Жизнь этой семьи рисует картину белорусского еврейства за последние сто лет, когда мир сотрясали революции, войны, репрессии, массовые отъезды, когда мирное строительство называлось так только для «красного» словца.
Родоначальниками семьи были Берл и Малка Бейненсоны – уроженцы еврейского местечка Узда Минской области. Сейчас там не осталось ни одного еврея.

Жизнь и судьба Берла и Малки

В Советском энциклопедическом словаре (1989) о «Беломорканале» сказано кратко: «Этот канал соединяет Белое море (у г. Беломорск) с Онежским озером (у посёлка Повенец). Длина его 227 км, имеет 19 шлюзов. Открыт в 1933 году».
Всего несколько строк. Ни слова о чудовищных жертвах, о тысячах погибших, умерших от голода и непосильного, в основном ручного труда. Советские идеологи называли этих мучеников «заключёнными-каналоармейцами» (ЗК). Эта аббревиатура вскоре стала применяться ко всем миллионам узников сталинского ГУЛАГа.
Канал строился в рекордно короткий срок. Это была одна из первых в СССР полностью лагерных строек. Здесь трудились почти тысяча специалистов и более 120 тысяч рабочих, которые часто менялись. На место погибших присылали новые жертвы.

Берл и Малка Бейненсоны были одними из таких ЗК.

Началось всё с невинного разговора в артели стекольщиков, где трудились супруги Бейненсоны. Речь зашла о несправедливой оплате труда. Естественно, искали виновного, и Берл внезапно произнёс роковую фразу: «А клог фун ди вонцн» (Беда от усов – идиш). Он имел в виду своего нерадивого напарника, обладателя пышных усов. Тот промолчал, а вскоре ушёл из артели. А за Берлом и Малкой пришли работники НКВД. Их судили, обвинили в попытке покушения на Сталина (?!) и отправили на строительство Беломорканала.

Невольно вспоминается строка из стихотворения Осипа Мандельштама: «...тараканьи смеются усища…» За эти строки, написанные в 1933 году, поэт попал в немилость к тирану и погиб в 1938 году.

Напарник, написавший донос на Берла, знал, что его клевету «правильно» оценят в НКВД.

Бейненсонов арестовали в 1932 году. Четверо их детей остались без родителей. Айзику шёл 21 год, Риве было 18 лет, Броне – 12 и Саре – 9. Броню и Сару отправили в детский дом.

Берл умер в 1933-м, а Малка решила добиться освобождения и встретиться с детьми. Броня и Сара написали письмо Н.К. Крупской, которая была членом ЦК ВКП/б. К счастью, письмо дошло до адресата, и Малка в 1936 году вернулась к детям и внукам.

Айзик Бейненсон был первенцем в семье Малки и Берла. Как и родители, выбрал профессию стекольщика. Его семья жила в Минске. В начале войны жена Анна с двумя детьми погибли в гетто. Айзик в это время был на фронте. Прошёл войну с первого дня и до Победы, которую встретил в Берлине. Отважный танкист имел несколько боевых наград. После войны работал на стройках, женился. Последние годы жизни провёл в Израиле. Умер в кругу самых близких ему людей: дочери Клары, внучки Жанны и правнучки Оксаны. Покоится Айзик в Хайфе.

Старший сын Айзика Иосиф живёт в Минске. До ухода на пенсию работал заместителем генерального директора по строительству Минского тонкосуконного комбината.

За годы, которые Малка провела на каторге, её семья увеличилась. Рива в 1933 году вышла замуж за Рувима Штейнмана. В 1936-м у них родился сын Исаак, а в 1939-м – дочь Белла. Супруги работали в БелГосете (еврейском театре Минска). Он – художником, она – артисткой.

За год до начала Великой Отечественной Саре Бейненсон шёл 18-й год. Она училась в Минской юридической школе и одновременно работала секретарём в народном суде. Познакомилась с Моисеем Фарберовым. Он окончил еврейскую начальную школу, затем – рабфак (рабочий факультет). В 1919 – 1940 годах для подготовки в вузы молодёжи, не имевшей среднего образования, при высших учебных заведениях были созданы рабфаки.

