Недавно Праведнице Народов Мира из Бобруйска Надежде Абрамович исполнилось 84 года. Дай Бог ей здоровья и до 120! Её поздравили родные. Вручили подарок, цветы и мне прислали фотографию этого памятного дня.
Замечательная женщина, добрая, мудрая. Это чувствуется в каждом слове.
В 2022 году мы снимали документальный фильм «Аллея Праведников» и первый рассказ был о Надежде Абрамович. Её родители и она спасли в годы войны Майю Благутину, отец которой был еврей.
Я был автор сценария и с полным правом пересказываю то, что писал о ней.
Мы пришли со съёмочной группой в дом к Надежде Абрамович. Майя Казакевич брала у неё интервью. Они рассматривали старые семейные фотографии.
– Какая интересная фотография. Я очень люблю такие фотографии, – сказала Майя Казакевич. – А кто на них?
– Папа мой, мама, я, в начале войны, вот это мамина сестра, а вот Майя. Майя глаза потупила, потому что в это время были выстрелы на улице, и мы боялись. Мама говорила, что Майя очень испугалась.
– Она смотрится, как ваша сестричка. Глазами с Майей похожи.
Между Надеждой Абрамович и Майей Благутиной и после войны была многолетняя связь. Они писали друг другу очень трогательные письма. Это отрывки из письма Майи Благутиной:
«Дорогая Наденька! Как хорошо, что я снова могу тебе написать письмо. Сколько лет прошло, я всё время вспоминаю про вас. И чем старше становлюсь, тем чаще вспоминаю. Иногда думаю, а если бы мне надо было кого-то спрятать, уберечь от смерти, смогла я бы это сделать или нет… А если бы немцы или полицаи узнали, что вы прячете меня… Никого бы в живых не оставили. Когда они устраивали облавы, твои мама и папа меня под полом прятали, и ты залезала под пол вместе со мной. Раньше бывало, во сне это увижу, кричать начинала…
– Надежда Антоновна, во время войны вы были совсем маленькой, три-четыре года. Вы помните, как мама первый раз привела в дом Майю Благутину? Что она Вам сказала, откуда взялась девочка?
– Я помню разговор. Папа сидел, а мама говорит: «Ну, дочка, приведу тебе сестричку». А потом привела Майю.
Семья Благутиных перед войной жила в посёлке Телуша, где Рахмиел Иосифович Благутин работал заместителем директора машинотракторной станции, а его жена Мария Ивановна – директором местного детского дома.
У них было четверо детей: Майя – 1933 года рождения, Валик – 1935 года, Лиля – 1938 года и Тома – 1940 года.
Рахмиела Иосифовича в начале 1941 года забрали в армию на строительство оборонительных сооружений. Дома ждали, когда он вернётся, но началась Великая Отечественная война.
Немцы к концу первой военной недели уже оккупировали Бобруйск. И в тихий, спокойный город, утопавший в зелени садов, звенящий детскими голосами, пришла другая жизнь – безжалостная, грозящая расправами и убийствами.
Рахмиела Благутина дома не дождались, и никаких вестей от него не было. Он оказался на фронте, и не мог связаться с семьей.
Мария Ивановна собрала детей и поехала на подводе в деревню Бирча.
Мария Ивановна надеялась, что в деревне никто не знает, что папа детей – еврей. А про то, что немцы будут расправляться с евреями, говорили на каждом углу. Кто-то говорил с сочувствием, кое-кто уже нацелился делить еврейское имущество.
Когда рвались бомбы, дети прятались под телегу. Мария Ивановна закрывала их собой и погибла.
Добрые люди увидели ребят, и довели до дома сестры Марии Ивановны. У Анны Ивановны были две свои девочки. В доме, прямо скажем, никто не обрадовался племянницам, а тёткин муж Иван приказал убрать их из дома. Он кричал, что не хочет рисковать своими детьми из-за евреев.
Похоронили Марию Ивановну. А потом Иван отвёз её детей в Бобруйск в полицию. Правда, не выдал. Сказал, что подобрал их в поле, возле убитой мамы и кто они не знает.
– Мне было уже почти восемь лет, – вспоминала Майя Благутина. – Я кое-что понимала. Хотя дома никто и никогда не говорил: «Еврей или не еврей». В пересыльном пункте люди спросили: «Где родители? Как зовут?». Я всё рассказала. Мне приказали: «Никому больше не рассказывай. Если будут спрашивать – как зовут папу, отвечай: “Тата”. И не называй его имя». Потом вызвали на допрос. Я испугалась, и пошёл Валик. Он хоть и младше меня, но мальчишка. Отвечал, как люди научили. Гестаповцы не догадались, кто мы и приказали отвезти нас в Бобруйск в детский дом.
В один из домов, который находился в Морзоновке, рядом с больницей, попали четверо Благутиных.
Мария Павловна Мороз работала там прачкой. Дети гораздо лучше взрослых чувствуют доброту. Или это чувство обостряется у них в критические моменты. Майя привязалась к Марии Павловне и ни на шаг от неё не отходила. Она рассказала ей всё, что знала о себе, о родителях.
Мария Павловна всей душой привязалась к Майе. Она прекрасно понимала, что будет с ней и её семьёй за укрывательство еврейского ли наполовину еврейского ребенка. Тем не менее, она привела Майю в свой дом, познакомила с дочкой и мужем.
