Райберг Владимир – член Союза писателей России, победитель литературных и художественных конкурсов. О себе написал довольно сдержано: «Родился в г. Вологда 2 августа 1938 г. Место жительства менялось в связи со служебными переводами отца, Семёна Рувимовича Райберга.
Ленинградский блокадник.
Такая судьба…
Образование: высшее техническое и среднее художественное. Умудрился стать изобретателем. Изобретения: стальные конструкции – массово внедрялись на строительстве Братской и Иркутской ГЭС и т.д. Оформлял книги свои и московских авторов. Победитель конкурса «Мой Петербург» и Международного литературного конкурса. Часто печатаюсь в Германии».
Стихотворение «Блокадное рондо» посвящено отцу – Семёну Рувимовичу Райбергу.
На одной из фотографий запечатлен момент, когда Семён Рувимович ведёт допрос немецкого офицера. «По рассказу отца, – пишет Владимир Райберг, – шёл отбор немецких офицеров для будущего правительства ГДР».
Стихотворение «Альбом фотографий» Владимир Семёнович посвятил погибшему сыну Игорю Сорину – бывшему солисту группы «Иванушки International».
«Фамилия Сорин у Игоря по маме, – пишет Владимир Райберг, – с моей фамилией жена не могла долго устроиться на работу.
Вологда… Ленинград – Санкт-Петербург… Германия.
Вот такая биография, вот такая география…
БЛОКАДНОЕ РОНДО
Tombe La Neige
Отцу, Семёну Рувимовичу
Когда сквозь блокаду сумел ты прорваться,
Какими тебя мы пронзили глазами?
Что выпало нам: безрассудно ль смеяться,
Вгрызаться ли в хлеб, орошённый слезами?
Когда ты сквозь мрак по блокадному аду…
А где ж затаился тот миг быстротечный,
Быть может рубцом на сетчатке сердечной
А снег в Пескарёвское кладбище падал,
Где твердь выгребал под могильник бульдозер
К снегам, прислонявшимся в скрюченной позе.|
На фото? Быть может ожогом на коже,
Быть может?
Быть может, представьте, быть может.
Вспухают салюты, вращаются диски,
А я в сотый раз проверяю по спискам…
Что жив, в сотый раз я хочу убедиться,
Сквозь снег, но надёжней сквозь время пробиться.
Каркасы домов оголили мениски
И я убеждаюсь, что нет меня в списке
Где ксерокс лежит под витриной музея
О как же прекрасно прослыть ротозеем
И падает снег, но иначе, чем прежде.
Под хрип Азнавура, под «Tombe La Neige»
Он сам по себе, он не ведает ада,
Когда ты сквозь сумрак по Летнему саду.
Так сбивчива память: то чаще, то реже
Под Шарль Азнавура, сквозь нежность и нежить
Вращается рондо, вращается рондо
И я вопрошаю: откуда я родом.
И вопрошаю, – нащупать мне надо, –
Тот миг, где меня изымают из ада.
И чтоб не во сне, не в пылу, не наощупь,
Но разве что время гортань прополощет.
Как жизнь и как смерть этот снег неизбежен,
Под саваном белым, что светел и нежен
Так медленно падай и в нынче, и в прежде.
В мой «Tombe La Neige».
Такое пушистое чудо природы
По улицам белой шурша анакондой.
АЛЬБОМ ФОТОГРАФИЙ
Не листайте альбом фотографий судьбе вопреки,
Вдруг воздвигнется крест на пустой безымянной странице,
Будет ворон гортанно на ближней берёзе гнездиться,
Будут реки времён биться в высохшем русле реки.
Ещё нет на земле Твоих первых нетвёрдых шагов,
Первый снег впереди, вместо речи – младенческий лепет,
Скоро ласточка тихо гнездо над окошком прилепит,
И пригрезится морю скольженье твоих облаков.
Мы приходим к Тебе в постранично расклеенный дом,
И листаем его по ночам друг от друга украдкой,
Изнуряясь тоской от бесхитростной нашей повадки,
Мы тайком друг от друга листаем заветный альбом.
Начинается вдруг с упоительной жаждой игра,
Расступается время берёзовой рощей в былое,
Вот сейчас Он, как в детстве, блестящий секретик зароет
И пронзительно крикнет, аж мир покачнётся: «Пора!»