Моисей поступил в Витебский педагогический институт на физико-математический факультет, по окончании которого был призван в Красную Армию педагогом. Дело в том, что значительная часть красноармейцев была в то время малограмотной и их необходимо было учить азам грамматики, математики и другим общеобразовательным предметам. Моисей оказался талантливым учителем. Это особенно проявилось в послевоенные годы в школе. Его считали одним из лучших преподавателей математики Минска.

Вскоре Моисей предложил Саре руку и сердце. Так в 1940 году была создана семья Фарберовых.

Война

Вскоре в жизнь молодых семей ворвалась война. 24 июня Моисей пришёл из части, забрал Сару, чтобы отправить эшелоном вместе с семьями офицеров в эвакуацию на восток. Она была на девятом месяце беременности.

Бабушка Малка не могла уехать с Сарой, так как ждала Риву с детьми, которые были в летнем лагере.

Поезд, в котором ехала Сара, часто останавливался из-за бомбёжек. Люди выскакивали из товарных вагонов, разбегались, а по сигналу «по вагонам» возвращались. Сара из вагона выпрыгнуть не могла и терпеливо ждала своей участи. В дороге её растрясло, начались преж
девременные роды. Сару высадили в Пензе 24 июля. Роды оказались тяжёлыми. Ребёнка доставали щипцами, в результате он получил травму, из-за которой потерял зрение.

Сару с новорождённым младенцем выписали из роддома, дали пару пелёнок и одеяльце.

…Она сидела на вокзале и плакала. К ней подошла старушка и спросила: «Девочка, чей у тебя ребёнок?». Узнав её историю, забрала Сару с малышом к себе. Всю жизнь она вспоминала эту русскую женщину, которая в трудную минуту окружила её заботой.

Сара каждый день ходила на вокзал встречать воинские эшелоны, которые проходили через Пензу. Однажды на перроне увидела лейтенанта, с которым до войны служил её муж. Тот дал ей номер воинской части Моисея. Это был «Его величество случай», благодаря которому Сара сумела разыскать мужа в самые тяжёлые дни войны. Моисей написал, что недалеко от них в г. Чапаевске живёт в эвакуации его старшая сестра Рая Фарберова, и посоветовал переехать к ней.

Рая – жена офицера-пограничника бежала с двумя маленькими детьми из Белостока. Её муж Иван Брусиненко погиб в первые дни войны.

Сара с Раей и тремя детьми поселились в деревне Свищёвка возле Чапаевска. Здесь её разыскала родная сестра Броня, работавшая до войны в ЦК комсомола БССР. Броня приехала в Свищевку и вместе с Сарой пошла работать на военный завод.

Однажды зимой 1942 года разыгралась сильная метель. Местные в такую погоду не выходили на улицу. Но Сара и Броня боялись пропустить работу, ибо знали, что по законам военного времени это грозило тюрьмой. Идти надо было несколько километров степью, занесённой снегом. Метель усилилась, и сестры попали в глубокий овраг. Обмороженных, без сознания, их нашли на следующий день. Сару сумели спасти, а Броня погибла. Это был страшный удар. Жить стало невмоготу, а ведь на руках больной ребёнок. И Сара решила поехать в Москву, где служил Моисей.

Приехала в столицу в феврале 1943 года, но мужа не застала. Он был в командировке. Дивизия НКВД, в которой он служил, с боями отступала из Белоруссии до Москвы, участвовала в обороне города и осталась на его охране.

В части, куда пришла Сара, ей объявили, что Москва закрытый город и она не имеет права здесь оставаться. Но в штабе служили офицеры, знакомые по Минску. Они проявили участие к её судьбе: помнили, что по образованию Сара юрист. В результате, к возвращению мужа, она поступила на службу в армии на должность делопроизводителя особого отдела в звании старшины.

Сара была умной, трудолюбивой и терпеливой женщиной. Наверное, поэтому ей везло на встречи с хорошими людьми. Она сняла комнату в подвале у славной старушки, которая жила с внуком на 2-й Мещанской улице. Хозяйка полюбила Сару и маленького Борю как своих детей. Сара приносила продукты и дрова, а старушка ухаживала за малышами.

Рассказывает Евгений Фарберов

В начале 1945 г. дивизию перевели в Минск очищать Белоруссию и Прибалтику от оставшихся гитлеровцев, полицаев и «лесных братьев».

Родители и брат Боря вернулись в разрушенный Минск. Никого из близких не застали.

