Эти встречи состоялись ровно год назад, в конце 2023 года. Вместе с тогдашним председателем Борисовской еврейской общины «Свет Миноры» Михалом Перцом мы побывали у самых возрастных членов общины: у Бориса Рабиновича и Самуила Дименштейна.

 

Я попросил их вспомнить об их довоенном детстве и молодости, которая пришлась на годы войны.

Возраст давал о себе знать, разговор был непростой.

Видеозаписи оставались в моем архиве.

Недавно я говорил по телефону с Михаилом Перцем, он теперь живет в Израиле. Подводили совместные итоги дома. Михаил Романович сказал, что и Борис Рабинович, и Самуил Дименштейн ушли, 2024 год для них был последним.

В память об этих людях: воспитавших детей, честно проживших жизнь, оставивших хороший след на земле, я решил показать вам эти видеозаписи.

Наша встреча с Самуилом Дименштейном началась с просмотра семейного альбома.

– Это я и моя мама, – сказал Самуил Соломонович. Он дальше перебирал фотографии и говорил мне, что на них: он, его жена, дети, внуки, свадьба сына, юбилейный вечер, вся большая семья.

Потом на колени к Самуилу Соломоновичу забралась его правнучка и я сделал ещё одну фотографию, которая дополнит семейный альбом.

Попросил рассказать Самуила Дименштейна о молодых годах. Воспоминания давались ему нелегко. Я помогал наводящими вопросами.

– Вы родились здесь, в Борисове?

– В Витебске.

– Мы с вами земляки, я тоже витебский.

– Кто были Ваши родители?

– Отец был маляр, а мать – домохозяйка. Отца звали Шолом. Маму – Хая. В семье были две старшие сестры. Папа с мамой дома говорили на идиш. А мы, дети – по-русски. Но мы всё понимали. У нас было. Как говорят пассивное знание языка. Наверное, это характерно для нашего поколения. Многое менялось в жизни страны, и в жизни каждой семьи. Мы жили в своём доме. Был огород, сад. Была хорошая, спокойная семья.

– В школу вы пошли в Витебске?

– В Витебске. И сестры ходили в школу. В белорусскую. О начале войны, которая всё перевернула в наших жизнях мы узнали по радио. Ребята сказали, что началась война. Прибежал домой, сказал маме. Отца сразу забрали на упаковку станков, а мама – дома. 4 июля мы уехали из Витебска. Мама, папа и сестра одна. Старшая сестра Маша была в Ленинграде. Сначала мы не могли сесть в эшелон. Толпа людей на перроне. Все стремились попасть в вагон. А у нас дети. Потом отец пошёл к кому-то договариваться, и мы сели в эшелон и поехали на восток страны.

Отец до войны работал на заводе «Коминтерн». Приехали мы сначала в Курскую область. Оттуда в Саратовскую. Когда приехали в эвакуацию, нас разместили в бараках. Из Витебска были две семьи. Мы сначала жили в Энгельсе. До Нового 1942 года. Потом папа получил жильё. Он работал на аэродроме. И мы там жили. Местные до войны там были немцы Поволжья. Потом их переселили. Но мы жили не в их домах. Из Энгельса папу перевели на работу в Саратов. Там мы жили до 48-го года. Папа работал на заводе, а мама в какой-то конторе. Я пошёл в 43-м году в вечернюю школу в 5-й класс. И пошёл работать на завод №360. Токарем. Мне было 13 лет. Мы делали магниты. Для самолётов. Я работал 12 часов в день. Тяжело, конечно, было. Сестра Геня тоже работала была приемщицей. Все работали в семье. По карточкам получали 800 грамм хлеба, 200 – муки, мясо мы никогда не отоваривали, масло тоже не отоваривали. Не было в магазинах. В школе мы учились 4 дня в неделю. И в эти дни нас с работы отпускали в 8 часов вечера. Я проработал на заводе до окончания войны.

