И, как пыль,
Проглатываем даль.
Солнце жжёт, мелькают ярко виллы.
Пахнет морем, и в цвету миндаль
Скоро Ялта. Долгожданный город.
Как ребёнок, несказанно рад,
Я расстегиваю тесный ворот
И вдыхаю горный аромат.
Хорошо кружить в объятьях ветра.
Помнишь ночь беззвездную
В лесу?
Ай-Тодор, прогулку на Ай-Петри,
Голубые брызги Учан-Су.
Мы бредём холмами, то равниной,
И тяжёл и недоступен шаг:
Нет конца.
Но вот мы на вершине.
Смотрим вниз:
Алупка, Чатыр-даг
Воздух синь. Уж близко до восхода.
Облаков клубится легкий пар.
Вот, гляди!
Окрашивая воды,
выплывает гордо красный шар.
Так запомнилось мне это лето.
Точно было все это во сне...
И мне кажется,
Что только в сказке где-то
Довелось читать об этом мне.

Москва.XII.1928

ПО КРУПИЦАМ

Передавая мне материалы для публикации, Давид Фудим просил отметить, что филолог Надежда Перлина, кузина поэта, оказала большое влияние на литературное мировоззрение Михаила Гиттермана.
В одном из писем Юдифь вспоминала: в 30-е годы, когда поэт Михаил Гиттерман был доцентом в Коммунистическом университете трудящихся Востока (КУТВ), среди слушателей оказался один грек, напомнивший ему о том, что был в кружке в Одессе, которым руководил Михаил Гиттерман. А вообще-то в последние годы он работал над книгой воспоминаний. Но ему удалось написать немного.
К сожалению, в архиве поэта воспоминаний не оказалось. Хотя странички прозы были. Быть может, именно эти записки о первых днях войны и имела в виду жена поэта. А может, речь шла о других – о "Чудесном путешествии" в Крым, которое они совершили вдвоём в 1925 году. В том же архиве хранились рукописи стихотворений, не вошедших в книгу "Лесная келья". По всей видимости, эти стихи никогда не печатались.

Ян Топоровский

Михаил и Юдифь Гиттерман. Москва. 1943 г. Снимок сделан во время одной из краткосрочных   командировок с фронта. Гитерман. Умань, 1913 г. Гиттерман обложка книги. Гвардии майор Михаил Гиттерман с китайскими детьми. Маньчжурия, Тун-ляо. 14.09.1945 г. Директор издательства Международная книга Михаил Гиттерман и писатель Мартин Андерсен-Нексе. 1940 г.