В 1952 г. отца демобилизовали в звании капитана. Ему не хватило полгода выслуги для получения военной пенсии. Это было время, когда усилилась кампания государственного антисемитизма.

Моисей заочно получил второе высшее образование, закончил БГУ по специальности «история». Он подал документы в аспирантуру, хотя с его «пятым пунктом» не было никаких шансов попасть туда.

В результате отец вернулся к своей первой специальности и пошёл учителем математики в школу. Это был удачный выбор. Моисей Самсонович стал одним из ведущих преподавателей математики в Минске. Он отличник просвещения БССР. Был членом республиканской олимпиадной комиссии, завучем 1-й, затем 24-й минских средних школ. Среди его учеников много крупных учёных: академик, доктора и кандидаты наук.

Несколько лет назад меня разыскали в Минске академик из Санкт-Петербурга Абрамович Борис и другие выпускники 1956 года – ученики моего отца. Мне приятно было слушать их воспоминания. Я тоже рассказал им, что в 1961 – 1963 годах учился у отца. В те годы на республиканской олимпиаде выступало шесть человек, из них – трое ученики Моисея Самсоновича, в том числе и я.

Отец имел боевые награды: орден Отечественной войны 2-й степени и медали «За боевые заслуги», «За Победу над Германией», «За оборону Москвы». Он скончался в Минске в 1984 году. Было ему 67 лет.

В 1946 году Сара демобилизовалась из армии. В сентябре того же года родился я. Её сестра Рива помогала смотреть за детьми. Обе семьи жили тогда вместе. В начале 1947 года мама вышла на работу по своей специальности – юристом.

Несмотря на сложное для евреев время, она сумела достойно проработать больше 40 лет на одном месте в Министерстве лесной и деревообрабатывающей промышленности БССР.

После смерти мужа, а затем неожиданной смерти старшего сына в 1991 году, она старалась заполнить свою жизнь общественной работой и заботой о внуках.

В 1984-м к ней приехал жить старший внук Алёша, а через три года – младшая внучка Маша. В начале 90-х внуки Алексей и Александра уехали в Израиль.

Наша квартира по улице Ленина рядом с площадью Свободы – это место, где прошла большая часть жизни мамы и её семьи. Сюда приходили друзья сестры Ривы – актёры еврейского театра.

Мне было тяжело бороться в Минске с болезнями мамы, и я убедил её уехать на лечение в Израиль, хотя понимал, что это навсегда. А она верила, что подлечится и вернётся в Минск. В 1998 году я увёз маму в Израиль. Там она прожила почти 13 лет. Умерла в 2011 году. На её могиле в г. Хадера выбиты имена её родителей Берла и Малки, а также орден Отечественной войны.  Среди наград мамы несколько боевых медалей.

Незаживающей раной в жизни мамы был её первенец Борис, родившийся незрячим 24 июля 1941 года. Три года учился в Витебске. Затем окончил среднюю школу в Минске. Работал в комбинате общества слепых. Увлекался русскими шашками. Был кандидатом в мастера спорта СССР. Составлял и публиковал шашечные задачи.

Умер неожиданно, прожив всего 50 лет. Борис был очень интеллигентным человеком. Его любили за отзывчивость, порядочность и любознательность. Семьёй Бориса были родители, братья, тёти, дяди, племянники...

Война в жизни Штейнманов

Рувим Штейнман в начале войны ушёл на фронт. Его дети были в это время в загородном детском саду под Минском. Их обещали привезти в Борисов. Поэтому Рива поехала туда. Но, узнав, что детей вернули в Минск, она сразу же вернулась. Там их вместе с бабушкой Малкой застал приход германских войск.

После создания гетто все четверо стали его узниками. Рива внешне была похожа на славянку, и ей удавалось уходить из гетто, чтобы добыть пропитание для детей и мамы. Так продолжалось до 2 марта 1942 г. Накануне Рива ушла из гетто, а в тот день началась облава.

Бабушку Малку вместе с 6-летним Исааком и 3-летней Беллой расстреляли в Яме, где лежат пять тысяч человек, вся «вина» которых была только в том, что они родились евреями.

Возвращаться Риве было некуда.

Подробней о дальнейшей судьбе матери рассказал её сын Геннадий Штейнман.

Воспоминания о маме Риве

Однажды в марте 1963 года я проснулся среди ночи и зашёл на кухню, где мама сидела за столом. Меня поразила недопитая бутылка водки и пачка папирос.

