Бабушка говорила: «Леронька, то, что деда – еврей, надо скрывать. Маму твою и тётю Тому дразнили – Вальсон-без-кальсон! Ты – русская, Леронька! То, что деда – еврей, так получилось».

И мама так говорила. И я скрывала.
У меня были русые косички. И фамилия – Королёва.
И никто не знал, что деда – еврей.
Я садилась с ним в разные двери в троллейбусе.

Но я гордилась им, когда он приходил 9 Мая в школу и рассказывал о войне.
Но я любила гулять с ним по городу и слушать рассказы о Бобруйске.

И я называла его «липучкой», потому что он всегда хотел меня обнять. И я стеснялась его, потому что еврей – это плохо. Просто плохо, без комментариев.

Его нет, моего дедушки Вольфсона Григория Хацкелевича. Уже 16 лет нет. А для меня он живой. Живой – в моей любви к детям я тоже «липучка», особенно для сына и для внучки.

Живой – в моём отношении к жизни, я храню в сердце его рассказы о городе, который он любил и я люблю. Живой – в моей любви к мужу, потому что я умею прощать. Живой – во всех куклах моих, а не только в кукле «Дедушка».

Наверное, я не могу его отпустить, и это плохо. Может быть, если сказать «прости»... Может быть.

Я готова, я могу взять всю вину на себя – и за бабушку, и за маму. Тогда я была ребёнком. Сейчас я в том возрасте, в котором был дедушка, а мне было пять лет и всё это началось – тайны еврейства и т.д.

Я всё давно поняла. Все мы ответственны не только за то, что мы делаем. А и за то, что посредством нас делают другие. Мы люди – не орудие. Всегда люди, даже когда ещё дети.

И поэтому всё, что я делаю сейчас, – это большое «прости». Прости меня, дедуля! Я горжусь, что я – твоя внучка! Я очень счастлива, что во мне есть часть твоей крови, твоей мудрости, твоего смирения и твоей любви... Я отпускаю тебя. И прошу – не оставь меня, потому что в тебе моё настоящее, то, что очень хочется оставить и детям, и внучке...

Валерия ГАЙШУН