– Как вы узнали, что война закончилась?

– По радио. Это был большой праздник. Пиво нашли. Праздновали. После войны я поступил в техникум электромеханический в Саратове. Хотел учиться дальше. Никто меня не заставлял. У самого была желание. В 48-м году я поступил в институт технологический в Минске. Получил специальность инженера-механика. Окончил институт в 53-м. И с 53 года здесь в Борисове. 12 лет по распределению работал на ДОКе «Коминтерн», потом меня перевели главным инженером фабрики пианино. Я проработал 21,5 лет главным инженером и потом вернулся, 7 лет на Доке «Коминтерн». Работал шпало-приточном заводе 4 года. Всю жизнь работал.

У меня дети есть, внуки есть, правнуки есть. Трое внуков, правнуков тоже трое. Два в Минске, одна правнучка в Борисове.

Следующий наш визит был к Борису Мееровичу Рабиновичу. Эти люди были из того поколения, на котором заканчивался условно говоря, патриархальный еврейский мир. Традиции знали не по книгам, а выросли на них. Вместе с их родителями мир восточноевропейских евреев ушёл навсегда.

Борис Меерович родился в Минске в 1929 году. Из того довоенного Минска он хорошо помнил русскую школу, в которой учился. Она находилась напротив цирка

– Четвёртая школа – уточнил Борис Меерович.

Это одна из старейших школ города, основанная ещё в начале 20 века.

Но в двенадцать лет, после пятого класса, учёбу в ней Рабиновичу пришлось закончить. Началась война. И семья с трудом, но всё же ушла из горящего уже Минска.

Борис Меерович говорил с трудом, но его воспоминания имеют особую ценность. Это и память о нем, и свидетельства очевидца тех лет.

– Кто были Ваши родители?

– Рабочие. Отец был заготовщиком на фабрике Кагановича, Меер Евелевич. Мама – Лия Мееровна. В семье были братья, двое, младшие.

– Как вы узнали о начале войны?

– В 12 часов мама пошла к папе на фабрику, относила ему обед. Ей сказали. Мама не работала. Мы ушли из Минска 24 июня, пешком на Могилёв. Наверное, поэтому успели выбраться и остались живыми. Минск уже горел. Горел оперный театр, а ниже Коммунистическая улица горела. Взять с собой мы успели только то, что было на плечах. Успели добраться до Могилёва.

– Вы, папа, мама

– И два брата. В Могилёве нас в эшелон, и мы поехали в Россию, в Уфу. Папа пошёл на работу в

по своей специальности на кожевенную фабрику. Мама оформилась в госпиталь и сопровождала инвалидов после выписки. Она их отвозила домой в Среднюю Азию в основном. В Уфе пробыли до окончания войны.

– Когда вы оказались в Борисове?

– Это после окончания института. Закончил нархоз, экономический факультет. Потом работал в райфо.

– Сколько у вас детей?

– Пятеро внуков и правнуков. Живут в Борисове и в Израиле.

Наш разговор С Борисом Мееровичем проходил в присутствии его сына Семена Борисовича Рабиновича. Я попросил его дополнить рассказ и поделиться семейными воспоминаниями. Семён Борисович начал рассказ с воспоминаний о маминой семье.

– Большая семья Альтшуль. Маму звали Сара Григорьевна. Этот дом, это дом моего деда со стороны матери. Ситуация была такая, что когда началась война, мама с братом Владимиром находились в Орше в пионерском лагере. Поэтому они остались живы. А дедушка, бабушка и ещё двое детей они погибли все, толком мы не знаем где они погибли, они ушли в сторону Крупок и последняя информация о том, что они погибли где-то под Крупками, были расстреляны. По воспоминаниям мамы в этот пионерский лагерь в начале войны даже приходили переодетые немцы. Когда началась войны их эвакуировали в Набережные Челны. Она была детдоме, вместе с пионерским лагерем и оттуда, не могу сказать по времени, маму забрала баба Фаня. Баба Фаня и мамина мама – сестры, тетей является.

