С Давидом Григорьевичем Симановичем я был знаком более 50 лет. Но признаюсь, никогда не слышал, чтобы он говорил на идише.

Хотя, безусловно, еврейский язык он знал. Родившийся и выросший до войны в полесском местечке Наровля, где в тридцатые годы каждый третий житель был евреем, где идиш дома был разговорным языком, он не мог не знать еврейского языка. Давид Симанович не учился в еврейской школе, их повсеместно закрыли до его прихода в первый класс.

Вот одно из первых воспоминаний детства поэта, которое приводится в интервью, которое он дал Натану Берхифанду. (Оно было опубликовано в № 21 журнала «Мишпоха»).

«Самое первое моё воспоминание – уже из трёхлетнего возраста. Зимний вечер. Тепло натоплена печка-грубка. Мы сидим у большой белой её стены. И сосед читает вслух свежий номер еврейского журнала. В нём напечатана народная сказка. Её начало я помню всю жизнь: «Дэрцэйлун дир а майсэ мит а ферд а вайсум?» («Рассказать тебе сказку про белого савраску?») – «Дэрцэйл!» («Расскажи!»)...

Когда Симанович впервые обратился к переводам с идиша? Думаю, это было в середине 80-х годов и связано с именем Марка Шагала. Давид Григорьевич был одним из тех, где способствовал возвращению имени художника в родной город. Для тех, кто не помнит того времени, скажу, что имя и фамилия художника были, скажем так, труднопроизносимыми в официальных кабинетах, с трибун и т.д.

Давид Симанович говорил об этом, призывал, иногда вступал в споры…

В это время он взялся за перевод письма Марка Шагала «Моему родному Витебску».

Несколько слов об истории написания письма. 15 февраля 1944 года, когда Витебск ещё был оккупирован немецко-фашистскими захватчиками, в газете «Форверст» («Вперёд»), выходившей в США на идиш, было опубликовано письмо «Моему родному Витебску». Его автор, к тому времени уже всемирно известный художник Марк Шагал, жил в Нью-Йорке, куда приехал из Франции, спасаясь от фашистов.

Привожу цитаты из дневников Симановича. «В декабре 1986 года Вознесенский в Витебске прочёл в моём переводе письмо (стихотворение) Шагала Витебску, которое ему очень понравилось – «хоть в “Правде” печатай».

«27 января 1987. Дочка купила на вокзале в Москве “Огонёк”, у нас ещё нет. Вознесенский опубликовал “Гала Шагала”. Рассказывает о дне в Витебске. Цитирует большие куски шагаловского письма-стихотворения в прозе “Моему городу Витебску” в моём переводе, которое я ему отдал. Правда, мы договорились, что это надо будет дать в канун юбилея с хорошей врезкой и, конечно, с именем переводчика».

1987 год – год столетия Шагала. И в «Литературной газете» (2 сентября, №36, стр. 14) было полностью опубликовано это письмо.

В те годы «Литературная газета» – одна из самых читаемых в стране, газета, в которой время от времени появлялись «свободные» строки.

Правда, публикация была в духе того времени. Не указано перевод, с какого языка делал Симанович, в каком издании было опубликовано письмо Шагала. Просто написано: «От переводчика»

Помню радостного Давида Григорьевича, как он, идя по городу, по своему привычному маршруту от дома на улице Ленина до вокзала и обратно, заходя по ходу в книжные магазины, останавливался со всеми знакомыми, а его знали в городе многие, и говорил, что в «Литературке» опубликовали Шагала.  Действительно, для тех лет это была необычная новость.

В небольшом предисловии к письму Давид Григорьевич писал: «Как надо было любить свой дом, свою улицу, свой город, свою родину, чтобы в далёкой и суровой разлуке, ничуть не очерствев сердцем, обратиться к любимому уголку Земли с такими словами печали и мужества».

Я приведу небольшой фрагмент из письма в переводе Давида Симановича: «Давно уже, мой любимый город, я тебя не видел, не слышал, не разговаривал с твоими облаками и не опирался на твои заборы. Как грустный странник — я только нёс все годы твоё дыхание на моих картинах. И так с тобой беседовал и, как во сне, тебя видел.

Мой дорогой, ты не спросил с болью, почему, ради чего я ушёл от тебя много лет назад.