Моему удивлению не было предела. Ведь она никогда не курила и, конечно же, не пила. Её лицо меня поразило. Не добившись объяснений, я ушёл спать, решив, что папа с мамой поссорились.

Тогда отец впервые рассказал следующее. За день до мартовского погрома 1942 года мама ушла из гетто в деревню Масюковщина, чтобы обменять вещи на продукты. О предстоящем погроме разносились слухи от местных жителей, дети и отцы которых служили в полиции.

Мама и крестьянин Данила Масанин, который сочувственно относился к евреям, решили пойти ночью с мамой спасать детей и бабушку.

К утру они оказались на противоположном от гетто берегу Свислочи. И хотя только начало светать, они опоздали. Гетто было окружено патрулём. Мама видела дом, где жила бабушка Малка с внуками.

Картина погрома семьями полицейских, грабивших несчастных евреев, была ужасной. Мама видела, как один из погромщиков топором убил старуху, которая пыталась вырвать у него какие-то вещи. Мама от ужаса потеряла сознание. Как её вернули в деревню, она не помнила. Папа говорил, что она долго болела, и, когда поднялась, увидела в зеркале седую женщину. Было ей тогда 28 лет.

Приютившая её семья отнеслась к ней как к родной дочери, которая к тому времени погибла в партизанском отряде.

Дальнейшая судьба матери складывалась трагично. Деревню, в которой она жила, окружили немцы и полицаи и угнали всех молодых жителей на работу в Германию. Мама осталась жива, потому что была светловолосой, курносой и имела документы дочери спасителей – Масаниной Клавдии Даниловны и её нательный крестик.

Освобождение из фашистской неволи она встретила в Германии, где ей удалось устроиться поваром в комендатуру города. А знание немецкого языка позволило ей стать переводчицей.

В Минск она возвратилась с документами на имя Клавдии Даниловны Масаниной.

И тогда я понял, почему 2 марта она пьёт водку и курит, вспоминая тот страшный 1942 год, своих погибших детей и маму.

Отцу официально сообщили, что его семья расстреляна в 1942-м в Минском гетто. Этот документ у нас сохранился.

Невероятная встреча

Однажды Сара сообщила Рувиму, что Рива вернулась из неволи и ждёт его. Об их встрече он говорил, еле сдерживая слёзы, ведь будучи офицером, он должен был сообщить, что жена была угнана в Германию. И тогда они решили во второй раз оформить свой брак. Её имя в паспорте стало Клавдия Даниловна Масанина-Штейнман.

В еврейский театр, в котором она играла до войны, мама не могла вернуться, так как Рива Берковна официально погибла, а добиваться правды в те годы было опасно, ведь даже нахождение в гетто приравнивалось к пребыванию на оккупированной территории. Кроме того, довоенные архивы сгорели. Настоящее имя мамы вернулось только в 1988 году на могильном камне на Северном кладбище в Минске.

Рассказывает Леонид Штейнман:

Мама не любила вспоминать про войну, никогда не рассказывала нам, её сыновьям, о том страшном времени. К сожалению, мы поздно стали по крупицам собирать сведения о жизни наших самых близких людей.

В конце 1996 года, когда моей любимой тёте Саре было далеко за 70 лет, она посадила меня возле себя и сказала: «Я должна рассказать тебе про твою маму, про войну, ибо меня тоже не станет и вы никогда не узнаете того, что произошло».

Это был тяжёлый рассказ. Я даже представить не мог, через какие ужасы прошла мама. Я понимаю, что время уже не то и люди изменились, но ничего не могу с собой поделать – не могу спокойно слушать немецкую речь.

Я также благодарен тёте Саре, которая после смерти мамы фактически стала мне как мама. После её отъезда в Израиль мы стали общаться меньше, но сознание, что она есть, прибавляет нам силу и уверенность.

Встреча спустя четыре года

Летом 1945 года в Минске стали собираться оставшиеся в живых родственники из когда-то многочисленной семьи.

Однажды в воинскую часть, где служила Сара, позвонил дежурный с проходной и сказал, что к Фарберовой пришла сестра. Сара очень удивилась, так как до обеда к ней приходила сестра мужа – Рая Фарберова. Сара, как обычно, собрала для неё и детей кое-какие продукты.