Однажды Мария Павловна заболела и не была в детском доме больше недели.
«Где вы были, тётя Маша? Я вас так ждала», – встретила её Майя. У женщины на глазах навернулись слёзы.
Так продолжалось до октября 41-го. Женщина привыкла к ребёнку, а Майя – к новой семье.
Детский дом был переполнен, детей было нечем кормить, его работники обратились к людям с просьбой, взять часть детей на воспитание. Поэтому никто не возражал, когда Мария Павловна попросила отдать ей Майю.
Ещё одну Майину сестру Лилю забрала молодая супружеская пара из Титовки. Это деревня за речкой. Валика со временем переправили в Рогачёвский детский дом, где о нём никто и ничего не знал. А самая младшая Томочка, ей был всего годик, осталась в детском доме и вскоре умерла.
Разговор с Надеждой Антоновной Майя Казакевич продолжила около дома на Комбинатовской улице, где до войны жили её родители и она сама.
– Это старинный дом. В нём жила моя прабабушка, – сказала Надежда Абрамович. – И потом жили мы. Дому лет двести.
– А где же землянка, в которой вы прятались вместе с Майей?
– Землянка была на огороде. Папа вырыл большую землянку, но крыша небольшая, чтобы не была заметна. И мы из дома убегали сюда и прятались. И ещё под пол прятала мама нас. Куда могла, туда и прятала.
Этот дом был разделён на две половины. Здесь жила ещё одна семья – Царик. Они знали, что прячут девочку Майю. Но никому не сказали.
На Комбинатской улице в Бобруйске прятали 13-летнего еврейского мальчика Алика. К сожалению, фамилию так узнать не смогли. И передавали из дома в дом. А когда на улице завелся полицай, мальчика переправили в партизанский отряд.
– Папа клеил бахилы во время войны. Жить надо было как-то. На базар пойдёт, продаст, конфет-подушечек принесёт. Одевали, как могли, – вспоминает Надежда Абрамович. – Ещё, когда мама умерла, 25 лет назад, был шкаф красивый такой с вырезами весь прострелянный пулями. Папа говорил: «Такая участь ожидала бы нас, если бы мы не прятались».
Из письма Майи Благутиной Надежде Абрамович: «Однажды твоя мама купила тебе коротенькую шубку, а зимы стояли холодные. Я смотрела на эту шубку с такой завистью, но сказать, что хочу такую, не могла. Я всё понимала, жили бедно, лишней копейки не было. Но через пару дней Мария Павловна купила мне такую же шубку…
В школу меня отправили Мария Павловна и Антон Терентьевич. Собрали, что могли, чтобы я выглядела не хуже других. С дома на Комбинатской ушла учиться в школу № 18 на Минской. Была переросток. В нашем классе было много таких.
Гуляли мы однажды во дворе. Прибегает Мария Павловна и говорит: «Майя, иди сюда. Быстрее». Мы прибегаем домой. Сидит военный. Грудь в медалях.
Я сразу узнала его. Это был мой папа».
Жизнь брала своё. Рахмиел Благутин женился второй раз. У него родилось ещё трое детей. Была большая и шумная семья. И военные горести стали уходить на второй план.
– Мой папа так прикипел сердцем и душой к Майе, что считал её тоже своей дочкой, – рассказывает Надежда Антоновна. – После войны мы потеряли друг друга. Он очень хотел найти Майю. Всё время рассказывал нам, как и что было. А когда заболел и лежал, сказал мне и брату: «Найдите Майю».
Мы пошли в редакцию бобруйской газеты. Там опубликовали статью «Тайна старого дома». И сказали: «Теперь ждите известий. Кто-нибудь откликнется».
Я работала в паркетном цеху на «Фандоке». Подходит ко мне Рита Гинзбург, она у нас работала в цеху и говорит: «Я знаю Майю. Она вместе с моей сестрой училась в лесотехникуме и потом по распределению поехали в Свердловскую область». Написала туда. И Майя прислала в ответ письмо».
«Дорогая Наденька! Живём мы хорошо, дружно. У нас семья, четверо детей. Двое были у мужа, и двоих родила я. Посёлок мне нравится. Лес рядом. Ходим за грибами. Я иногда рассказываю детям о том, что пережили мы в годы войны, слушают, слова не проронят, даже слёзы на глазах. Не знаю: понимают они, что было или меня жалеют…
В финале рассказа в семье, спасшей Майю Благутину, Майя Казакевич взяла интервью у внучки Надежды Абрамович – Анастасии Миняйло.
– Вы час то бываете у бабушки.
– Практически каждый день. Мы рядышком живём.
–Она вам рассказывала о своём детстве, о войне?
– Я эту историю знаю, как её родители спасли девочку в годы войны, и как прятали её. Помню, как мы в Минск ездили, как её награждали, медаль получали «Праведник Народов Мира», книга у меня есть.
– Как нынешняя молодёжь воспринимает и на что она готова?
– Я бы спасла жизнь. Потому что я тоже милосердный человек. Если моя бабушка такая, то почему я должна быть другая. Я в бабушку тоже пошла…
Аркадий Шульман
