В первой половине XX века, думаю, в Витебске не было человека, не знавшего Бруссера с его знаменитой зельтерской водой. В толковом словаре русского языка под редакцией Д. Н. Ушакова разъясняется, что зельтерская (а в мое время ее все чаще называли сельтерской) – это минерально-углекислая вода, получившая свое название по селению Selters в Германии, где она добывалась. Я не думаю, что Неух Израйлевич Бруссер мог получать упомянутую воду из Германии. Им самим готовились прохладительные напитки.
До революции Неух Израйлевич официально считался кустарем-одиночкой. Он кустарным способом создавал прекрасные напитки. Секретов его фирмы я не знаю, но с детства любил пить зельтерскую именно у него. Вода была всегда до разумных пределов охлажденной, насыщенной газом. Причем охлаждение долгое время осуществлялось с помощью заготавливаемого на лето льда, а газирование производилось аппаратом для насыщения углекислотой прохладительных напитков, который назывался сатуратор. Воду можно было пить и так, и с самыми разнообразными сиропами, придававшими ей аромат и вкус различных фруктов. Хочется добавить, что вода продавалась в кристально-чистой, красивой посуде (особых стаканах, фужерах, разного объема кружках). Посетители всегда чувствовали добросердечность хозяина, его вежливость. Он встречал людей приятной улыбкой.
Через много лет после революции заведение, в котором трудился Неух Израйлевич, стало государственным и получило название “Пиво-воды”. Естественно, и пиво и воды он получал уже от госпредприятий, работавших в городе. Но стиль работы оставался прежним.
Торговая точка Бруссера размещалась недалеко от нашей школы. Мы, мальчишки, стремились по возможности выпить у него стаканчик воды (пиво, естественно, мы еще не употребляли). С пивом Бруссера тоже связано одно мое воспоминание. Как-то, зайдя со своим другом Шурой Владиславлевым в магазин, мы увидели появившееся объявление: “Требуйте долива пива после отстоя”. И мы решили пошутить. Взяв необходимого размера листок бумаги, мы заблаговременно написали на нем вместо “отстоя” – “отпива”. Незаметно, с помощью хлебного мякиша, произвели “коррекцию” объявления. Получилось: “Требуйте долива пива после отлива”. Самое интересное, что Неух Израйлевич, конечно, видел измененный плакатик, но очень долго нашу замену не снимал. Думается, что, сохранив поправку, он видел улыбки посетителей – так что это послужило своего рода рекламой заведения.
Жена Неуха Израйлевича – Эська Зусевна Вальшонок, к сожалению, очень рано тяжело заболела. Между прочим, война ее застала в больнице в Гатчине, где она и погибла от рук фашистских захватчиков. Поэтому, естественно, все домашние заботы легли на мужские плечи. И вырастил Неух Израйлевич двух сыновей – Зусика и Лельчика (Израиля) и двух дочерей – Иру (Иду) и Тубу. Интересно, что воспитанием младших занимались и старшие братья, и сестра и, конечно, в отличие от Неуха Израйлевича не только методом убеждения…
В первых числах июля 1941 года Неуху Израйлевичу (которому пошел уже седьмой десяток) с двумя дочерьми удалось эвакуироваться из Витебска в г. Горький (до того и ныне – Нижний Новгород), где проживали его родственники. В Горьком он сразу же устроился на работу на плодвинзавод мастером фруктовых вод. Как и большинство эвакуированных, надеялся на скорый разгром врага и возвращение в Витебск. По этой причине с собой были взяты только смена белья, документы и некоторые фотографии. Ира прихватила и свой пропуск ПВО на право прохода во время воздушной тревоги, а также протоколы бюро школьной комсомольской организации, членом которого она была.
Старший сын Неуха Израйлевича Зусик (1912–1989) после окончания витебской 4-й белорусской школы в 1929 году уехал в Ленинград, где и продолжал свое образование. И в годы учебы, и уже работая ведущим инженером-конструктором на заводе автоматов в Ленинграде, он вынужден был подрабатывать в разных местах, чтобы, как говорится, сводить концы с концами. В Ленинграде женился, стал отцом двух дочерей – Тамары и Аси. Вместе с женой Марьей Гавриловной и полуторагодовалой Томочкой они перенесли все тяготы блокады Ленинграда. Ася родилась в победном 45-м году.
Фотография Зусика, как одного из лучших заводчан, постоянно была на Доске Почета. Он имел рационализаторские предложения и изобретения. Трудился на своем заводе много лет, уже находясь на пенсии.
Вспоминается одна забавная история с Зусиком. В 80-е годы у нас уже была дача под Витебском, и мы решили пригласить Зусика с супругой отдохнуть там летом. Разговаривая на эту тему по телефону, Зусик заявил, что приедет только в случае, если его будут встречать с музыкой, что и было в шутку обещано. И вот поезд прибыл в Витебск. Не успели наши гости покинуть тамбур своего вагона, как услышали туш. Ира, ее двоюродный брат, врач-судмедэксперт Толя Вальшонок и я на сохранившихся у нас детских игрушках (флейточка, шарманка, барабан) выполнили свое обещание.
