Перед вами – Зиси Вейцман, мой древнееврейский друг, который, кроме всего прочего – переводов прозы с языка идиша, собственных очерков, творческих портретов коллег – лет сорок с лишним пишет и стихи на мамэ-лошн. То есть «ещё немножко шьет».
И это его «шитьё» про житьё-бытьё мне (и не только мне) очень по вкусу.
И я всегда с удовольствием переводил его стихи с почти угодившего в Красную книгу языка идиша на общедоступный русский.
И надеюсь делать это и впредь.
Леонид ШКОЛЬНИК
РАЗГОВОР
«Товарищ полковник, товарищ полковник!
Откуда вы родом: из Бельц или Ковно?
Простите меня за нескромный вопрос.
Но ваши глаза – как две чёрные сливы,
И если уж быть до конца справедливым,
Ваш нос мне напомнил мой собственный нос...»
Полковник устало сидит у стола,
Дымит сигаретой, вздыхает: «Дела...
Скажи-ка мне, Вейцман, надежда моя:
Как будет на идиш “родная земля”»?..
г. Свободный, Амурская обл., 1971 г.
***
Скажи, что делать мне в июне,
Когда, застенчивы и юны,
деревья летние стоят,
и, настежь двери открывая,
ты улыбаешься, смешная,
и что-то шепчешь невпопад?..
Скажи, что делать ночью летней,
когда звезды полёт последний
навек запомнился двоим,
когда на улицах зелёных
звучат шаги, слова влюблённых
и только мы с тобой молчим?..
Скажи, что делать нам с тобою,
когда над нами, над землёю
прекрасен день и даль ясна,
когда весь мир июнь заполнил,
и я давным-давно запомнил:
ты для меня из всех – одна...
СВАДЬБА
Свадьба пенилась, как пиво,
и, забыв усталость,
все задумались ревниво:
что кому досталось?
Приглашённым – стол богатый,
шум и гам – соседям.
Первый тост достался сватам,
а друзьям – последний.
Мамочке – покой под старость.
Плясунам – удача.
Ну, а мне жена досталась.
Кто меня богаче?
ПЕСНЯ
Нет, здесь вины моей ты не найдёшь.
Я в этом деле стрелочник, не боле.
Виной всему случившемуся дождь,
который нынче буйствует на воле.
Наполнил он тревогою меня
и беспокойства незнакомым светом,
и я брожу, один лишь дождь виня
за то, что соблазнил писать об этом...
Нет, здесь вины моей ты не найдёшь.
Во всём весна, конечно, виновата.
И я тяну к ней лодочку ладош,
и каждая, как ласточка, крылата.
Нет, здесь вины моей ты не найдёшь...
Не откажись от доброго совета:
спроси тайгу, когда в неё войдёшь,
откуда появилась песня эта.
Я эту песню выдумал не сам.
Она сама отправилась в дорогу,
и ветер, что шатался по лесам,
принёс её к весеннему порогу...
ДО ПОСЛЕДНЕЙ СТРОЧКИ
Мне хочется, чтоб добрый этот мир
был не знаком с печалью и войною,
чтоб, согревая тысячи квартир,
вставало утром солнце надо мною.
И я хочу, чтоб слёзы и тоска
с лица Земли, как талый снег, исчезли,
чтобы остались музыка и песни,
любовь, капель, амурская тайга...
Суть мира – не в постройках на золе
и не в слепом прозрении мгновенном.
И если кровь, чтоб жить, нужна Земле,
я быть согласен донором бессменным.
Я защищать мой добрый мир готов,
не требуя ни славы, ни отсрочки.
А если мир потребует стихов,
я всё отдам. До буковки. До строчки.
***
Музыкант, взобравшийся на крышу,
он творит руками чудеса.
Но не флейту я ночами слышу –
горькие, как память, голоса.
...Печи над Освенцимом дымили.
о войну споткнулась тишина.
Дочь и внук у музыканта были,
а осталась музыка одна.
И осталось старому еврею
петь и плакать, помнить и играть.
Это страшно – с музыкой старея,
под свою же флейту умирать.
Словно внука к сердцу прижимая,
держит флейту он перед собой,
и летит мелодия, сгорая,
в дым седой...
КОНЬКИ
Из серебра мои коньки,
они искрятся и сияют,
и на зеркальный лёд реки
я, как царевич, выплываю.
И слаще мёда ветер встречный,
я с ним бегу вперегонки,
но вдруг из памяти беспечной
другие выплывут коньки:
Две деревянные лошадки
на льду, как зеркало, литом,
и, словно кучер в жаркой шапке,
я погоняю их кнутом.
И зачарованные дети
всё смотрят, смотрят мне вослед,
как я лечу сквозь горький ветер
послевоенных трудных лет...
Из серебра мои коньки,
они искрятся и сияют,
и на зеркальный лёд реки
я, как царевич, выплываю.
Кричу я девочке: «Держись!»,
смеюсь, подбадриваю взглядом.
Она бежит со мною рядом –
попутчица, девчонка Жизнь...
***
Вот и звёздочка упала
на леса ночные,
и деревьям стыдно стало
спать в часы такие,
и они шумят, как люди,
ночь ругают злую...
Ну а ты шуметь не будешь,
если поцелую?..
ПЕРВЫЙ СНЕГ
Неужто приспела пора снегопада?
Неужто для снега приспела пора?
А мне разобраться бы в осени надо,
присесть, помолчать в тишине у костра,
заметить бы жёсткой листвы позолоту
на белом, на чистом, на первом снегу.
Пускай, как птенец, не привык я к полёту,
Но, знаешь, уже не летать не могу.
И пусть не привык я к следам у порога,
к озябшим деревьям, стучащим в окно,
Я понял, что повода нет для тревоги.
Есть повод для снега.
Он выпал давно.
Перевод с идиша
Леонида ШКОЛЬНИКА
МИХОЭЛС
Золотящийся отблеск свечи,
грусть мою одолеть научи.
Память чёрная в сердце стучит...
Через страх и запрет – не молчи.
Что мерцаешь, шалунья-свеча?
Не погасни, смотри, сгоряча.
Умудрённая жизнью сполна,
тайна в пламени заключена.
Зеленится подсвечника медь.
Тени, будто боясь не успеть,
громоздятся, становятся в ряд,
сотни глаз, оживая, горят.
И вплетаются в тайну свечи
их немеркнущих взглядов лучи.
К избавленью не высвечен путь.
Разве выход – навеки уснуть?
Жертвы призрак и тень палача
освещает колдунья-свеча.
Золотящийся блик на стене
отражается болью во мне.
Прах стучится сквозь страх и запрет.
Нет покоя.
Забвения – нет.
Перевод с идиша
Инны ФИШБЕЙН