Юноша, думал ты, что-то ищет, какую-то особую краску, которая рассыпается, как звёзды с неба, и оседает светло и прозрачно, как снег на наши крыши.

Откуда он это берёт, как это приходит к нему? Почему он не может найти всё это рядом, тут в городе, в стране, где родился? Может, этот парень вообще “сумасшедший”? Но сойти с ума от искусства?..

Ты думал: вижу — у этого мальчугана в сердце запал, но он всё “летает”, он срывается с места, у него в голове какой-то “ветерок”.

Я оставил на твоей земле — моя родина, моя душа — гору, в которой под рассыпанными камнями спят вечным сном мои родители…

Я не жил с тобой, но не было ни одной моей картины, которая не дышала бы твоим духом и отражением».

Перевод письма Шагала Симанович делал с подстрочника оригинала. Это не перепевы чужих переводов.

В 1994 году мы делали представление, посвящённое окончанию Первого Международного Шагаловского пленера. Оно называлось «Я жизнь прожил в предощущении чуда…». Потом были ещё уличные шагаловские представления. Но это было первым. По небу, над Ратушей летали скрипачи. И звуковым сопровождением этой феерии было письмо Шагала «Моему родному Витебску». Оно звучало на идише, русском и французском языках. На идише начитывал письмо я. Не знал, где взять текст на еврейском языке и, естественно, обратился к Давиду Григорьевичу. Он дал мне несколько страничек машинописного текста, где русскими буквами были написаны еврейские слова этого письма. То есть Симанович, когда делал перевод, читал письмо на идише и слышал интонации языка. Старался в переводе попасть в эту музыку. Думаю, что подстрочник ему помог сделать (помог!) Лев Исаакович Юдовин.

Симанович и в дальнейшем творчестве обращался к стихам Шагала.

Из статьи Давида Симановича «Я подарил творенья дух (О стихах Марка Шагала)».

«Поэтические книги Шагала, хоть и небольшими тиражами, выходили на идише, переводились на французский и иврит. И только в недавние годы стали достоянием читателей на родине. На русский язык их переводили Лев Беринский, Андрей Вознесенский и я.

А на белорусском – зазвучали в переводах Рыгора Бородулина. Конечно, за каждым стихотворением я вижу уже и его переводчика, ставшего и своеобразным соавтором. Да и как может не почувствоваться стиль и манера таких больших поэтов, как Андрей Вознесенский и Рыгор Бородулин. Ближе к оригиналу Лев Беринский, который перевёл с идиша целую книгу стихов и прозы Марка Шагала «Ангел над крышами». Почти одновременно в Минске вышло сувенирное издание «Марк Шагал. Паэзія», в которое вошли переводы на двух языках: Рыгора Бородулина – на белорусском, Льва Беринского и мои – на русском».

Существуют разные мнения о переводах Шагала на русский язык. Знаю утверждение, что с оригинала переводил Лев Беринский, другие поэты, работая с Шагалом делали вариации на темы его стихов.

Но я снова сошлюсь на Давида Григорьевича Симановича.

«В юности, мечтая стать поэтом, Шагал начал писать стихи на русском языке, а потом перешёл на родной еврейский — на идиш, на котором выходили его поэтические книги.

В разные годы я переводил с идиша строки Марка Шагала из его поэмы “Майн вайтэ гейм” — “Мой далёкий дом”, в которой запечатлены яркими красками в слове и любимый Витебск (“Эс клынкт ин мир ды штот ды вайтэ” — “Звенит во мне далёкий город”), и первый учитель Юдель Пэн, и вечная Муза художника Белла, и мать, и отец, и брат Давид, и еврейский народ.

Переводил я с оригинала и отдельные стихи или фрагменты из них, иногда лишь чуть-чуть отступая от первоисточника, стараясь донести до русскоязычного читателя силу и красоту шагаловской поэзии: “Белла”, “Моя жена”, “Первый учитель”, “Памяти художников — жертв Холокоста”, “Благодарю Тебя”».

Звенит во мне далёкий город

Звенит во мне далёкий город,
Церкви белые и синагоги.
Открыты двери навстречу горю,
Навстречу радости и тревоге.

