(Материалом для этой заметки послужили рассказы волынских старожилов, лично знавших и помнящих Лудмирскую деву.)

В хасидизме женщине вообще отведена скромная, пассивная роль: она от времени до времени может приближаться к цадику – праведнику, изливать перед ним свою душу и получать от него советы и благословения.

Очень редко мы встречаемся в истории хасидизма с активными женскими натурами, имеющими влияние на окружающую среду. К числу таких святых женщин, приближающихся к степени цадика, принадлежит загадочная личность, выступившая во второй четверти XIX века и увековеченная в народных преданиях под именем Лудмирской девы.

Среди множества языков есть один, что живёт не в устах, а в сердце – язык памяти и души, язык колыбельной и плача, анекдота и трагедии. Его зовут идиш – мамэ-лошн, «мамин язык». Он не просто средство общения, он – душа народа.

Идиш начал формироваться более тысячи лет назад среди ашкеназских евреев в землях средневековой Германии. Это был удивительный симбиоз: в основе – средневерхненемецкий, но с обильной приправой из иврита, арамейского, славянских языков и даже романской лексики. Идиш был живым, гибким, поэтичным и в то же время бытовым языком: на нём торговали, пели свадьбы, ссорились, мирились, рассказывали детям сказки. Со временем идиш распространился по Восточной Европе – особенно в Польше, Литве, Украине, Беларуси и России. Он обогатился славянизмами, народным фольклором и диалектами.

К XIX веку идиш становится языком не только быта, но и литературы. Шолом-Алейхем, Менделе Мойхер-Сфорим, Ицхок-Лейбуш Перец – столпы еврейской словесности. Смех сквозь слёзы, ирония как защита от боли, мудрость улицы и философия погромов – всё это рождалось на идише.

БЛАГОДАРЮ ТЕБЯ, ГОСПОДИ!

Благодарю тебя, Господи, что в тот вечер я оказался дома. В противном случае эта женщина улетела бы на следующий день обратно, в Россию, со своими бумагами, фотографиями, документами, и следы еврейских сокровищ опять бы канули (хочется верить, что только на время!) в Лету.

Изабелла Вознесенская приехала в Израиль на конференцию по каким-то медицинским вопросам. Помимо этого, она хотела встретиться с кем-нибудь из людей, кого заинтересовали бы фотографии, которые она захватила с собой. Но к кому обратиться – не представляла. В последний день конференции (наутро улетать) ей в руки попалась газета "Вести", где был опубликован мой материал на историческую тему. Это и надоумило Изабеллу обратиться в редакцию.

Когда она стала рассказывать: архивы, документы, музей – сотрудники решили, что это именно моя тема.

От того – еврейского Турийска почти ничего не осталось, разве что фотографии Арье Гринштейна, который приехал в Турийск в 1938 году из Палестины, и снимал всё, что видел, словно предчувствовал, что скоро городок исчезнет вместе с его еврейским населением. Это правда: евреи городка не могут о себе напомнить – некому. Почти все они погибли во время Катастрофы. Уцелели лишь единицы, по пальцам можно пересчитать.

В Израиле существовала община выходцев из Турийска. В ней – несколько человек. Председателем – Бен-Цион Вайнер. Все члены общины – люди пожилые. В большинстве – кибуцники. И вот эти люди решили поставить памятник своим близким – убиенным жителям еврейского Турийска.