В момент, когда здесь все эвакуировались баба Фаня была здесь в Борисове и еще одна сестра бабы Фани – Анна, это веточка с Бобра, она забрала ребёнка в Бобр, и когда началась война баба Фаня поехала за своим сыном в Бобр, а тётя Аня повезла ребёнка сюда и они разминулись, и этот ребёнок погиб вместе с моим дедушкой и бабушкой.

– Все в Борисове погибли?

– В Крупках. Ушли отсюда и погибли. Тётя Фаня для меня родная бабушка, она очень долго переживала. Баба Фаня осталась жива, потому что они эвакуировались в Новосибирск, они работали в хлебопекарне. Она нашла маму, нашла тётю дядю Володю. Маму она забрала с собой, а дядю Володю забрали московские родственники. Потом он пошёл в суворовское училище, в армию, служил офицером, а мама уже вернулась сюда с бабушкой и здесь уже жили до конца своих дней.

– Когда мама с папой встретились, когда у них семья образовалась?

– Они в 54 году поженились. Папа приехал после окончания института, маме вообще было 18-19 лет. Она одно время работала в Минске, рисовала игрушки. Потом она вернулась в Борисов и работала здесь в соцобеспечении, заслуженный работник соцобеспечения.

Она перешла на фамилию Рабинович Сара Григорьевна.

В 90-е годы, когда Свет Миноры и Хэсэд образовались отец с матерью организовывали «тёплые» дома, у нас дома «тёплый» дом, собирались люди уже в возрасте, общались пили чай.

В доме старались следовать национальным традициям, хотя до начала 90-х годов получалось это совсем не просто, а иногда даже с риском для работы, для будущего детей.

– Папа рассказывал про мацу, у меня детские воспоминания, тогда это было нельзя, всё это было запрещено, собирались семьями на Лопатина, в переулке был дом, где были две большие русские печки, мы ездили вечером на санках и пекли эту мацу, кто-то замешивал, кто-то месил тесто. С одной стороны, это было интересно для детей, наши детство – воспоминания, пекли мацу обычную, нам пекли ещё мацу сладкую, я помню пару ящиков таких заготавливали для того, чтобы детей порадовать. В те времена это было не распространено. У нас в доме Пасха отмечалась, посуда доставалась с чердака пасхальная, накрывали столы, скатерти, готовились блюда, которые не готовились целый год, это были определенные традиции.

Бабушка Фаня говорила на идиш. Были такие интересные вещи. Рядом с нами жил раввин, который приходил зарезать курицу.

– Шойхет, наверное.

– Да, шойхет.

– У бабушки всё было разложено. Есть ножи, которые наши, а есть – сальные. Мы смеялись, а бабушка с мамой — это всегда рассказывали, как прикол. Пришёл этот раввин, зарезал курицу и бабушка накрыла стол, угощала его и он начал кушать и вдруг вижу, что он берёт сальный нож, я с детским восторгом говорю: «Бабушка…» Она меня успокоила. Они посмеялись. Такой анекдот – раввину подсунули сальный нож.

В детстве много евреев жило у нас на улице, буквально, через дом.

– На какой улице?

– На Советской, на Нормандии. Много еврейских домов, здесь жили очень дружно. Я помню своё детство, здесь дети устраивали целые концерты, здесь спектакли ставили. Соседей наших снесли, у них был большой двор, под яблоней выставляли скамейки, занавесы натягивали, дети организовывали представления… После 91 года уехало очень большое количество. Брат мой тоже уехал в Израиль.

Два внука у дедушки, девочка и мальчик, у них уже правнуки, мальчик и две девочки…

Такие встречи были у меня ровно год назад, такими останутся в памяти борисовские старожилы Самуил Дименштейн и Борис Рабинович.

Пусть будут их души вплетены в вечный узел жизни.