Лельчик (1916–1994) в молодости увлекался спортом. Он постоянно посещал секцию французской борьбы (ныне она называется классической), в городских и областных соревнованиях неоднократно занимал призовые места. Но этим его таланты не ограничивались. У Лельчика был абсолютный слух и прекрасный голос (баритон), он любил петь русские и белорусские народные песни, романсы, песни советских композиторов.
Но ни спорт, ни пение не стали его профессией. После школы он закончил рабфак (были до конца 30-х годов в нашей стране такие учебные заведения, дававшие и определенную рабочую специальность, и готовившие своих выпускников к дальнейшему продолжению образования), затем техникум связи и заочно институт связи.
До 9 июля 1941 года, то есть до самого вступления в Витебск немцев, он с товарищами, работая на аэродроме, обеспечивал наше командование связью. Чудом ему удалось уйти из Витебска. Вскоре он также очутился в Горьком, где сразу же приступил к работе в качестве инженера на междугородной телефонной станции, размещавшейся на территории местного кремля. Ему там была выделена квартирка при станции, куда перебрались и его отец и обе сестры.
От МТС в 1941 году он был направлен на подступы к Москве, где обеспечивал наши штабы связью.
Лельчик, как и его старший брат, неоднократно поощрялся за свой труд, внес много ценных рационализаторских предложений. Уйдя на пенсию, он продолжал работать на МТС, но уже в качестве электромонтера.
Ира, с которой, между прочим, я учился с 1-го класса и до окончания 10-й Сталинской школы в 1941 году и все время дружил, занималась музыкой по классу фортепиано. У Бруссеров было пианино и нередко устраивались домашние концерты, на которых под аккомпанемент Иры пел Лельчик. Слушателями бывали школьные друзья. В тридцатые годы среди молодежи входили в моду новые танцы, и квартира Бруссеров постоянно использовалась школьными приятелями Иры для фокстротов и танго, и под ее аккомпанемент и под патефон.
Ира хорошо училась в школе. В Горьком в 1941 году она поступила в индустриальный институт, где также отличалась хорошей успеваемостью. В период учебы ей, как и многим другим студентам, довелось работать и на строительстве оборонительных сооружений, и на торфо- и лесозаготовках.
Окончив в 1946 году институт, она получила направление в Витебск, где и работала сначала на заводах, а затем в специальном конструкторском бюро станкостроения. Там она заведовала отделом стандартизации. Она заслуженно считалась одним из лучших специалистов этого профиля и неоднократно поощрялась Государственным комитетом стандартов, мер и измерительных приборов СССР, была дипломантом ВДНХ СССР.
Несмотря на нашу школьную дружбу, я никогда не писал Ире: “Жди меня”. А она ждала. Ждала “как никто другой” все время, и тогда, когда от меня месяцами не было никаких вестей (окружение, проживание на оккупированной территории, спецлагерь НКВД). Оказавшись в конце 1945 года в Горьком, мы поженились, что было засвидетельствовано соответствующим штампом в моей красноармейской книжке. А 18 декабря 2005 года мы отметили нашу бриллиантовую свадьбу.
Туба до войны успела окончить 8 классов. В Горьком она продолжила свою учебу в средней школе. А в 1943 году решила поступить в Московский энергетический институт. В семье Бруссеров часто вспоминали день ее отъезда из Горького. В поезд, отправлявшийся в Москву, сесть через двери, несмотря на наличие билетов, было невозможно – вагоны переполнены, многие двери оказались закрытыми, а в других вагонах люди буквально висели на подножках. И тогда провожавший Тубу Лельчик решил втиснуть ее в вагон через окно. В одном из вагонов окно было открыто. Лельчик поднял Тубу до окна, а там ее подхватили ехавшие солдаты. Так она и приехала в Москву.
Туба успешно сдала вступительные экзамены и была зачислена студенткой МЭИ. Занимаясь в институте, ей приходилось и принимать участие в сельхозработах, и работать в военном госпитале. В 1949 году окончила институт и получила направление в Московский НИИ авиапромышленности (позже ставший НИИ радиопромышленности), где и прошла вся ее трудовая деятельность. Вместе с ней в тот же НИИ получил направление и ее однокурсник Евгений Гаврилович Пигарин, ставший ее мужем, защитивший вскоре в этом НИИ кандидатскую диссертацию. К глубочайшему сожалению, он очень рано ушел из жизни, и детей у них не было.
Несколько лет у них в Москве жила наша дочь Наташа – студентка Московского авиационного института.
Туба до сих пор не теряет связей со своим НИИ, коллегами по совместной работе, принимает активное участие в работе районной ветеранской организации.
И Неух Израйлевич, и все четверо его детей награждены медалями “За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 гг.”, а Зусик еще и медалью “За оборону Ленинграда”, Лельчик – “За оборону Москвы”.
Род Неуха Израйлевича продолжается. И в Витебске, и в Москве, и в Санкт-Петербурге, и в Нижнем Новгороде, и в Петах-Тикве (Израиль) живут не только его внуки, но и правнуки, и праправнуки.
Вот такая зельтерская….
