Согласно плану «Барбаросса», войну мой отец Арон Миндлин начал 22 июня 1941 года в 3 часа 40 минут. Снаряды немецких орудий обрушились на артполк и казармы стрелковой дивизии.
Гаубицы и тягачи полка, в котором служил отец, были уничтожены за полтора часа, не сделав ни одного выстрела. Стрелять было нечем.
По первому приказу, утром в субботу 21-го, батареи вывели на боевые позиции. Цели были определены. Перебежчики сообщали о точной дате и времени начала немецкого удара. Днём пришёл второй приказ: батареи отвести в места дислокации, боекомплекты вернуть на склады. И на провокации не поддаваться...
Так началась трагедия первых дней войны в треугольнике в районе Белостока-Ломжи, вклинивающегося в территорию, занятую вермахтом. Там была сосредоточена мощная наступательная группировка Красной Армии. И в случае удара первыми, план блицкрига был бы реализован с точностью до наоборот. По сценарию довоенного ура-фильма «Если завтра война».
Но, как писал о боях уже под Москвой поэт Семён Гудзенко, «…будь проклят сорок первый год и вмерзшая в снега пехота...».
Артполк избежал судьбы сотен тысяч, погибших и пленённых в приграничном сражении и его «котлах». Он вышел из окружения, сохранив знамя полка. Потому не был расформирован. Стрелял под Сталинградом и на Курской дуге.
Но отец закончил свою войну весной 44 года, перед операцией «Багратион». Немецкие самоходные орудия прорвались к станции Новозыбков. Здесь он был тяжело ранен, контужен, проведя в госпиталях почти одиннадцать месяцев.
Беспамятного, его обчистили на поле боя мародёры. Пропала полевая сумка с документами, несколькими семейными фото. И чудом уцелел снимок двух его маленьких дочерей, найденный медсёстрами госпиталя в искромсанной осколками шинели...
Этот снимок 40 года – один из двух уцелевших из его довоенной жизни. (Второй, времён срочной службы в кавалерийском эскадроне, я нашёл в архиве его старшего брата).
Артполк в начале 40-го ушёл на запад из военного городка возле Борисова. Семья, жена и две малышки, остались. Ко дню рождения отца и был сделан этот снимок. Дочери Люба и Рая отправили его папе, командиру Красной Армии...
Погибли ли они при бомбёжке военного городка, была ли эвакуация семей и гибель в колоннах беженцев при налётах? Никаких следов своей довоенной семьи он так и не нашёл.
Этот снимок – то, что осталось от той жизни. Свою дочь мы с женой, назвали Любой – в память о старшей дочери папы...
22 июня отец и четыре брата мамы – все фронтовые офицеры – в 50-60е годы собирались у нас дома. Все они начали войну в тот воскресный день 41 года. Вспоминали, поминали, пили, пели под мамину гитару. В общем, видимые миру улыбки и невидимые миру слёзы...
Леонид МИНДЛИН