Под небом синим жизнь дальше мчится.
Кривые улочки во мне взгрустнули,
И тихо дремлют седые птицы —
Надгробья, где предки мои уснули.

В цветах и красках моя картина
Стоит на грани жизни и смерти.
Её прикрою любовью сына,
Её укрою дыханьем сердца.

Иду сквозь пламя. Пылают годы.
Но город мой на земле остался.
Тот мир, ушедший во сне, приходит,
И где-то в нём я затерялся.

Теперь меня не ищите нигде вы,
Сам от себя убежал я, немилый.
Состарились молодости моей деревья.
И плачу я над своей могилой.

Благодарю тебя

Мой Бог, — за свет такой,
Что Ты мне даровал —
Благодарю Тебя.

Мой Бог, — и за покой,
Что Ты мне ниспослал —
Благодарю Тебя.

Мой Бог, — лишь ночь опять —
Глаза закроешь мне
До наступленья дня.

Но буду рисовать
На небе и Земле
Картины для Тебя.

Давид Симанович, занимаясь переводами с идиша, не останавливался только на шагаловской поэзии. Для белорусских издательств он переводил стихи поэтов, погибших в годы Великой Отечественной войны.

Этими переводами занимались хорошие поэты. В частности Наум Кислик, Давид Симанович.

Давид Григорьевич переводил стихи своего земляка Шимона Лельчука. Лельчук вырос в Полесье в Калинковичах. В 1941 году служил в армии и погиб в первые же дни войны.

Жаворонок

Он повис на нитке золотой
Между небом синим и землей.

Снег осел, чернея у оград,
И сосульки, как штыки, висят.

Слышишь, где-то песня родилась,
Меж зимою и весной рождая связь.

И вокруг уже весенний вид –
Слышишь, он, невидимый, звенит.

Над полями, над шатром лесов –
Песня серебристая без слов.

Симанович переводил стихи Генаха Шведика. Поэт погиб в 28 лет в 1942 году. В 1989 году вышел сборник «Материнская слёза». 

Увезёт на фронт нас эшелон.
А пока по Самарканду мы шагаем...
Мамы, мамы!...
Мы со всех сторон
Ваши взгляды добрые встречаем.

И в какие я глаза ни загляну –
Узнаю глаза любимой мамы.
И во всех глазах мечту одну
Вижу: чтоб нас пули миновали...

Насколько я знаю, были поэты, которые сами обращались к Давиду Григорьевичу с просьбой о переводе их стихов, или кто-то ему советовал обратить внимание и сделать перевод. Разные путями приходили стихи для переводов к Симановичу. Он был в этом смысле безотказным человеком.

Белорусский поэт Феликс Баторин в конце 80-х – начале 90-х годов написал цикл стихов на идише, подписаны они были его фамилией Феликс Хаймович и они легли на стол Давиду Григорьевичу.

Забытый колодец

Давно затянут тиною колодец.
Течёт ведро, ржавеет цепь.
Густеет мрак.
И время, как слепой канатоходец,
Воды не может зачерпнуть никак.

А я хотел бы подойти однажды
Сюда и времени усталому помочь,
Чтобы оно не мучилось от жажды
Ни в знойный день,
ни в пасмурную ночь.

В 2003 году я подготовил и издал книгу «Остров Релеса». До войны в еврейской секции Союза писателей Белоруссии было 60 литераторов. Гирш Релес последний из этой когорты, умер в конце 90-х годов.

Давид Григорьевич не только написал стихотворение, которое дало название книги «Остров Релеса». С его стихов и стихов Аллы Левиной начинается эта книга. По моей просьбе он бескорыстно сделал перевод стихотворение Гирша Релеса.

Они летят за мной –
Воспоминания –
Дермонунген –
Седой души моей.
И если б мог,
Я это твёрдо знаю,
Прогнал их,
Как с забора снегирей.

Из леса обнажённого
Укрыться
От горести судьбы
Они спешат,
Голодные
Воспоминанья-птицы,
Продрогшие

В мороз и снегопад

Слетаются, как будто
Я им – няня,
Отец родной,
Бредущий сквозь года…
Вы – боль моя –
Мои воспоминанья…
Что вас живит?
Что вас влечёт сюда?