Вот по первому снегу в шубейке пускается вплавь,
Вот упрямую душу томит подростковая спешка,
Чтобы в юность тайком в два прыжка совершить перебежку
И рыдать от любви, свою первую рану зажав.
Отложите альбомы погибших своих сыновей,
Впрочем, тихо листайте, но только в обратном порядке,
Время бросит вам фантик с блестящей его шоколадки
И качнутся качели и тень пробежит по траве.
Ещё хлынет листва по течению вечной реки,
Не спешите листать, над грядущею осенью сжальтесь...
Придержите шаги, Он рисует мелком на асфальте,
Помолитесь судьбе, чтоб не кончились быстро мелки.
ЭКСКУРСИЯ
Willcommen!
Освенцим распахнут,
Счастливчиков ад миновал,
Где узник, тот самый, пархатый,
Шопена сквозь слёзы играл.
И грезились в траурном марше,
Под звук похоронной трубы,
Из брюквы предсмертная каша
И страх, что вовек не избыть.
Булыжникам снова не спится,
Подковы кромсают им грудь,
А памяти серые лица
Опять снаряжаются в путь.
Всё так же оттяпаны вещи,
На стыках стучат поезда,
На всех уморительно пеших
Пришпилена та же звезда.
Отставить узлы и повозки!
К оврагу… Шнель – шнель! Догола…
Что в племени этом жидовском? –
Разносчики вечного зла.
Ни разум, ни Бог не карает,
Пусть кровью забрызган кумир.
Вновь антисемит примеряет
Эсэсовский серый мундир.
…Ах, право, всё это нелепо,
Для чутких поэтов предлог,
Такое чудесное лето,
Семь вёрст в поднебесье, дай Бог.
А Муза порхает как вальдшнеп,
Палач восстаёт из золы,
И в медленном вальсе изящно
Европа обходит углы.
Ни повод для страха и стресса,
Ну, разве что тихий укор…
Какой там Мессия иль Месса,
Какой там, к чертям, дирижёр.
Всё выдумка это, всё – враки,
Реального здесь ни на грош,
Промёрзшие нары, бараки? –
Опять иудейская ложь.
Исправно протоплены печи,
Обеды и сон по часам,
Возложены руки на плечи, –
На Пурим кружочком плясать.
Пускай, коли надо, танцуют,
А нам их покой охранять,
И, прямо сказать, не к лицу нам
Коронки из челюсти рвать.
Не вешают здесь и не травят,
Кругом благодатная тишь,
Всей вашей мишпохой, во славу
Яхве возносите кадиш.
Вождей изгоняют из рая,
По клавишам Боги стучат,
Шопена не только играют,
Его гениально молчат.
Где скрыт их невидимый посох
И Торы негаснущий свет?
Им тысяча лет – не эпоха,
Мгновенье, – как тысяча лет.
В обломках разрушенных Храмов,
В столетьях, ушедших в туман,
Быть может в горсти Авраама
Зажавшим щепотку семян.
И снова сквозь звук поминальный
Из сердца исторгнуто:
– Жить! –
Призывно, как на наковальне,
Металл раскалённый лежит.
ЯБЛОКИ
Опять обезумели наши сады,
От тяжести кроны сутулятся,
И дождь, покропив золотые плоды,
Хмельно балагурит по улицам.
Но в полдень слепящий, и в зябкую рань,
В Рязани, Тамбове, Елабуге,
Я слышу молитву российских крестьян:
– Купите, родимые, яблоки.
По рельсам бегут за вагоном вагон
Стальными, литыми циклопами,
И яблоки из чужедальних сторон
В Россию завозят бесхлопотно.
Сквозь ливень храпящий, и в звёздной ночи
Ожившими нервами азбуки,
Со всех полустанков Россия кричит:
– Купите, родимые, яблоки!
Румяные щёки осенних плодов
Расчерчены нежно зарницами,
И вся эта ярмарка русских садов
Встречает нас добрыми лицами,
Но нынче, как прежде,
В назначенный час
Траншеи бульдозером вырыты,
И яблоки плачут на Яблочный Спас
Безмолвно, беззлобно, в открытую.
Владимир РАЙБЕРГ
