Ах как поезд красиво идёт!
Памяти Арсения Виллиона (1948 - 2024)

Очень трудно подготовить подборку его стихов. Текстов много – какие в должной мере представят поэта? Стихи он писал на протяжении более полувека, и более полувека связывала нас тесная дружба.

Уже юношеские его стихи радовали – даже свободой обращения с формой, не без характерного для поэтической молодёжи 60-х налёта авангардного фрондёрства. Что, впрочем, скоро было преодолено в пользу традиционного стиха. В полной ли мере традиционного?

Рабом какой бы то ни было традиции Сеня Виллион не был, но и не отказывался от добротного метра, хорошей рифмы, что только усиливало эффект от его своеобразной, часто парадоксальной образности, авторских неологизмов, музыкальной ритмичности стиха.

Я приведу стихотворение, в котором, увы, запамятовал полторы строфы, – может, в рукописях они сохранились:

Ах как поезд красиво идёт!
То мелькают, то гаснут вагоны
в переплётах стальных и оконных –
ах, попасть бы и мне в переплёт.
Ах как поезд красиво идёт!
То мелькают, то гаснут вагоны
в переплётах стальных и оконных –
ах, попасть бы и мне в переплёт.
Улететь за далёкий предел
под колёсную звонь перестука,
только поезд опять перепутал
и, смеясь надо мной, прогудел.
Забери меня, поезд, с собой,
я устал разъезжать по тревогам,
обивая чужие пороги,
и прощаться с дверною скобой.
<…>
… И не будет попутчик лукавый
пережевывать пищу газет.
Мой попутчик, он тихий и кроткий,
он за мной прошмыгнул на вокзал,
и я тут же его опознал
по оскалу и тени короткой.
Едем, поезд. Настала пора.
И охранник устал дожидаться.
Впереди ждёт великое братство –
пережить только взмах топора.
Вот и мост. Вот последний пролёт.
То мелькают, то гаснут вагоны
в переплётах стальных и оконных.
Ах как поезд красиво идёт…

И подборка стихов по собственному своему усмотрению. Мы собирались готовить твой новый сборник, Сеня. И тексты ты прислал, рассчитывая ещё над ними поработать.

Я не вправе вносить какие-то коррективы. Просто постараюсь отобрать наиболее завершённое.

Сергей ПОЛИТЫКО

Арсений ВИЛЛИОН

Не позабудутся всхлипы дождя и ночь,
И в парадном дотла сто свечей отгорели,
И пеналы почтовые шамкали «прочь!»,
Для острастки оскалив газетные щели.

По ступенькам и мимо картавых оград,
Через выход во двор, где пружина рычала,
Миллионы желтели оконных карат,
Разлетаясь осколками сонных кварталов.

По-египетски тёмная терпкая темь,
Мы сплетали в одну две неравные нити:
Я себя так хотел позабыть насовсем,
А тебе не хотелось грядущих событий.

И качались дома, и вибрировал звук,
Чёрный кот затаил в чёрном теле дыханье,
И двуглавая тень мокрой птицей в грозу
Замерла, не желая ослабить братанье.

Это только моё: ночь, впитавшая день,
Чёрный кот и мяучие тени на стенах,
Незабытой любви овдовелая темь
И до нитки промокшие юные тени.

***

В кафе, за пластиковым столиком
На трёх измученных ногах,
Играем в крестики и нолики.
Ты – открестилась, я – в нулях.

И позабытый чёрный кофе
Стыл, сдвинутый на самый край.
Мы приближались к катастрофе,
А говорили про Китай.

Я предсказать себе пытался
Твою судьбу на много лет,
И с мирозданием свивался
Дым погибавших сигарет.

Ну, вот и всё, ни слова боле,
Уже одиннадцатый час.
Выходим из кафе на волю –
Метут и моют после нас.

***

Умирает голубь сизый
На центральной улице,
Растопырил перья книзу,
Будто стал сутулиться,

Там, где вмятиной в асфальте
Показалась лужица,
Кружится в прощальном сальто –
Литургия служится.

Листья сжигают, сизая гарь,
Дым заклубился: танцует сизарь.

Пляска – не пляска, не вольная воля,
Мёртвый танцует, не чувствуя боли.
Воздух, вдовея, охрип и растаял.
Сизыми пальцами небо листая.

Меньше на два голубиных крыла,
Мерно вращаясь, планета плыла.

***

Я понадеялся на Бога:
Он, мол, утешит, обласкав,
нальёт – ведь двести грамм немного –
под чистый воздух и рукав,
и Он налил, да не хватило,
и не с кем, выпив, поболтать,
лишь нагло щурится светило,
и некому налить опять.

Ищу Его, как свиньи – лужу,
не разобрав, где враг, где друг,
как женщина – замену мужу,
когда отбился он от рук,
надеясь, что ещё немножко –
вернут наследие отцов:

зазвякает большая ложка
о зубы мёртвых простаков.

***

Я не в ладах с мгновеньем бытия:
то отстаю, то впереди и выше,
бывает так, что сам себя не слышу,
но чувствую – проходит жизнь моя.

Вселенная – единый демиург –
вращается, как сабля гайдамака,
и носит смерть в себе она, однако,
в ней Бог. Война. Болота. Петербург.

И Млечный Путь подмигивает всем,
зовёт к себе, но нам его не видно.
А человеку больно и обидно,
что уходить придётся насовсем.

***

Пришла пора прощаться и простить:
другим – тебя, тебе – других и близких,
но только лишь бы сердцем не простыть
и не поддаться шарму истин низких.

Припомнить всё, что кануло в ничто,
молиться существующему богу,
не вопрошая Господа – Пошто?! –
И забывать об этом понемногу.

Ну а когда архангел за тобой
залезет в дом – и посохом по койке,
ты не рванёшься с ним в последний бой,
покойным телом лёжа на помойке.

Стихотворение-юмореска, написанная по-белорусски (перевод, думаю, не нужен):

Я зраблю лодку з газеты,
Вёслы з акуляраў,
Вазьму вялiкага шэрага сабаку
I паплыву ў Венецыю.
– Ай-вэй, – залямантуюць венецыянцы. –
Якая цудоўная лодка з газеты!
Якiя дзiўныя вёслы з акуляраў!
Якi ж вялiзны шэры сабака!
– Ай-вэй, венецыянцы.