Подстрочники для переводов с идиша Давиду Григорьевичу не раз помогал делать Лев Исаакович Юдовин. Врач по специальности, человек, буквально, влюбленный в язык идиш. Помню, в конце 80-х в Витебск приезжал писатель Гирш Релес. Юдовин пошёл на вокзал его встречать, чтобы иметь возможность лишний полчаса поговорить на языке идиш. К этому времени круг общения на еврейском языке уже был небольшим.

Симанович пригласил на одну из литературных передач на витебское телевидение, где он тогда работал, Льва Юдовина, который читал стихи на идише. (Юдовин писал и стихи, и воспоминания на еврейском языке). И вероятно, для этой передачи Давид Григорьевич сделал перевод стихотворения Льва Юдовина «Был у меня когда-то дом...»

Посвящено родному местечку Бешенковичи

Был у меня когда-то дом,
Так много лет тому назад.
Он снится мне. И под окном
Листвою ветки шелестят.

И вишня старая – мой друг
Мне шлёт из юности привет.
И засыпает всё вокруг
Вишнёвый цвет, весенний цвет.

И зреют вишенки, звеня,
С кислинкой юности моей.
Мои родные и друзья
Меня встречают у дверей.

Всё выше дерево, а ствол
В родной земле укоренен.
В ветвях зелёных я нашёл
Гнездо и птичий перезвон.

Купаясь в солнечных лучах,
Поёт пичуга о весне,
О юных днях, о давних днях
И обо всём, что близко мне.

...Нет больше дома. Вишни нет.
И птицы нет. Но я опять
Готов пройти весь белый свет,
Чтоб их однажды отыскать.

Для Давида Симановича поэзия, и это не просто красивые слова, были неким «райским садом». Он с удовольствием вводил в него новых литераторов. Многие знают, что Симанович безотказно помогал молодым поэтом и не только молодым.

Иосиф Ханин родился в 1927 году в Орше. До войны окончил 6 классов. С 1952 года работал слесарем на оршанском заводе «Красный Борец».

Его первая публикация была в журнале «Мишпоха». Когда автору исполнилось 80 лет. Переводы стихов Ханина сделал Давид Симанович.

Не секрет, что поэтов часто делают переводчики.

Рэдэлэ (Волчок)

Волчок мой кружится, кружится...
Возок мой уносится в свет...
А кто же ответит, скажите,
Где взять мне то, чего нет?
Где взять мне хоть каплю удачи,
Хоть чуточку радости взять,
Чтоб стало, как в детстве, горячим
Усталое сердце опять?
Чтоб дочка развеяла тучи
Печалей, тревог и разлук,
Чтоб жизнь стала чище и лучше,
И вырос счастливым мой внук!
Волчок мой кружится, кружится...

И завершая рассказ, я хочу обратиться к дневникам Давида Симановича:

«На литературных встречах, отвечая на вопросы, как рождаются стихи, я почти серьёзно говорю, что они надиктовываются свыше... И однажды в Израиле на берегу моря я вдруг словно услышал с небес и записал стихи на идише...

Откуда вдруг еврейские слова
на идише моём полузабытом?
Как будто я пришёл к могильным плитам,
где мать с отцом и палая листва.
И голоса доносятся едва:
– Мы ждём тебя!
Но ты не торопись –
пусть будет долгою твоя земная жизнь.
Но, продолжая свой тернистый путь,
ты наш язык, ты идиш не забудь.
Мы жили с ним, он был наш свет и гимн.
И ты его не дай забыть другим...

***

И, наверное, вовсе я не согрешу
над родными могильными плитами,
если русскими буквами я запишу
мою еврейскую песенку –
а идише лыдэлэ...

Это единственное стихотворение, которое Давид Симанович написал на идиш и сам же его перевел на русский язык.

Ны то ба мир а шлысэлэ 
фун ёрн ун фун гелт, 
нор вил их нох абисэлэ
лэбн аф дэр велт
Ун шпилн мит ди эйныклах,
ун трынкен вайсэ вайн
ун зэн ин гутэ эйныкайт,
ви алэ глыклых зайн. 

Еврейская песенка

Хоть нет у меня ключика
года остановить,
хочу на белом свете я
ещё чуть-чуть пожить.
Пить белое и красное,
и с внуками играть,
и как все станут счастливы,
однажды увидать.

Аркадий ШУЛЬМАН