Когда Сара вышла на улицу, то увидела довоенную подругу Зину Левину. С ней на скамейке сидела какая-то незнакомая женщина. Когда женщины начали всматриваться, у них буквально отнялись ноги, они не могли сдвинуться с места. Мысленно похоронив друг друга, они встретились после четырёх лет разлуки! Сара увидела свою сестру Риву. Это был самый счастливый день после Победы для родных сестёр.

Довоенная квартира Ривы и Рувима по улице Революционной, 8 была самовольно занята во время войны. Когда Моисей с Ривой и Сарой пришли освобождать эту квартиру, жилец пытался их грубо вытолкать. Моисей выхватил пистолет, но Сара сумела перехватить руку и предотвратить убийство. Наглец мгновенно исчез.

Когда в Минск вернулся Рувим, обе семьи поселились в этой маленькой, зато отдельной квартирке. В то время это было счастье.

Рувим работал в издательстве, рисовал виньетки, вывески, плакаты. Всем было нелегко, но выручала взаимная поддержка. Семьи отличались гостеприимством. В их квартире собирались друзья. Это были артисты еврейского театра, одноклассники, однокурсники, родственники. Радовались, что пережили ужасы войны.

В 1948-м Моисей и Сара получили комнату в коммунальной квартире в доме на улице Володарского.

Послевоенная семья Ривы и Рувима

В 1948 году у них родился первый послевоенный ребёнок – Гена. Он унаследовал от отца талант художника. Умение рисовать и лепить проявилось в средней школе. Далее была художественная школа, архитектурно-строительный техникум, архитектурный факультет Белорусского политехнического института. Затем путь от рядового архитектора до заместителя директора одного из проектных институтов республики. С 1993 г. Геннадий возглавляет собственную архитектурную мастерскую. Он стал одним из ведущих архитекторов Беларуси. Под его руководством и его руками запроектированы десятки объектов в нашей республике и за её пределами. Среди них типовые проекты школ, детских садов, коттеджей, магазинов и т.д. Геннадий и сегодня трудится над многими проектами.

Его сын Павел был любимцем бабушки Ривы, которая до самой смерти в 1987 г. воспитывала его. Павел окончил юридический институт в Минске и юридический факультет Тель-Авивского университета. Живёт в Израиле, стал успешным юристом.

Младший сын Ривы и Рувима – Леонид стал инженером-строителем. После школы  поступил в Белорусский политехнический институт. Учился на вечернем отделении, совмещая учёбу с работой. Работал в ведущих проектных институтах. С 1989 г. и по сей день трудится вместе с братьями. В «Творческой мастерской архитектора Штейнмана Г.Р.» работает и его сын Константин.

Семейная профессия

Архитектура стала семейной профессией. Евгений Фарберов в 1968 году закончил  архитектурный факультет Белорусского политехнического института по специальности градостроительство. Занимался ремонтом и реконструкцией жилищного фонда городов Беларуси. Автор проектов реконструкции исторических центров городов Гродно и Витебска (1969 – 1973). С 1978 по 1985 год работал в Витебске главным архитектором проекта «Реконструкция застройки центральных исторических кварталов города». С 1981 года руководил проектной организацией в г. Заславле, участвовал в создании историко-культурного заповедника. С 1990 по 1995 год возглавлял депутатскую комиссию по строительству Заславльского городского Совета.

С конца 90-х в Израиле, с начала XXI века – в Москве.

У него трое детей, четверо внуков.

Ряд проектов Евгения Фарберова отмечен медалями ВДНХ, а также дипломами выставок. Решением сената штата Техас (США) в 1990 г. он удостоен звания «Почётный техасец» за работы по продвижению совместных советско-американских проектов.

Последние 20 лет Евгений работает вместе с братьями Геннадием и Леонидом. Запроектировали больше тридцати современных посёлков. Восемь из них построены.

Рассказами о трудовых буднях завершаются воспоминания братьев Евгения Фарберова, Геннадия и Леонида Штейнманов о своих близких людях из рода Бейненсонов.
– Мы рады, – сказал мне каждый из них, – что внесли свой вклад в создание нашей родословной. Надеемся, что внуки, прануки будут знать свои корни.
Берл и Малка Бейненсоны, да будет благословенна их память, могли бы гордиться своими потомками.

Семён ЛИОКУМОВИЧ